Слуги Темного Властелина, стр. 111

– Не зависит от меня и то, во что ты веришь или не веришь. Что же до моего внешнего вида – все, что я могу сказать, это что мое паломничество было нелегким.

«Анасуримбор вернется…»

– Паломничество?

– Да. Паломничество в Шайме. Мы пришли, чтобы умереть за Бивень.

«…Вернется, когда наступит конец света».

– Однако Атритау находится далеко за пределами Трех Морей. Как же ты узнал о Священной войне?

Норсираец поколебался, как будто был не уверен в том, что собирался сказать, и боялся этого.

– Сны. Кто-то послал мне сны. «Этого не может быть!»

– Кто-то? Кто именно?

Норсираец не мог ответить на этот вопрос.

ГЛАВА 16

МОМЕМН

«Те из нас, что остались в живых, всегда впадали и будут впадать в растерянность, вспоминая его приход. И не потому, что он тогда был другим. У меня такое странное ощущение, что он вообще не менялся. Менялись мы. Если теперь он кажется нам совсем другим, то лишь потому, что он изменил все вокруг себя».

Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»

Конец весны, 4111 год Бивня, Момемн

Солнце только что село. Человек, называвший себя Анасуримбором Келлхусом, сидел, скрестив ноги, в круге света своего костра, у шатра, полотняные стенки которого были расшиты черными орлами – видимо, шатер был подарком Пройаса. На первый взгляд, в этом человеке не было ничего особо впечатляющего, разве что длинные, соломенного цвета волосы, мягкие, как горностаевый мех, казавшиеся удивительно неуместными в свете пламени. Ахкеймион подумал, что эти волосы созданы для солнца. Раненая девушка, которая так отчаянно цеплялась за него накануне, сидела рядом с ним в простом, но элегантном платье. Они оба вымылись и сменили свои лохмотья на одежду из гардероба самого принца. Подойдя ближе, Ахкеймион был поражен красотой женщины. Прежде она больше походила на избитую девочку-бродяжку.

Они оба смотрели, как он приближается к ним. Их лица были видны в свете костра очень отчетливо.

– Ты, должно быть, Друз Ахкеймион, – сказал князь Атритау.

– Я вижу, принц предупредил вас насчет меня. Князь понимающе улыбнулся – более чем понимающе.

Эта улыбка была не похожа ни на одну из тех, что Ахкеймиону доводилось видеть прежде. Казалось, этот человек понимает его больше, чем хотелось бы самому Ахкеймиону.

И тут до него вдруг дошло.

«Я знаю этого человека!»

Но как можно знать человека, которого ты никогда прежде не встречал? Разве что ты уже видел его сына или какого-нибудь другого родственника… Перед его мысленным взором промелькнули образы из недавнего сна, в котором он держал на коленях голову убитого Анасуримбора Кельмомаса. Сходство было несомненным: та же складка между бровей, те же длинные впалые щеки, глубоко посаженные глаза.

«Это действительно один из Анасуримборов! Но ведь это же невозможно…»

Однако, похоже, наступило время для невозможного.

Священное воинство, собравшееся у мрачных стен Момемна, представляло собой зрелище не менее ошеломляющее, чем любой из Ахкеймионовых кошмаров о Древних войнах – если не считать жутких сражений в Агонгорее и безнадежной осады Голготтерата. Прибытие скюльвенда и князя Атритау только подтверждало абсурдный масштаб Священной войны – как будто сама древняя история явилась, чтобы помазать ее на царство.

«Один из моих потомков вернется, Сесватха, – Анасуримбор вернется…»

Как ни примечательно было появление скюльвенда, его все же можно было счесть случайностью. Но князь Анасуримбор Келлхус из Атритау – совсем другое дело. Анасуримбор! Воистину достославное имя. Династия Анасуримборов была третьей и наиболее могущественной из династий правителей Куниюрии. Завет полагал, будто этот род угас много тысяч лет назад – если он и не прервался со смертью Кельмомаса II на поле Эленеот, то, значит, при падении великого Трайсе несколько лет спустя. Однако это было не так. Кровь первого и главного соперника He-бога каким-то образом сохранилась и дожила до нынешних дней… Невозможно.

«…Когда наступит конец света».

– Пройас меня предупредил, – кивнул Келлхус. – Он сказал мне, что таким, как ты, по ночам снятся кошмары о моих предках.

Ахкеймион был уязвлен тем, что Пройас все так выложил. Он представил себе, как принц говорит: «Он, конечно, заподозрит, что ты – агент Консульта… Или же он надеется, что Атритау до сих пор воюет с Консультом, и ты принес вести о его неуловимых врагах. Ты можешь высмеять его, если хочешь. Но не пытайся его убедить, что Консульта не существует. Он тебя и слушать не станет».

– Но я всегда полагал, – продолжал Келлхус, – что прежде чем критиковать человека, сперва следует денек поездить на его лошади.

– Чтобы лучше его понять?

– Нет, – ответил Келлхус, пожав плечами и лукаво сверкнув глазами. – Просто тогда ты окажешься на день пути от него, и его лошадь будет у тебя!

Ахкеймион уныло покачал головой, усмехнулся, и все трое разразились смехом.

«Этот человек мне нравится. А что, если он действительно тот, за кого себя выдает?»

Отсмеявшись, Келлхус познакомил его с женщиной, Серве, и пригласил к костру. Ахкеймион уселся у костра напротив него, скрестив ноги.

В подобных ситуациях Ахкеймион редко заранее подготавливал какой-то определенный план. Обычно он запасался горсткой любопытных фактов, и все. Рассказывая обо всяких диковинках, он заодно задавал вопросы, а в полученных ответах принимался искать определенные нити, определенные сигналы, подаваемые словами и выражением лица. Он никогда не знал наперед, чего именно ищет, – знал только, что искать надо. Он полагался на то, что если уж обнаружит нечто ценное, то сразу это поймет. Хороший шпион должен чувствовать такие вещи.

Однако в данном случае с самого начала стало очевидно, что этот метод не действует. Он никогда еще не встречал человека, подобного Анасуримбору Келлхусу.

В его голосе все время слышалось какое-то обещание. Временами Ахкеймион ловил себя на том, что и впрямь напрягается, стараясь получше его расслышать – не потому, что этот человек говорил невнятно: напротив, он говорил на диво четко и бегло, учитывая, как недавно он попал в империю, – но потому, что его голос обладал странной глубиной. Он, казалось, нашептывал: «Я скажу тебе больше, куда больше… Ты только слушай внимательно».

И еще – его лицо, настоящая драма, разыгрывающаяся на его лице. В нем была какая-то невинность, стремительность отражавшихся на нем чувств, свойственная только детям – хотя наивным оно отнюдь не казалось. Этот человек представлялся поочередно то мудрым, то веселым, то печальным, и все это искренне, без малейшей фальши, как будто он переживал свои собственные страсти и страсти других людей с изумительной непосредственностью.

И еще его глаза, мягко блестящие в свете костра, голубые, как вода, от одного вида которой хочется пить. Эти глаза ловили каждое слово Ахкеймиона, как будто то, что он говорил, было настолько важно, что его необходимо было слушать максимально внимательно. И в то же время в них виделась странная сдержанность – не такая, как у людей, выносящих суждения, которые они не решаются высказать – у Пройаса, к примеру, – но как у человека, живущего в убеждении, что судить – не его дело.

Однако в первую очередь Ахкеймиону внушало благоговение то, что этот человек говорил.

– А почему ты присоединился к Священному воинству? Они давно уже перешли на «ты», но Ахкеймион все еще пытался убедить себя, будто не доверяет тому, что этот человек сказал Пройасу.

– Ты говоришь о снах, – уточнил Келлхус.

– Ну, видимо, да.

На какой-то миг князь Атритау взглянул на него по-отечески, даже как-то печально, как будто Ахкеймиону еще только предстояло понять правила этого разговора.

– До этих снов моя жизнь протекала в бесконечных грезах, объяснил он. – Быть может, она сама по себе была сном… А сон, о котором ты спрашиваешь – сон о Священной войне, – был сном, который пробуждает. Сон, от которого вся предыдущая жизнь становится сном. Что же делать, когда тебе приснился такой сон? – спросил он. – Неужели снова уснуть?