Больше, чем любовница, стр. 28

– Идете спать, Джейн? Так рано?

– Да, ваша светлость. Спокойной ночи.

– Какие глупости! Вы слышали, что сказала Ангелина? Вы сегодня почетная гостья. А к мнению моей сестры в обществе прислушиваются. Хотя, должен заметить, у нее полностью отсутствует вкус. Розовый ей совсем не к лицу, особенно вкупе с голубыми искусственными цветами, которые она воткнула себе в прическу… Так что проходите в гостиную, Джейн.

– Нет, – сказала она.

– Вы не имеете права отказываться, – заявил Трешем. – И вы будете танцевать. Будете танцевать со мной.

Джейн засмеялась:

– И с вашей тростью – тоже?

– А вот это называется ударом ниже пояса. Запрещенный прием, Джейн. Я буду танцевать с вами без трости. Вальс.

Джейн понимала, что сейчас лучше не перечить герцогу. Но сдаться без боя она не могла.

– Но вы же не танцуете вальс, ваша светлость.

– Кто вам это сказал?

– Вы сами. Сказали не мне, но в моем присутствии. Когда кто-то из ваших гостей заговорил о балах.

– Сегодня я сделаю исключение. Вы ведь танцуете вальс, Джейн, не так ли?

Он предоставил ей возможность уклониться… Требовалось лишь сказать, что она не умеет танцевать. Джейн действительно никогда не танцевала в таком избранном обществе, только с Чарлзом, когда собирались их друзья, всего несколько человек. Но сейчас ей вдруг ужасно захотелось потанцевать именно здесь, в Дадли-Хаусе. Захотелось потанцевать в последний раз, перед тем как исчезнуть, раствориться в безликой толпе работниц и служанок. Джейн внезапно поняла, что она не в силах противиться искушению…

Заметив, что девушка колеблется, Трешем наклонился к ней и прошептал:

– Ваше молчание выдает вас. Пойдемте. – И он протянул ей руку.

Джейн медлила лишь мгновение. Затем молча кивнула, и герцог повел ее в гостиную.

Он повел ее танцевать вальс.

В какой-то момент Джоселин словно прозрел, вернее, окончательно осознал: Джейн Инглби скоро уйдет. Покинет Дадли-Хаус. Она уйдет, и он больше ее не увидит.

Джейн действительно стала почетной гостьей – во всяком случае привлекала к себе всеобщее внимание. Она пока не танцевала, но рядом с ней постоянно находились молодые люди – в том числе Кимбли и Фердинанд, – которые, если бы не Джейн, скорее всего, были бы среди танцующих. Конечно, ее простенькое муслиновое платье совершенно не соответствовало случаю – все остальные дамы сверкали драгоценностями и шелками, – но все же она была очаровательна.

«Она прекрасна, как роза, – думал Джоселин. – Нет, роза слишком вычурна. Как лилия или примула».

Если он задержит ее у себя, непременно возникнут вопросы. Ведь гости, конечно же, заметили, что Джейн – леди до мозга костей. Возможно, сирота, возможно, чья-то внебрачная дочь, если верить ее словам, но тем не менее настоящая леди. При этом на редкость хороша.

Джоселин собирался найти для Джейн подходящее место, но чувствовал, что ему очень не хочется расставаться с ней – во всяком случае, в эту ночь.

Наконец танец закончился, и Трешем поднялся на ноги. Оставив трость возле стула, он, чуть прихрамывая, направился к миссис Марш, игравшей на фортепьяно. Минуту спустя, посовещавшись с аккомпаниаторшей, объявил:

– Джентльмены приглашают дам на вальс!

Уже подходя к Джейн, Джоселин перехватил взгляды Кимбли и Броума – оба смотрели на него так, будто у него вдруг выросла вторая голова. Герцог прекрасно знал, почему так удивляются друзья. Всем было известно, что Трешем не танцует вальс.

– Разрешите, мисс Инглби? – Он протянул ей руку.

– Вы причиняете себе ненужные страдания, – сказала Джейн, когда они шли к центру гостиной. – Возможно, следующие два дня вы совсем не сможете ходить и вам придется сидеть, положив ногу на подушку.

– Тогда вы сможете с удовлетворением отметить, что предупреждали меня об этом, – с улыбкой ответил герцог.

Джоселин никогда не вальсировал с девицами на выданье по той простой причине, что вальс – слишком интимный танец для мужчины, старающегося избежать брачных уз. Но он ничего не имел против вальса, если партнерша ему нравилась и ситуация ни к чему не обязывала.

Сейчас был именно такой случай – ему попалась очаровательная партнерша, не набивающаяся в невесты.

Джоселин придерживал ее за талию, а она положила левую руку ему на плечо. При этом они смотрели друг другу прямо в глаза, что создавало ощущение интимной близости. И едва лишь взгляды их встретились, они словно забыли об окружающих, забыли обо всем на свете, закружившись в танце.

Джейн танцевала божественно; казалось, ноги ее вовсе не касаются пола и она парит над ним. В какой-то момент Джоселин понял, что улыбается ей. Более того, он был почти уверен, что ее синие глаза лучатся ответной улыбкой.

Только когда стихла музыка, герцог осознал, что невольно изменил себе – не сумел сохранить на лице маску надменного высокомерия. И еще он почувствовал, что у него ужасно разболелась нога.

– Я пойду к себе, – сказала Джейн.

– К сожалению, я не могу пойти с тобой, у меня полный дом гостей, – проговорил Джоселин вполголоса.

Она высвободилась из его объятий в тот момент, когда все уже успели поменять партнеров и приготовились к следующему танцу.

– Но я провожу тебя до комнаты, Джейн. О, можешь не смотреть так на мою ногу. Я не калека. Возьми меня под руку.

Разумеется, все видели, как они выходили вместе, но Трешема это не беспокоило. Ведь он не собирался задерживаться… К тому же он твердо решил, что Джейн не останется в его доме надолго – чтобы не возникло ненужных слухов.

В холле и на лестнице царила тишина – гулкая и таинственная. Подобная тишина могла бы подействовать на них отрезвляюще, однако этого не случилось. Впрочем, Джоселин не пытался завести разговор. Превозмогая боль, он медленно поднимался по лестнице, причем боль с каждым шагом усиливалась. Герцог не проронил ни слова, пока они не оказались в коридоре. Остановившись у комнаты Джейн, он сказал:

– Вы пользовались успехом, как я и предсказывал. Даже большим успехом, чем можно было ожидать.

– Спасибо, – кивнула она.

Герцог, похоже, не собирался уходить.

– Ваши родители могли бы вами гордиться, Джейн.

– Да, они… – Она осеклась и испытующе посмотрела на Трешема. – Вы хотели сказать, что мои приютские воспитатели могли бы гордиться мной, не так ли? Но талантом не стоит гордиться, ваша светлость. Мой голос – не моя заслуга. Он был дан мне от рождения, как вам – талант композитора и музыканта.

– Джейн… – Джоселин склонился над ней, и его губы прижались к ее губам.

Он даже не пытался обнять Джейн – просто поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй. Наконец он отстранился и, чуть отступив, внимательно посмотрел на нее.

Глаза ее затуманились, щеки горели, влажные губы приоткрылись. Трешем чувствовал, как пульсировало у него в висках, и слышал, как гулко билось его сердце. Если бы только…

Он снова заглянул ей в глаза, а затем распахнул дверь ее комнаты.

– Хорошо, что у меня гости. Так нельзя, верно? Еще бы немного… Спокойной ночи, Джейн.

Джейн влетела в комнату и тотчас же услышала, как за ее спиной закрылась дверь.

Прижимая ладони к горящим щекам, она все еще чувствовала его руку у себя на талии, жар его тела и запах его одеколона. А в ушах у нее по-прежнему звучала музыка, звучала как нечто сокровенное и интимное – такого никогда с ней не случалось, когда она танцевала с Чарлзом.

Да, хорошо, что внизу были гости.

Она по-прежнему ощущала вкус его губ, вкус его поцелуя.

Нет, подобное не должно повториться. И сейчас не следовало такое допускать.

Джейн вдруг показалось, что в груди ее словно образовалась зияющая пустота, и ей стало страшно.

Глава 11

Гонки до Брайтона должны были начаться у Гайд-парка в половине девятого. К счастью, день выдался ясный и безветренный, самый подходящий для гонок.

Джоселин вышел из дома с тростью в руке и, отпустив конюха, без посторонней помощи забрался в коляску. Он собирался прокатиться лишь до парка и обратно; следовало сказать Фердинанду несколько слов, разумеется, как напутствие, а не совет. Дадли не любили следовать советам, даже если эти советы исходили от родственников.