Где-то я это все… когда-то видел(СИ), стр. 44

— Ты кто, парень?

— Сейчас это не важно.

— А что… важно?

— То, что я могу подсказать Вам выход.

Мужчина угрюмо хмыкнул.

— Выход? Какой выход? Откуда?

— Из того тупика, куда Вас загнали известные мне люди.

— Ч-что? Что за ерунда? Ты что такое говоришь…м-мальчик?

Ну, по крайне мере, появились эмоциональные реакции. И то хлеб.

«Больной скорее жив, чем мертв…»

— Сначала я расскажу то, что с Вами произошло. Не возражаете?

— Н-ну. Расскажи.

— На детали не претендую, но суть такова. Скорее всего, все началось с вашего особиста. Раз Вы на хорошем счету в части, значит и с особистом у Вас нормальные отношения…

— Были…

— Были, — согласился я, — но в первый раз он встретился с Вами и предупредил о дурацкой анонимке…

— Откуда ты знаешь? Ты кто?

Родькин отец впился глазами в мое лицо. Руки вцепились в края стола.

— Успокойтесь, Анатолий Игоревич. Понятие «спецслужбы» Вам знакомы?

— Н-ну…

— А как Вы считаете, спецслужбы теоретически могут использовать для определенных узконаправленных целей агентов с…как бы это сказать… с определенным возрастным цензом, далеким от совершеннолетия?

— Хочешь сказать — детей?

— Хочу.

— Наверное…если теоретически… Возможно, да.

— Я перед Вами. Практически.

Оба замолчали. Во дворе с азартом чего-то штурмовали мальчишки, во всю глотку озвучивая треск воображаемых автоматов. В прихожей хлопнула дверь, раздался женский голос. Потом Родькин. Мой собеседник встал из-за стола и прикрыл дверь на кухню. Щелкнул язычок дверного замка.

— Ерунда, какая-то, — сказал он, проходя к столу и садясь на свой табурет, — Была анонимка, верно. О том, что я приторговываю ГэСээМом. Посмеялись на пару с «молчи-молчи»…

— Потом начались проверки и комиссии.

Мужчина замер. А я продолжил:

— В какой-то момент Вас реально зацепили. Здесь я могу только гадать. Скорее всего, была подстава. Что-то важное пропало, или подложили чего-нибудь…

— …Патроны. В летный подсумок. И секретка пропала. Так, пустяки, но с грифом…

— Значит, и то, и то. Дальше было больше. Я говорил раньше — деталей не знаю. Но самое интересное было впереди. Так?

Родькин отец схватился за бутылку. Потом опомнился и отдернул руку, как от жаровни. Усмехнулся.

— Ну, давай. Продолжай,… агент.

«Сарказмом отгораживается, — догадался я, — пытается инстинктивно поставить психологический барьер».

— А потом Вы неожиданно получили повестку из милиции, хотя Родион божился, что к пожару не имеет никакого отношения.

— Ну, про пожар я позже узнал. И Родька клялся тоже потом…

— Не важно. Вы встретились с неприятной женщиной-инспектором, а она дала понять, что Ваши проблемы на службе не случайны. Так?

— Да. Так это и было.

— И Вам было предложено кое-что сделать. И дали время на размышление. Допустим, до послезавтра…

— До завтра.

— А чтобы Вы не сделали глупостей, предупредили самым серьезным образом. К примеру, рассказали, где работает и часто бывает Ваша жена. С точностью по минутам. Где учится, где гуляет и с кем дружит Ваш сын. Чем он болел в раннем детстве. Что ему нравится, и чего он боится.

Мужчина сжимал руки в кулаках до белых костяшек. Медленно поднял на меня глаза.

— Что…мне…делать?

— Все просто. Запоминайте номер. Записывать не надо. Трубку поднимет человек, которого Вы будете звать «Пятый». Назоветесь… скажем… «Эпсилон». Дальше будете действовать по его указаниям.

— А… Родька? Света? Моя жена?

— Кое-что поясню. Ваша вербовка, а то, что я сейчас делаю, именно так и называется, так вот, Ваша вербовка — моя личная инициатива. Можно сказать — должностное преступление. Прямо отсюда я направляюсь к своему руководству и докладываю о Вашем согласии работать с нами. И убеждаю начальство в том, что это единственный выход обезопасить Вашу семью. Вы согласны?

Я специально придал вопросу двоякий смысл: «Вы согласны», что выход единственный, и «Вы согласны» работать вместе с нами. Оба фактора настолько взаимосвязаны, что требуют единого ответа. И этот ответ…

— Да! Я согласен.

— Тогда, позвоните ровно в двадцать ноль-ноль. Звонок будут ждать.

Я встал из-за стола.

— Мне пора. И еще… только один вопрос. Как говорится, без протокола. Как бы Вы поступили, если бы я не появился?

Мужчина бросил быстрый взгляд в мою сторону, потом встал, нерешительно отворил дверцу навесного шкафчика и достал с верхней полки…

…кобуру.

Я так и думал.

Что мы знаем о добре и зле?

Глава 34

Сначала мне «накрутили» за то, что долго нес изъятую у Трюханова кассету. Мичман, к слову, уже давно сидел в допросной, и с ним плотно работали. Пленка при этом была бы более чем уместна.

Досталось, одним словом.

Потом «накрутили» за своеволие при вербовке летчика Проценко. Потом за эту же вербовку… похвалили. И сразу же дали перца за ключи от яхты, которые никак не мог дождаться несчастный Гришко.

Несмотря на его продолжительные страдания в яхт-клубе, на меня еще потратили чуть-чуть времени, чтобы всласть поплясать на моих бренных останках. А когда я, жалея ни в чем не повинного капитана, попросил транспорт, мне грозно указали на дверь. С дружеским советом прогуляться ножками.

Ну, вот где логика?

У меня даже мелькнула мысль устроить детскую истерику, которой я порадовал в школе Гришко при нашем с ним знакомстве. Там, кстати, тоже речь шла о транспорте. Только Сергей Владимирович, коротко глянув в мою сторону, с удовольствием потянулся, встал из-за стола и начал выразительно перестегивать брючной ремень. На следующую дырочку.

Понял я. Понял! Иду уже.

— Постой минутку, — остановил меня шеф, — есть важная оперативная информация. Тебе стоит знать.

Я молча вернулся к столу и сел.

— Сегодня вышли на Агрипину Бонц. Точнее, она сама вышла на засадный пост. В районе Монастырской балки у Фиолента. От преследования уходила к морю, там сорвалась со скалы. Получила травмы, не совместимые с жизнью. Это все.

Не радостно.

— Шла к точке эвакуации?

Пятый устало потер лоб.

— Избавь меня от очевидных предположений. Давай, лучше, займись своими долгами. Тут четыре остановки на троллейбусе — одна нога там, другая здесь. Вернешься, будем думать. И, кстати, завтра на выписку. Мать заждалась уже.

Кончаются мои домашние каникулы. Здравствуй, школа! Соскучились по мне, наверное, палочки в прописях, да таблица умножения на задней странице тетрадки в клеточку.

Я вздохнул и вышел из кабинета.

Под вечер стало пасмурно. Осень уверенно вытесняла угасающее дыхание лета. На тротуарах стали появляться первые сухие листья и глянцевые кругляши каштанов, упруго скачущие по асфальту от удачного пинка ногой. Лохмотья низких кучевых облаков стремительно неслись по небу, будто опаздывая заполнить весь мир вокруг мрачной и унылой сыростью…

…Зато яхт-клуб блестел девственной чистотой!

Казалось, что бетонное покрытие в отдельных местах отмывали чуть ли не с шампунем. По крайней мере, солью и гнилыми водорослями уже почти не воняло. Яхты на суше стояли четко выровненными по шнурку рядами. Аккуратными стопками на палубах красовались спасательные жилеты и сложенный брезент. Особо порадовал новый, по-театральному яркий и жизнерадостный пожарный щит возле дежурки.

А вот товарища капитана на яхте жизнерадостным назвать было очень трудно. Угрожающе сложив руки на груди и прислонившись задом о переборку рубки, он в мрачном безмолвии наблюдал, как я приближаюсь к месту расправы. Праздника из моего прибытия на судно не получилось. Позвякивать ключами у себя перед носом и заискивающе улыбаться я начал еще задолго до подхода к трапу. Только ледяная глыба таять не собираясь.

— Вс-с-сыпать бы тебе, — с чувством произнес Гришко, выхватывая у меня ключи, — по первое число! Весь день испоганил, паршивец.

— Степан Андреевич! Миленький! Ругайте меня. Ругайте! Нет мне прощения!