Высокие маки, стр. 16
Они начинали работу на спусках под крики тренера, а Элизабет появлялась, когда хотела. Им приказывали идти спать в девять вечера после соревнований, а она оставалась в коктейль-баре и развлекалась с австрийцами, обменивалась записками с Францем Кламмером или висела на шее у какого-нибудь очередного поклонника.
Жаннет Марлин, Карен Картер, Кейт Кокс, девушки из британской команды, считали Элизабет сучкой. Испорченный подросток, она обожала свет рампы и не признавала никаких правил. Но в настоящее бешенство девушек приводило то, что все мужчины вертелись вокруг нее, просили назначить свидание, распускали слюни, глядя на ее свежее крепкое тело с округлыми формами, на слегка тронутое солнцем лицо с большими зелеными глазами. К тому же Элизабет была очень хороша даже без сверкающих бриллиантовых сережек и не в платье для коктейлей от Перри Эллис. Сверх того у нее был титул. Куда ни пойдешь, только и слышно:
— Да, миледи. Нет, миледи.
Даже представители прессы называли ее леди Элизабет.
Она никогда не подчинялась указаниям официальных лиц. Тем не менее никто не смел жаловаться.
Но в день соревнований леди Элизабет Сэвидж была как изготовившаяся к прыжку волчица. Лучшая из десятки лучших женщин мира. Лучшая лыжница Британии за последние пятьдесят лет. И она это отлично понимала.
Элизабет уцепилась за свою свободу со всей яростью. Впервые в жизни никто ею не управлял. Ни отец, ни школа. Не зная точно, что делать, она вела себя как ненормальная. Вокруг горнолыжного спорта собирались весьма оригинальные типы. Американцы-мультимиллионеры, богатые англичане — наследники «старых денег», европейские принцы, графы, маркграфы. Она легко вошла в этот круг — богатая, титулованная, талантливая.
Она выигрывала, и ей не было дела до команды. В конце концов это она «Удар молнии», самая известная лыжница в Альпах. Она чувствовала себя непокорной, смелой, отмахивалась от указаний тренеров. Лыжи для Элизабет были не просто спортом. Соревнования отнимали один процент времени, а все остальное — пресса, паблисити, самолеты, вечеринки.
Но если честно взглянуть правде в глаза, в этом бешеном круговороте Элизабет Сэвидж чувствовала себя одинокой и опустошенной.
Об Элизабет говорили как о девице легкого поведения.
У нее появился один более-менее постоянный поклонник, Карл фон Хошайт, сын немецкого автомобильного магната, мужчина-модель. Карл открыл ей радости секса, и она вела себя вызывающе, необузданно. Правда, у них не было ничего общего. Карла, белокурого, обходительного красавца, Элизабет бросила ради достопочтенного Ричарда Годфри, выпускника Итона, наследника гостиничной империи.
Ее родителей взволновало это известие. Однажды Ричард сказал, что ей надо наконец завоевать титул чемпионки мира, успокоиться и начать рожать детей.
— Да кому это надо? — изумился он, когда Элизабет заговорила с ним о «Драконе». — Лиззи, неужели не ясно, что тебе незачем работать? Я позабочусь о деньгах.
В ту же ночь они расстались.
Ну а теперь у нее был Жерар — граф де Меснил.
Жерар — прекрасный любовник, нетребовательный человек. Он ее устраивал.
Во второй лыжный сезон Элизабет завоевала личное серебро в слаломе, золото — в скоростном спуске и бронзовую медаль — в многоборье. Она стояла на пьедестале почета рядом с Хейди Лоуфен, чемпионкой, и слушала Национальный гимн Швейцарии.
В эти минуты она поклялась: на следующий год будут играть «Боже, храни королеву».
В ту осень Элизабет улетела в Давос на сборы.
Она снова встретилась с Жераром, снова ходила на вечеринки, все закрутилось по знакомому сценарию. И та же внутренняя пустота мучила ее.
Элизабет очень любила кататься на лыжах. Но она не хотела быть лыжницей. А что еще она могла делать?
Свет ламп, вспышки фотокамер, смех, звон бокалов с шампанским не могли заглушить мучительный вопрос:
Боже мой, чем же я буду заниматься ?
Глава 9
— Элизабет, к вам посетитель.
Британский тренер Ронни Дэвис изучающим и раздраженным взглядом окинул свою спортсменку-звезду.
Она пришла третьей на скоростном спуске в Валь-д'Изер, отстав от Луизы Левьер на целых шесть секунд. Пожав плечами, она пообещала постараться лучше выступить в Мерибеле. Но тем не менее вчера снова пропустила тренировку. Как он мог ее отчитывать за то, что она пришла третьей, если вся пресса кричала о ней, поздравляя с еще одной бронзой? У этого ребенка явный профессиональный талант, но отношение к делу чисто любительское. Это доводило его до сумасшествия.
— Там что, снова Жерар? Скажите ему, что я занята, — велела Элизабет, поправляя на носу темные очки. — Я хочу собрать вещи и принять душ.
Они стояли в вестибюле одного из лучших отелей Мерибела «Антарес». Жаннет уже застегивала ремни, чтобы спускаться со склона, Кейт работала в тренировочном зале. Ронни понимал, что Элизабет сейчас отправится в кафе, несмотря на предстоящий завтра слалом.
Она в третий раз участвовала в чемпионате мира, но, как говорится, насильно мил не будешь…
— Нет, это не Жерар, к сожалению.
— Ганс!
Обернувшись, Элизабет увидела высокого седовласого человека. Она кинулась к нему и с жаром обняла.
— Что вы здесь делаете? Я думала, вы уже в прошлом году ушли на пенсию.
— — Да, так и есть, я больше не тренирую, но от меня не так-то просто избавиться, — сказал он ей, кивая Ронни. — Мои поздравления, герр Дэвис, ваша страна снова выигрывает соревнования.
— Благодаря Элизабет, — бесстрастно проговорил Дэвис. — Я уверен, мы еще увидимся, а сейчас я иду искать Жаннет, займусь с ней слаломом. — Он пожал руку Гансу и ушел.
Замечательно! Просто замечательно! Еще один поклонник будет говорить Элизабет, какая она потрясающая лыжница.
Ганс пригласил девушку на ленч. Они поехали в гондоле, высоко подвешенной над Труа-Валле, самой крупной в мире лыжной базой. Внизу под ними высились горы. Огромные скалистые пики, покрытые гладкими снежными одеялами, сосновые леса, перерезанные лыжными трассами. Человечки на лыжах походили на разноцветных муравьев, но с такой высоты их быстрые движения казались спокойными и замедленными на фоне величественных Альп.
Вольф выбрал «Пьер Плат», ресторанчик на одной из станций канатной дороги с захватывающим дух видом на деревню внизу. Они сидели на высушенной солнцем террасе, и солнечный свет зажигал огоньки в медно-рыжих волосах Элизабет. Они смотрели на лыжников, скользящих по склону. Опустив штору, чтобы смягчить слепящий свет, исходивший от снежных вершин, Ганс заказал для обоих густой суп, черный хлеб, сосиски с кислой капустой, пиво и апельсиновый сок.
— Красиво, правда? Вершина мира.
— Потрясающе, — согласилась Элизабет.
Ганс указал на картину, открывавшуюся перед ними.
— Да, и что ты видишь?
— Что вижу? Лыжников, конечно.
— Ах лыжников? Я удивлен, что ты их еще узнаешь.
Элизабет бросила быстрый взгляд на пожилого человека и увидела в его поблекших голубых глазах неодобрение.
— О чем вы говорите? — сразу ощетинилась она. — Я же взяла бронзу в прошлом сезоне?
— На месте герра Дэвиса я бы отправил тебя домой и не позволил кататься. Ты позоришь свою страну.
Ганс Вольф подался вперед. Лицо его, изрезанное морщинами, было рассерженным, разгоряченным.
— Все говорят о тебе, что ты не тренируешься. Что ты не хочешь учиться. Игнорируешь все указания. Ты возишься со всеми этими мальчишками. Ты не лыжница. Ты просто туристка.
Элизабет отшвырнула кусочек черного хлеба и поглубже уселась в кресле.
— Я не собираюсь все это выслушивать. Вы не читаете газеты, Ганс?
— Ах газеты! Ну конечно. Ты прямо сияющая звезда!
Удар молнии. Женщина — премьер-министр. Девочка-чемпионка. — Он с отвращением хмыкнул. — Ты не слышишь других.
— А кто это — другие?
— Другие лыжники. Профессионалы. Мужчины и женщины, на которых не производит впечатление твое хорошенькое личико и благородное происхождение. Они знают только то, что ты не работаешь. У тебя есть талант. Так ведь? Талант тебе дан от рождения. И просто за это тебя нельзя уважать. Им важно другое: что ты делаешь со своим талантом. — Не обращая внимания на злой взгляд Элизабет, Ганс Вольф опустил ложку в пряный суп. — Ты, фрейлейн, являешься на соревнования, как на вечеринку.