Воин кровавых времен, стр. 23

Он протянул руку и провел пальцем по ее бледной груди.

— И не знаешь Келлхуса.

— Таких замечательных людей не бывает… Я же шлюха, ты не забыл?

— Это мы посмотрим, — сказал Ахкеймион, толкая ее на спину.

Они поцеловались. Поцелуй был жарким и долгим.

— Мы, — повторила Эсменет и рассмеялась, словно эта мысль одновременно и радовала ее, и причиняла боль. — Теперь это вправду «мы» — верно?

С робкой, почти испуганной улыбкой она помогла Ахкеймиону снять одежду.

— Когда я не мог найти тебя, — сказал он, — или когда ты отвернулась, я чувствовал… чувствовал себя пустым, будто мое сердце сделано из дыма… Разве это не «мы»?

Эсменет прижала его к циновке и оседлала.

— Я понимаю тебя, — отозвалась она.

По щекам ее ручьями текли слезы.

— Значит, так тому и быть.

«Один барашек, — подумал Ахкеймион, — за десять быков». Узнавание.

От соприкосновения его мужское достоинство затвердело; Ахкеймиону не терпелось познать ее снова. Как всегда, на него обрушилась вереница образов, и каждый — словно острый нож. Окровавленные лица. Бряцание бронзовых доспехов. Люди, истребленные заклинаниями. Драконы с железными зубами… Но Эсменет приподняла бедра и одним толчком оборвала одновременно и прошлое, и будущее, оставив лишь восхитительную боль настоящего. У Ахкеймиона вырвался крик.

Эсменет принялась тереться об него, не с ловкостью шлюхи, надеющейся побыстрее отработать монеты, а с неуклюжим эгоизмом любовницы, ищущей утоления, — любовницы или жены. Сегодня она собиралась получить его, и на это — Ахкеймион знал — не способна ни одна проститутка.

Тварь, носящая лицо проститутки, сидела в темноте — на расстоянии вытянутой руки — и ловила звуки любовной возни. И думала о слабости плоти, обо всех нуждах, от которых сама она была избавлена.

Воздух наполнился их стонами и запахом, тяжелым запахом немытых тел, бьющихся друг о дружку. Это был по-своему даже приятный запах. Лишенный разве что привкуса страха.

Запах животных, похотливых животных.

Но тварь кое-что понимала в похоти. Вернее, не кое-что, а гораздо больше. Страсть — это тоже путь, и зодчие твари не обделили страстью свое творение. О да, зодчие — не дураки.

Экстаз в лице. Восторг в обмане. Оргазм в убийстве…

И уверенность во тьме.

ГЛАВА 4

АСГИЛИОХ

4111 год Бивня, начало лета, крепость Асгилиох

Ахкеймион и Эсменет проснулись, сжимая друг друга в объятиях, и оба смутились, вспомнив минувшую ночь. Они поцеловались, чтобы заглушить свои страхи, а пока лагерь медленно просыпался, их мягко, но неудержимо повлекло друг к другу, и они занялись любовью. Потом Эсменет некоторое время лежала молча, отводя взгляд всякий раз, когда Ахкеймион пытался заглянуть ей в глаза. Сперва эта неожиданная перемена в ее поведении озадачила и разозлила его, но потом Ахкеймион понял, что она боится. Прошлой ночью она разделила с ним палатку. Сегодня ей предстояло разделить с Ахкеймионом его друзей, его повседневные беседы — его жизнь.

— Не волнуйся, — проговорил Ахкеймион, пока она нервно возилась со своей хасой. — В выборе друзей я куда более разборчив.

Недовольство вытеснило страх из ее глаз.

— Более разборчив, чем в чем?

Ахкеймион подмигнул ей.

— Чем в выборе женщин.

Эсменет опустила взгляд, улыбнулась и покачала головой.

Ахкеймион услышал, как она вполголоса ругается. Когда он принялся выбираться из палатки, она ущипнула его за ягодицу, да так, что он взвыл.

Обняв Эсменет за талию, Ахкеймион подвел ее к Ксинему, который разговаривал о чем-то с Грязным Динхом. Когда он представил Эсменет, Ксинем небрежно поздоровался с ней и тут же указал на размытую полосу дыма у восточного края горизонта. Он объяснил, что фаним перешли горы и сейчас пересекают плоскогорье. Очевидно, крупное село, именуемое Тусам, ночью было захвачено врасплох и сожжено дотла. Пройас пожелал лично осмотреть разоренную деревню вместе со своими старшими офицерами.

Вскоре маршал покинул их, на ходу выкрикивая приказы. Ахкеймион и Эсменет вернулись к костру и некоторое время сидели молча, наблюдая, как по дорожкам лагеря движутся длинные колонны аттремпских кавалеристов. Ахкеймион чувствовал, что Эсменет одолевают дурные предчувствия, что она боится, как бы он не стал стыдиться ее, но не находил слов, чтобы развеселить или утешить женщину. Он мог лишь наблюдать, как она осматривается, чувствуя себя изгоем в лагере маршала.

Затем к ним присоединился Келлхус.

— Итак, началось, — сказал он.

— Что началось? — переспросил Ахкеймион.

— Кровопролитие.

Ахкеймион, несколько оробев, представил ему Эсменет. Он мысленно скривился от холодности ее тона — и от вида крупного синяка у нее на лице. Но даже если Келлхус и заметил это, то, похоже, нисколько не смутился.

— Новый человек, — сказал он, тепло улыбаясь. — Не бородатый и не тощий.

— Пока что… — добавил Ахкеймион.

— Ну уж бородой я точно не обрасту! — в шутку возмутилась Эсменет.

Они рассмеялись, и враждебность Эсменет вроде бы улетучилась.

Вскоре появилась Серве, все еще кутавшаяся в одеяло. Сперва Эсменет явно вызвала у нее сложное чувство, нечто среднее между изумлением и ужасом, а когда Серве заметила, что Эсменет не просто слушает мужчин, но и разговаривает с ними, то ощутимо начала склоняться ко второму. Ахкеймиона это беспокоило, но он не сомневался, что женщины подружатся, хотя бы из стремления отдохнуть от мужских бесед.

Отчего-то лагерь угнетал Ахкеймиона. Ему невыносимо было сидеть на месте, и он предложил прогуляться в горы. Келлхус мгновенно согласился, сказав, что давно хотел посмотреть на Священное воинство со стороны.

— Чтобы понять что-то, — сказал он, — нужно взглянуть на это сверху.

Уставшая от одиночества Серве так обрадовалась возможности поучаствовать в прогулке, что на нее почти неловко было смотреть. А Эсменет, казалось, была счастлива уже тому, что может держать Ахкеймиона за руку.

Коренастые, могучие отроги гор Унарас грозно вырисовывались на фоне лазурного неба и, изогнувшись, словно ряд древних зубов, уходили к горизонту. Путники все утро искали место, откуда можно было бы увидеть Священное воинство целиком, но лабиринт склонов сбивал с толку, и чем дальше они заходили, тем больше казалось, что они видят лишь окраины огромного лагеря, теряющегося в дыму бесчисленных костров. Несколько раз им попадались конные патрули, советовавшие остерегаться разведывательных отрядов фаним. Группа конрийских кавалеристов, которыми командовал один из родичей Ксинема, упорно желала сопровождать их, утверждая, что им необходим вооруженный эскорт, но Келлхус, используя статус айнритийского князя, отослал их.

Когда Эсменет спросила, разумно ли было это делать — ведь опасность и вправду есть, — Келлхус сказал лишь:

— С нами адепт Завета.

Эсменет подумала и согласилась с тем, что это правда, но все разговоры о язычниках нервировали ее, напоминая что Священное воинство вообще-то идет навстречу вполне конкретному врагу. Она поймала себя на том, что все чаще посматривает на восток, словно ждет, когда за очередным холмом покажутся дымящиеся развалины Тусама.