Жертвы Северной войны (СИ), стр. 81
Купе оказалось двухместным, и там Уинри и Мари остались одни: Кори помог им убрать сумки в багаж, потом отправился в соседнее, куда у него был билет, и жизнерадостно заявил, что собирается проспать всю дорогу, потому что последние дни заработался насмерть.
Когда они остались одни, Уинри без сил упала на кожаный диванчик и спрятала лицо в ладони.
— Что случилось? — участливо спросила Мари. — Сборы так замучили?..
Но сердце у нее дрогнуло. Она уже поняла — не в сборах дело.
— Если бы, — глухо ответила Уинри из-под ладоней. — Мари… Эдвард в реанимации. При смерти. Элисия сказала — все решится в ближайшие двадцать четыре часа. То есть мы еще даже не успеем доехать до Столицы…
Мари промолчала.
— Извини, — так же глухо продолжила Уинри. — Я не хотела тебе говорить, так же, как девочкам… чтобы ты не гадала… не думала… Ведь ты действительно там нужна, они привезли Жозефину Варди… но… я просто не могу… извини.
— Тшш… — Мари пересела со своего места на сиденье Мари, обняла женщину за плечи. — Все будет хорошо. Правда-правда.
— Извини… — снова повторила Уинри, и разрыдалась.
А у Мари почему-то слез не было. Она решила, что это к лучшему — как-то очень отстраненно решила.
«Неужели убийцы Ала добрались и до его брата?.. Нет… нет! Ал бы… Я в это не верю… Ал умер бы, если бы допустил такое…»
…В той тетрадке со стрекозой, которую Мари сперва не собиралась читать, было написано корявым детским почерком:
«Сегодня нашел тетрадку Уинри, из-за которой она получила двойку. Не буду ей говорить, а то она расстроится. Лучше буду вести дневник. Хорошо, что это именно ее тетрадка. Уинри — самая лучшая девочка на свете. Когда я вырасту, я хочу на ней жениться. Если, конечно, она не скажет, что хочет выйти замуж за моего брата. Тогда пускай женится (зачеркнуто) выходит замуж за него. Все равно она самая лучшая на свете. Главное, чтобы она была счастлива. Так мама говорила. Главное, чтобы бы были счастливы те, о ком ты все время думаешь. Я все время о них думаю — о Уинри и о брате. Про них, наверное, и буду писать в этом дневнике. Потому что про себя писать скучно».
А в одной из толстых тетрадей, почерком еще более корявым и неуклюжим, было выведено:
«Все-таки ночи — самое страшное время. Я понимаю, почему в древности люди боялись ночи. Это время одиночества. Теперь мне ясно, что одиночество страшнее смерти. Его никогда нельзя допускать. Одиноким не должен быть никто. Поэтому я буду бороться до тех пор, пока от моего тела — даже такого тела, как это — осталось хоть что-то. Потому что я хочу, чтобы брат смог зажить когда-нибудь нормальной жизнью. Даже если я погибну, я надеюсь, что мой брат вернет то, что он потерял. Это самое твердое мое чувство. Не будь этой цели, я бы давно уже, наверное, сошел с ума. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить Эдварда за то, что он есть на свете?»
Эдвард: Маттаку… мне устроили сеанс психоанализа, да еще и за глаза!
Мадоши: ыхы-хы… а ты вообще уже валяешься в реанимации!
Эдвард: (обреченно) Сознайся, тебе просто нравится видеть меня и моего двойника в крови и бинтах, да?..
Мадоши: (мечтательно) а еще избитого, несчастного, грязного, ободранного, отчаявшегося, желательно полуголого, а можно даже…
Эдвард: Эй, эй, стоять!!!!! Ты щас договоришься!
Глава 17. Две больницы
В Баргот они прибыли незадолго до полуночи. Нужно было делать пересадку на поезд до Столицы. Кори снова помог им с багажом, и даже выразил желание подождать два часа на вокзале, пока не прибудет поезд.
— Что вы, Кори, зачем такие сложности… — начала было Мари, — у вас же дядя в конце концов, спешите к нему…
— Старый хрыч не развалится, если подождет еще пару часиков, — легкомысленно ответил молодой человек. — А оставить вас здесь одних посреди ночи — и не просите.
— Мари, не спорь, — сказала Уинри усталым голосом. — Я понимаю, что ты у нас девочка вежливая, но в данном случае это ни к чему.
И Мари не стала спорить.
Кори действительно их развлекал, пока они сидели в небольшом кафе, причем Уинри и Кори пили кофе, а Мари — некрепкий чай. Правда, бьющей через край энергии Билла Калхи Кори не хватало, но все же он рассказал несколько забавных случаев со времен своей учебы в Полицейской Академии («И тут заходит сержант…»). Это, в свою очередь, заставило Мари вспомнить несколько подобных же происшествий из ее студенческой жизни, начиная от анекдотично-мрачного, когда две студентки решили поразвлечься после практики в морге и подкинули гражданину в трамвае в карман отрезанное ухо, и кончая остроумным стишком, который Анджей сочинил на Белый день для своей пассии… да вот беда, стишок попал не тому адресату. Бедного парня мстители искали по всему общежитию, пока он отсиживался на квартире у Мари.
Уинри слушала это с улыбкой, и в нужных местах даже смеялась.
Наконец, поезд прибыл. Рыцарство Кори зашло так далеко, что он даже подождал с женщинами на перроне. Наконец, из вагона появились двое военных и решительным шагом направились прямо к ним.
— А, кажется вас встречают… — сказал Кори. — Ну ладно, бывайте, миссис Элрик… и опять же миссис Элрик! До встречи в Ризенбурге.
— До встречи, Кори, — ласково ответила Уинри.
Молодой человек махнул рукой и быстрым шагом покинул платформу. Полупустая сумка болталась у него на плече.
Одного из военных, симпатичного светловолосого мужчину лет сорока, Уинри, как оказалось, знала.
— Капитан Брош! — воскликнула она. — Сколько лет, сколько зим! Господи, как же давно я тебя не видела!
— А, Уинри! — радостно воскликнул он. — Действительно, давненько. Как дочки?
— Замечательно, к школьному спектаклю готовятся. А как Мария, как ваши?
— Мария — хорошо, уже оправилась после операции. Доктор сказал, рецидива не будет. Тед вот осенью в Военную Академию поступил, Колин в седьмой класс пошел. Лоботряс, конечно, одни тройки. Не то, что старший брат.
— Тройки — дело житейское, — махнула Уинри рукой. — Слушай, а почему ты нас встречаешь?.. Ты же вроде как в армии, а не в Особом… По знакомству?
— И это тоже. Но вообще тут свои причины есть, потом расскажу… Пойдемте в купе… а, кстати, вы — Мари Элрик, полагаю?
— Да, — сказала Мари, гадая, посвящен ли этот человек в изобретенное Эдвардом прикрытие. — Можно просто Мари.
— Ох, извините, забыла вас представить… — сказала Уинри.
— Да ничего, — отмахнулся капитан. — Я — капитан Денис Брош, очень приятно. Старый знакомый и, даже можно сказать, фанат семьи Элрик.
— Шуточки у тебя, — поморщилась Уинри.
— А что?.. Встреча с Эдвардом и Альфонсом, можно сказать, оказала неизгладимое впечатление на мою неокрепшую юношескую психику… Мари, можете мне поверить, я был легкомысленным молодым человеком, а после встречи с ними стал еще легкомысленней! Уинри, да давай же ты мне свой чемодан! И вы, Мари, тоже давайте. Да, а это мой временный подчиненный на время деликатного задания по встрече особо ценных вас, лейтенант Шорт. Не удивляйтесь его, можно сказать, недовольной физиономии, он как раз из Особого отдела. Почему-то Эдвард собирает вокруг себя очень серьезных ребят и не менее мрачных девушек.
Лейтенант Шорт был таким же невысоким и не слишком атлетически сложенным молодым человеком, как Кори. Уголки его губ чуть дрогнули при словах Броша, но тут же вернулись в прежнее положение, наглядно показывая, что все не так страшно.
Капитан Брош, не переставая болтать, помог Уинри и Мари взобраться на поезд, довел их до купе.
— Ну вот, можно сказать, ваше место обитания, располагайтесь, — весело сказал он. — Что, спать будете, или придти посидеть?.. Свежие новости из Столицы, кинопостановки, то се…
— Велики и могучи языки Аместрис… «придти посидеть» [8]… Не знаю… — Уинри бросила какой-то отсутствующий взгляд на окно купе, за которым смутно белела подсвеченная фонарем стена вокзала. — Мари, ты как?