Западня свободы, стр. 52

Что касается меня, то Элисон, конечно, даст показания по поводу моего участия во всем этом деле, но если Макинтош мертв, неизвестно, помогут ли они… Вполне вероятно, что я проведу остаток жизни в тюрьме Дургэм в особо охраняемой секции. Но в тот момент мне было все равно. С помощью Элисон я встал и шатаясь, как пьяный матрос, выбрался по лодочному спуску на берег.

Добравшись доверху, мы увидели ожидавшего нас сержанта Джервиса, который так невзлюбил меня за то, что я украл несколько брильянтов и не сообщил ему, где они находятся. Я повернул голову: Бранскилл тоже был здесь, и вместе с ним — Форбс. Они уже шли к нам.

— Конец веревочки, — сказал я Элисон.

Бранскилл подошел, стал передо мной и осмотрел меня своими холодными глазами, отмечая про себя каждую деталь моей потрепанной внешности и повязку на плече. Он бросил взгляд на Элисон, затем кивнул в сторону гавани, где догорала «Артина».

— Вы это сделали?

— Я? Что вы! Она, наверное, сгорела от искры во время фейерверка.

Он мрачно ухмыльнулся.

— Предупреждаю, что все сказанное вами будет запротоколировано и использовано в качестве свидетельства. — Он обернулся к Элисон. — Это касается и вас.

— Насколько я знаю, Мальта вне вашей юрисдикции, — ответила Элисон ледяным тоном.

— Не беспокойтесь об этом, — парировал Бранскилл. — У меня в распоряжении имеется взвод местной полиции. — Он опять обратился ко мне. — Если бы у вас была не одна жизнь, а много, вы все их провели бы взаперти. На этот раз я уж так устрою, что вам ни при каких условиях не выбраться из тюрьмы, даже если придется построить ее специально для вас.

Видимо, он мысленно уже составлял список обвинений: поджог, убийство, нанесение телесных повреждений, ношение оружия, и, что хуже, использование его, и, наконец, просто-таки прогулка в конном экипаже по статьям, касающимся применения взрывчатых веществ. С некоторой натяжкой он мог бы добавить сюда пиратство и поджог королевских доков.

— На кой дьявол вы все это устроили? — спросил он меня с неподдельным удивлением.

Я покачнулся.

— Расскажу после того, как меня осмотрит врач…

Он поймал меня, когда я падал на землю.

Я проснулся в камере. Точнее говоря, в тюремном госпитале, но все же внутри толстых стен, а на Мальте сооружают стены толще, чем где бы то ни было. Но у меня была отдельная комната. Наверное местные полицейские не хотели, чтобы на их простых и наивных мальтийских преступников вредно влиял такой закоренелый тип, как я. Но это оказалось не так.

Неразговорчивый врач проделал несложную операцию плеча под местным наркозом и оставил меня лежать в ожидании Бранскилла и его неизбежных вопросов. Я посвятил какое-то время придумыванию для него правдоподобной лжи — в конце концов, некоторые аспекты политики правительства Ее Величества ни к чему было знать рядовому полицейскому. Но вместо Бранскилла у моей постели появился незнакомец. Это был высокий средних лет человек с гладким лицом и спокойной уверенной осанкой, который представился как Эрмитейдж. Его рекомендации были внушительны. Я прочел письмо от имени премьер-министра и дальше уже решил не трудиться.

Он придвинул к кровати стул, сел на него и сказал:

— Ну, мистер Станнард, как вы себя чувствуете?

— Если вы знаете мое имя, то должны знать и все остальное. Вас послал Алек Макинтош?

— Боюсь, что нет, — сказал он с сожалением. — Макинтош умер.

Я почувствовал, как похолодело у меня в животе.

— Значит, он так и не вышел из больницы?

— Он умер, не приходя в сознание, — сказал Эрмитейдж.

Я подумал об Элисон: как она воспримет это известие. Ее взаимоотношения с отцом, в которых любовь перемешивалась с ненавистью, делали труднопредсказуемой ее реакцию. Я спросил:

— Миссис Смит знает?

Он кивнул.

— Она переносит горе весьма мужественно.

«Откуда тебе знать?» — подумал я.

— Дела обстоят довольно сложно, — сказал Эрмитейдж. — Ваша деятельность — в особенности в Ирландской республике — может поставить правительство в щекотливое положение. — Он помолчал. — Если ее раскрыть полностью.

— Не говоря уже о моем щекотливом положении, — заметил я иронически.

— Конечно, — согласился Эрмитейдж.

Мы посмотрели друг на друга.

— Хорошо, — сказал я. — Кто подорвал операцию? Она была обставлена с величайшей секретностью. Где же произошел прорыв?

Эрмитейдж вздохнул.

— Прорыв произошел именно по причине величайшей секретности. Потому, что Макинтош органически не был способен доверять кому-либо. — Он посмотрел прямо мне в глаза. — Даже вам.

Я кивнул, и Эрмитейдж хмыкнул.

— Да что там, он не доверял и премьер-министру. Он все время играл в одиночку и всех ввел в заблуждение относительно мотивов своих действий.

Я тихо сказал:

— Меня персонально это весьма интересует, расскажите подробнее.

— Все началось с целой цепи побегов из тюрем, которые очень обеспокоили многих людей в высших эшелонах власти. Маунтбэттен обследовал тюремную систему, и на безопасность обратили серьезное внимание. Однако, смутные слухи о «Скарперах» будоражили умы, и Макинтоша бросили на это дело с тем, чтобы он что-нибудь предпринял. Мне все это не нравилось, — продолжал Эрмитейдж, — и я прямо говорил об этом. Надо было предоставить это дело спецслужбам.

— Макинтош говорил мне, что они пробовали, и ничего у них не вышло, — вставил я.

Эрмитейдж нетерпеливо кивнул головой. — Я знаю, но они могли бы попытаться еще. Макинтош был одиноким волком и слишком секретничал.

Я мог понять, что задевало здесь Эрмитейджа. Он был высокопоставленный чиновник — мандарин из Уайтхолла и привык, чтобы все шло по определенным каналам и определенным образом. В частности, ему совсем не нравилась идея приобретения премьер-министром «приватного палача». Это оскорбляло его чувство приличия.

— Макинтош уже тайком приглядывался к Уилеру, но никому не говорил о своих подозрениях, — продолжал Эрмитейдж, — даже премьер-министру. Мы никогда не узнаем, почему — скорее всего, он боялся, что ему не поверят. Уилер стремительно набирал популярность и влияние; премьер-министр даже собирался предложить ему министерский пост.

— Понятно, — сказал я. — Я понимаю затруднения Алека. Как он вышел на Уилера?

— Не знаю. Я полагаю, премьер-министр настолько доверял Макинтошу, что счел возможным сообщить ему кое-какие совершенно секретные сведения. — Его голос зазвучал еще более неодобрительно.

Итак, значит, Макинтош осуществлял тайную проверку политической элиты. Я мог представить себе, что премьер-министр предложил Макинтошу выявить потенциальную опасность среди радикальных левых или правых политиков, но кто мог заподозрить буржуа, капиталиста, твердого центриста в том, что он маоист? Сама идея была смехотворной.

— Стало быть, у Макинтоша были подозрения, но не было доказательств, — сказал я. — Он не хотел, чтобы они дошли до Уилера, и держал язык за зубами, пока ему не удалось бы поймать Уилера с поличным.

— Наверное, в общих чертах дело обстояло так, — согласился Эрмитейдж, — он задействовал вас и подсадил вас к Слэйду с помощью кражи брильянтов. — Легкая улыбка смягчила выражение его лица. — Очень оригинально. Но он ничего не сказал вам об Уилере.

— Я бы не ожидал от него этого, — сказал я. — На той стадии операции мне и не нужно было знать. Но думаю, он поделился с миссис Смит…

— Он этого не сделал. — Эрмитейдж наклонился вперед. — Когда вы со Слэйдом сбежали, Макинтош отправился на встречу с Уилером, в его клуб и открыл Уилеру, кто вы. Вот так была… э-э… подорвана эта операция. Я закрыл глаза и опустил голову на подушку.

— Он сделал это умышленно? — спросил я тихо.

— О, да. Он хотел спровоцировать Уилера на какие-нибудь непродуманные действия и поймать его на чем-нибудь тепленьком. По всей видимости, вами он решил пожертвовать.

Я открыл глаза и посмотрел на Эрмитейджа.

— Так было всегда. Это неудобство моей профессии, — сказал я, но про себя подумал, что Макинтош все-таки был безжалостным сукиным сыном.