Фабрика грез, стр. 53
«А почему Том так волнуется? — размышляла Элеонор, глядя на запруженное в час ленча шоссе — Он ветеран в этом деле и к тому же знает о планах японцев… А для меня это первое совещание такого уровня, я понятия не имею, что они могут мне предложить. Я еду совершенно вслепую.
Тому надо представить цифры. Хорошие, ясные. Совершенно реальные, которые бухгалтеры несколько месяцев готовили для него. А мне предстоит выступить с бодрыми уверениями, что фильм» Увидеть свет» понравится американской молодежи И мне нечем убедить их Все на эмоционально-ингуитивном уровне. Очень по-женски «.
Она пыталась сообразить, не кроется ли что-то за тревогой Тома.
— А кто выступает первым? — спросила она босса.
— Ты, — твердо заявил он.
— А, прекрасно, — пробормотала Элеонор, и в этот момент лимузин остановился.
Том открыл ей дверь.
— У тебя все получится замечательно.
В вестибюле они представились, и Том повел ее к дальнему лифту.
— Нам на самый верх, но этот лифт идет без остановок.
— Замечательно, — ответила Элеонор, расправляя юбку шелкового бледно-розового костюма от Диора.
— Ты нервничаешь, — заметил Голдман, поглядев на нее.
— Ты очень наблюдательный.
— Слушай, Элеонор, ты участвовала в дебатах в защиту Гарварда, когда тебе было двадцать лет.
Она пожала плечами.
— Между двадцатью и тридцатью восемью я не совершенствовалась в ораторском искусстве.
Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять… Номера этажей бесшумно проплывали перед глазами. В любую секунду лифт остановится и выпустит их. Внезапно Голдман протянул руку и нажал кнопку» Стоп «.
— Элеонор, посмотри на меня.
Она удивленно подчинилась. Том глядел на нее; его глаза, чернота которых подчеркивалась черным костюмом с Сэвил-роу, смотрели нежно и по-доброму.
— Ты помнишь, когда мы впервые встретились?
— Конечно, — кивнула она, удивляясь, почему он об этом заговорил. — В коридоре, возле столовой. Я бежала, наткнулась на тебя, и ты пролил на себя кофе.
Он кивнул.
— Ты сказала мне» сэр «, извиняясь Но с тех пор ты ни разу не выказывала мне такого уважения Элеонор вспомнила до мелочей ту сцену, как Том и предполагал. Она работала в» Артемис» первую неделю. Долговязая нервная девица, только что из колледжа, которая отчаянно мечтала утвердиться в этом мужском мире бизнеса А тридцатилетний Том Голдман, у которого тогда было гораздо больше волос и меньше стиля, был уже человеком номер два в отделе продаж Она пришла в ужас от того, что он облился из-за нее кофе, и побелела от страха.
Он рассмеялся и пригласил на ленч. Решил, что она довольно мила. К концу ленча Том увидел в ней полезного в будущем помощника. У Элеонор Маршалл есть идеи. Она интеллигентная, энергичная Том Голдман стал ее наставником и другом почти сразу.
— Мы были такими детьми, — покачала головой Элеонор.
— Были. — Он наклонился к ней. — А теперь вспомни, как мы летели сюда сегодня. Вспомни свой последний звонок Майку Овитцу. И как Сэм Кендрик сидел перед тобой, умоляя дать зеленый свет картине Фреда Флореску. Теперь мы не дети, Элеонор. Мы замечательно поработали. Люди отставали от нас в пути, уходили в сторону, тормозили, а мы продолжали идти. И теперь мы руководим всей этой чертовой студией. Не забывай.
Он отпустил кнопку, и лифт двинулся вверх.
— Когда я с тобой познакомился, Элеонор Маршалл, ты была девочкой из колледжа, в джинсах.
Металлические двери с шипением открылись, и Том вышел за ней, вступая в штаб-квартиру студии. Она почувствовала его руку на своем плече — Сегодня ты президент «Артемис».
Она энергично заморгала, не позволяя навернувшимся на глаза слезам пролиться, и посмотрела на Тома Голдмана.
— Мы слишком далеко зашли, чтобы теперь сдаваться, — пояснил Том. — Иди, Элеонор, ты убьешь их всех.
— Мистер Голдман? Мисс Маршалл?
Секретарша средних лет, англичанка в твидовом костюме, шла к ним, бесшумно ступая по ковру коридора.
— Пройдемте, пожалуйста, сюда. Правление готово с вами встретиться.
Они пошли за ней вдоль стен цвета бисквита, на которых висели весьма сдержанные работы импрессионистов, к большим двойным дверям в самом конце коридора. Открыв дверь, женщина вежливо впустила их в комнату для заседаний правления «Артемис».
Элеонор окинула взглядом представшую перед ней сцену. Длинный прямоугольный стол, отполированный так гладко, что в нем отражалось все как в зеркале. Серьезные лица семерых мужчин средних лет, сидящих за столом Говард Тори — единственный директор, с которым Элеонор встречалась наяву Но она узнала всех остальных по фотографиям в ежегодном отчете. Гарри Трастер, Кеннет Рич, Кит Вилсон, Конрад Майлз, Мартин Бернбаум.
Все серьезные люди с Уолл-стрит.
Все интересовались только акциями.
Ей вдруг подумалось: а присутствовала ли когда-нибудь хоть одна женщина на правлении?
— Том, Элеонор, рад видеть вас, — великодушно произнес Говард Торн.
«Что за отвратительный тип?» — подумала Элеонор, мило улыбаясь ему.
— Я знаю, у вас готов доклад. Поэтому почему бы нам сразу не приступить к делу? — Он показал на пустой стул во главе стола. — Ну, кто первый?
Элеонор еще раз оглядела комнату. Фарфоровый кофейный сервиз. Потрясающий вид на центр Манхэттена сверху.
Город лежал внизу, словно сверкающая панорама. И группа финансистов, совершенно не интересующаяся тем, что она собирается сказать. На самом деле они ждут реальных цифр, которые им преподнесет Том.
— Я начну. — Ее голос звучал ясно и уверенно Она прошла к указанному месту, открыла щелчком портфель и не спеша разложила материалы перед собой. Потом обратила лицо к миллионнодолларовой аудитории, к семерым мужчинам. Они обладали властью подвести черту под ее карьерой одним росчерком пера, они могли продать ее студию японцам.
— Джентльмены, — легким тоном сказала она, — меня зовут Элеонор Маршалл, я являюсь президентом «Артемис студиос».
Глава 20
В вестибюль «Виктрикс» они ввалились вместе, спотыкаясь и хохоча, как подростки. Голдман все еще улыбался ей, когда они регистрировались, чувствуя огромное облегчение после одержанной столь большой победы.
Все прошло прекрасно. Цифры Тома были тщательно изучены, проанализированы правлением, и оно сочло их впечатляющими. А речь Элеонор произвела фурор. Голдман видел удивленные, внимательные лица степенных мужчин, когда она говорила им о сути кинобизнеса, которую трудно определить словами, о том, как трудно подсчитать, как и в чем вернутся затраты. Плавно и сдержанно жестикулируя, понятными терминами она объяснила им, что если Мартин Веббер не произвел ничего, кроме обманутых надежд, то это не значит, что и она на этом посту собирается следовать его примеру.
Наконец Элеонор перешла к фильму «Увидеть свет», доводя до них свою точку зрения с такой страстной горячностью, что даже банкиры вроде Конрада Майлза и Гарри Трастера начали понимать суть проекта и то, как много денег он может им принести. Говард Тори хорошо отозвался о Роксане Феликс. Ну что ж, Голдман ничего другого и не ожидал. Вдруг у него возникла мысль — не спит ли Роксана с этим толстым идиотом? Но решил, что нет. Она супермодель, стоящая сорок миллионов долларов, и, уж конечно, ей недостойно трахаться с Говардом Торном ради роли. Торн мог гарантировать только одно: чтобы на студии посмотрели ее пробы, — но никак не утверждение на роль. «Увидеть свет» по сравнению с тем, что эта женщина заработала как супермодель, мало что принесет. Так что ей нет смысла одаривать этого борова своими милостями Убедительным доводом в пользу фильма послужила видеокассета, которую Элеонор вынула из портфеля, попросив принести телевизор. Она показала им пробы Зака и Роксаны, не забыв подчеркнуть, сколь огромный резонанс в обществе получили слухи об их связи.
Мужчины улыбались, но Том видел, что они слабо вникали в ее слова. Все были заняты тем, что пытались справиться с собственным возбуждением. К концу пятиминутной прокрутки кассеты Элеонор Маршалл заставила этих парней есть из ее наманикюренных пальчиков. Все как один стали ярыми сторонниками фильма «Увидеть свет».