Западня свободы, стр. 37

— Давайте начнем с яхты.

Она нашла нужную страницу.

— Так. Имя — «Артина»; конструктор — Паркер; построена фирмой Клеланд; когда Уилер купил ее, ей было два года; конструкция ее стандартная, известная под названием Паркер-Клеландс, что важно по причине, о которой я скажу чуть позже; длина — 111 футов, ширина — 22, крейсерская скорость — 12 узлов, максимальная — 13. У нее два дизельных двигателя Роллс-Ройс, по 3509 лошадиных сил каждый. Устраивают вас такие сведения?

— Вполне. Теперь у меня есть о ней представление. — Какой у нее запас хода?

— Этого я еще не знаю, но скоро выясню. Команда — семь человек; капитан, механик, повар, стюард и три матроса. Вмещает максимум восемь пассажиров.

— Каково расположение кают?

— Этого тоже пока нет. Но завтра мы получим план аналогичной яхты Он был опубликован несколько лет назад, сейчас его сфотографируют и пришлют по фототелеграфу в редакцию коркского «Наблюдателя». Там мы завтра их и заберем вместе с фотографиями самого судна.

Я с восхищением посмотрел на Элисон.

— Ну и ну! Мне бы и в голову не пришло такое!

— Газета — очень оперативный сборщик и передатчик информации. Я говорила вам, что у меня есть свои каналы для работы.

— А что насчет Уилера?

— Деятельная информация придет в редакцию телексом, но вкратце она такова. Мальчишкой, лет четырнадцати, он боролся с итальянцами, когда они заняли Албанию, — еще до войны. Затем его семья перебралась в Югославию, и во время войны опять сражался против итальянцев и немцев и в Югославии, и в Албании. Покинул Албанию в 1946 году и поселился в Англии. В 1950 году получил подданство. Начал заниматься продажей недвижимости, заложил основы своего состояния.

— А что за недвижимость?

— Конторы. Это было время, когда только начинали строить большие административные здания. — Она наморщила брови. — Я говорила с одним финансистом, он сказал, что в первых сделках Уилера было нечто странное.

— Интересно, — заметил я. — Расскажите-ка поподробнее.

— Он утверждает, что совершенно нельзя понять, как Уилер получил от них доход. А доход был, это точно, и Уилер начал все больше и больше разворачиваться и с тех пор уже не останавливался.

— Интересно, а как он платил налоги? Жаль, что мы не можем допросить его финансового инспектора. Мне кажется, я вижу свет в конце тоннеля. Скажите, а во время войны он был с какими отрядами — коммунистическими или националистическими?

— Этого я не знаю, — сказала Элисон. — Если такая информация вообще имеется, мы ее получим позже.

— Когда он занялся политикой?

Она сверилась со своими записями.

— Он выставлял свою кандидатуру на дополнительных выборах в 1962 году и проиграл. Затем на всеобщих выборах в 1964 году он, все-таки, был избран, хотя и еле-еле.

— Я полагаю, он внес щедрую лепту в партийные фонды, — заметил я. — А каковы его связи с Албанией в настоящее время?

— О них ничего не известно.

— А с Россией? Другими коммунистическими странами?

Элисон покачала головой.

— Да нет, он убежденный капиталист. Здесь я ничего не вижу, Оуэн. В парламенте он часто выступает против коммунистов.

— Он также, если помните, выступает против того, чтобы преступники убегали из тюрем. Кстати, что у вас есть по этому вопросу?

— Он в свое время часто навещал тюрьмы, но сейчас это ему уже не по чину. Не жалеет денег на всякие тюремно-реформистские общества и состоит в парламентской комиссии, занимающейся проблемами тюремной реформы.

— Весьма полезная информация, — сказал я. — Он посещал тюрьмы в этом качестве?

— Наверное, мог. — Она опустила блокнот. — Оуэн, мне кажется, вы возводите свои конструкции на песке.

— Возможно, — согласился я, зашагал по комнате. — Но к моей гипотезе прибавился еще один штрих. Однажды один миллионер южно-африканского образца рассказал мне, что получить начальную четверть миллиона дохода труднее всего. У него это заняло целых пятнадцать лет. Затем еще три года он трудился, чтобы округлить эту четверть до миллиона, а пять миллионов он получил за следующие шесть лет. Как говорят математики, развитие шло по экспоненту.

Элисон стала проявлять признаки нетерпения.

— Ну и что?

— Первоначальный доход самый тяжелый — приходится рисковать, принимать собственные решения, самому анализировать ситуацию. Это потом можно обзавестись целым взводом адвокатов, советников и тому подобное. Начало — вот где загвоздка. А теперь вспомните вашего финансиста, который говорил, что первые сделки Уилера как-то странно пахли.

Элисон вновь взяла свой блокнот.

— У меня больше ничего нет.

— Давайте еще раз посмотрим на нашего мистера Икс. Он не русский — назовем его албанцем, — но он симпатизирует русским. Он приезжает в Англию в 1946 году и получает подданство в 1950. Примерно в это время он начинает заниматься бизнесом и сколачивает капитал, но есть по крайней мере один человек, который не понимает, как он это делает. Предположим, что деньги он получает извне — возможно, те четверть миллиона. Икс — толковый парень, как всякий потенциальный миллионер. Деньги делают деньги, и все катится по освященному временем обычному капиталистическому пути. Далее. В 1964 году он начинает заниматься политикой и получает место в Палате общин, где становится активным заднескамеечником. Ему сорок шесть лет, и у него впереди еще двадцать пять лет активной политической жизни. — Я посмотрел на Элисон. — Что случится, если ему удастся заполучить высокий пост в правительстве, — скажем, канцлера или министра обороны, — году так в 1984? Кстати, вполне подходящая дата, по-моему. Ребята в Кремле просто надорвут животы от смеха!

Глава восьмая

1

Я плохо спал в ту ночь. Ворочаясь на постели, в который раз прокручивая в голове свою гипотезу, и она начал казаться мне глупой и нереальной: миллионер, член парламента вряд ли мог быть связан с русскими. Естественно, Элисон не могла ее принять. И в то же время Уилер явно имеет что-то общее со «Скарперами», если только целый ряд обстоятельств не был просто совпадением, — я знал много случаев, когда на первый взгляд связанные вещи оказывались совпадением.

Но предположим все-таки, что Уилер руководил деятельностью «Скарперов». Для чего он это делал? Разумеется, не для денег, — у него их было достаточно. Ответ тогда склонялся в сторону политики, а это опять-таки вело к его членству в парламенте и к той угрозе, которую несла в себе эта ситуация.

Я, наконец, заснул и видел сны, полные зловещих предчувствий и угроз.

За завтраком я чувствовал себя утомленным и несколько раздраженным. Мое настроение еще больше ухудшилось, когда Элисон сделала первый телефонный звонок и получила известие, что «Артина» прибыла в порт ночью, быстро заправилась и на рассвете вышла в сторону Гибралтара.

— Мы опять упустили этого негодяя, — в сердцах сказал я.

— Мы же знаем, где он находится, — утешила меня Элисон, — и знаем, где он окажется через четыре дня.

— Это еще не факт, — возразил я мрачно. — То, что он указал Гибралтар, еще не значит, что он действительно направляется туда. Это раз. Два: что может помешать ему передать Слэйда на какой-нибудь русский траулер, идущий в совершенно другом направлении? Стоит ему скрыться за горизонтом, — и нет проблем! А мы к тому же не знаем точно, есть ли у него на борту Слэйд и пока только строим догадки.

После завтрака Элисон отправилась в редакцию «Наблюдателя». Я с ней не пошел. Появляться в местах, где околачиваются репортеры, было бы просто безумием. Газеты все еще пестрели материалами о Риардене и его фотографиями. Так что я оставался дома, а тетушка Мейв тактично занялась своими хозяйственными делами, предоставив мне возможность сидеть и размышлять в одиночестве.

Элисон вернулась через полтора часа и принесла с собой большой пакет.

— Фотографии и телексы, — сказала она, кладя пакет передо мной. Сначала я рассмотрел три фотокарточки Уилера — одна строгая и официальная, а на двух других он был заснят с открытым ртом, — фотографы любят изображать политиков во время их разглагольствований. На одной он сильно напоминал акулу, и я думаю, что редактор, публикуя ее, удовлетворенно хихикал.