Высокая цитадель, стр. 39

Он был удовлетворен главным образом тем, что противник бессилен сейчас что-нибудь предпринять. Действительно, предотвратить постепенное размолачивание моста в щепки мог бы только минометный огонь по требуше. Сначала с той стороны раздавались винтовочные выстрелы, но вскоре и они прекратились. Теперь там были слышны одни лишь крики — радостные возгласы, когда камень пролетал мимо, и раздосадованные стоны, когда удар приходился по мосту.

За полчаса до наступления темноты к О'Харе подошел Виллис и сказал:

— Мы не можем так мучить это животное. Оно уже еле на ногах стоит и может развалиться на куски. Еще два-три выстрела, и ему придет конец.

О'Хара выругался и посмотрел на стоящую перед ним серую фигуру — Виллис был с головы до ног покрыт пылью.

— А я надеялся, что мы сможем заниматься этим всю ночь, чтобы к утру от моста ничего не осталось.

— Нет, мы не сможем, — без лукавства сказал Виллис. — Требуше сильно расшатался, в одной из балок появилась трещина. Если мы не отремонтируем машину, она развалится и превратится в груду хлама, из которого и возникла.

О'Хара почувствовал в себе прилив бессильной злобы. Он резко повернулся и сделал несколько шагов, но тут же вернулся.

— Вы можете поправить дело?

— Я могу попытаться, — сказал Виллис. — Надо посмотреть.

— Не надо пытаться, не надо смотреть, надо сделать! — рявкнул О'Хара и зашагал прочь не оборачиваясь.

III

Ночь. Луна окружена туманной дымкой, но О'Хара все же без особого труда лавировал между камнями. Наконец он нашел укромное местечко и сел, привалившись спиной к скале. Перед ним был плоский камень, на который он осторожно поставил бутылку. В ее глубине мерцал тусклый отблеск лунного света, словно там хранилась перламутровая жемчужина.

Он долго смотрел на нее. Он страшно устал, в последнее время спал урывками, и напряжение этих дней сказывалось. Правда, теперь на ночное дежурство становились также мисс Понски и Бенедетта, так что стало немного полегче. Вблизи моста Виллис и Армстронг возились с требуше. О'Хара сначала решил пойти и помочь им, но передумал. «Ну его к черту! — пронеслось у него в голове. — Может же О'Хара хоть час уделить самому себе!»

Противник — этот странно безликий противник — раздобыл еще один джип. Его подогнали к мосту, и он теперь вновь был освещен. Они явно не хотели, чтобы в ночное время кто-нибудь подобрался к мосту и поджег его. О'Хара никак не мог понять, чего они там ждут. Прошло уже два дня, как был сожжен грузовик, а никаких наступательных действий на том берегу не предпринимали, если не считать бесполезной и беспорядочной винтовочной стрельбы. «Что-то они все же готовят, — подумал он. Это, видимо, окажется сюрпризом».

О'Хара задумчиво разглядывал бутылку. Форестер и Родэ к утру будут уже на пути из рудника к перевалу.

Интересно все-таки, удастся ли им пройти? Он был честным в разговоре с Виллисом: он действительно сомневался в том, что есть хоть какая-то надежда на них. Если они не перейдут на ту сторону, а может, даже если и перейдут, — противник одержит победу. Бог войны — на его стороне, потому что там народ.

Протяжно вздохнув, он взял бутылку, откупорил ее, сдаваясь на милость сидевшим у него в душе бесам.

IV

Мисс Понски сказала:

— Вы знаете, мне все это нравится. Правда.

Бенедетта посмотрела на нее с беспокойством.

— Нравится?

— Да, нравится, — повторила мисс Понски с удовлетворением. — Я никогда не думала, что мне выпадут такие приключения.

Бенедетта сказала осторожно:

— Вы знаете, что нас всех могут убить?

— Да, дитя мое. Я знаю. Но теперь знаю, почему мужчины воюют. По той же причине они любят игры. Только на войне ставка более высока — их собственные жизни. Это придает переживаниям определенную остроту. — Она плотнее запахнула пальто и улыбнулась. — Я учительствую в школе уже тридцать лет. И я знаю, что обычно думают об училках — они скучны, ворчливы, прозаичны. Но я такой никогда не была. Пожалуй, я была слишком романтична, в ущерб себе. Я рассматривала жизнь через призму старинных легенд, исторических романов, а она ведь совсем другая. Однажды я встретила человека… — Бенедетта молча слушала, не желая прерывать эти удивительные откровения. Мисс Понски запнулась и затем взяла себя в руки. — В общем, вот такой я и была — романтической девушкой, постепенно взрослевшей, продвигавшейся по службе. Я стала старшим учителем — своего рода драконом для школьников. Но в свое свободное время я по-прежнему чувствовала себя немного романтиком. Я, кстати, неплохо фехтовала, когда была помоложе, а позже стала упражняться в стрельбе из лука. Но мне всегда хотелось быть мужчиной, уехать куда-нибудь, испытать острые чувства от приключений. Мужчины все же намного свободнее нас, знаете ли. Я почти оставила все свои надежды, когда случилось все это. — Ее лицо расплылось в счастливой улыбке. — И вот сейчас, когда мне уже почти пятьдесят пять, я попала в такую отчаянную переделку. Я знаю, что меня могут убить, но это стоит того. Я за многое вознаграждена.

Бенедетта в недоумении смотрела на нее. То, что происходило с ними, угрожало разрушить все надежды ее дяди на будущее страны, а мисс Понски видела все в романтическом свете какого-нибудь романа Стивенсона, как пряную приправу к ее пресной жизни. Совсем недавно она была в состоянии паники, когда ей пришлось убить человека, а теперь, когда руки ее уже окрасились кровью, ее взгляд на человеческую жизнь изменился. И теперь, когда или если она вернется домой, в свой любимый, безопасный Саутбридж, он ей будет казаться слегка нереальным, а реальностью будут мрачные склоны гор, над которыми витает смерть, и чувство скоротечности жизни оттого, что опасность заставила сильнее биться в жилах ее старую девичью кровь.

— Но я что-то разболталась, — проговорила быстро мисс Понски. — Пойду к мосту. Я обещала мистеру О'Харе. Такой мужественный молодой человек, не правда ли? Но временами он выглядит таким печальным.

— Я думаю, что он несчастлив, — тихо ответила Бенедетта.

Мисс Понски важно кивнула в знак согласия.

— В его жизни было большое горе, — сказала она.

И Бенедетте стало ясно, что она видит О'Хару в качестве мрачного байронического типа, соответствующего тому мифу, в котором она жила. «Но он же не такой, — воскликнула она про себя. — Он нормальный человек из плоти и крови и глупый, конечно, потому что не хочет, чтобы ему кто-нибудь помогал, чтобы кто-то разделил его переживания». Она думала о том, что произошло с ними в лагере, о его поцелуе, о том, как он взволновал ее, и о том, как он стал необъяснимо холоден к ней после этого. Если он не хочет никому отдавать частицы своей души, то такой человек — не для нее, но ей так хотелось в этом ошибиться.

Мисс Понски подошла к выходу из убежища.

— Смотрите, какой туман! — воскликнула она. — Надо быть еще более внимательными на дежурстве.

Бенедетта отрешенно сказала:

— Я спущусь через два часа.

— Хорошо! — жизнерадостно отозвалась мисс Понски и застучала каблучками по камням на пути к мосту.

Некоторое время Бенедетта сидела молча и штопала прореху в своем пальто. Иголку она всегда носила с собой, воткнутой во внутренний карман своей сумочки. Закончив эту небольшую домашнюю работу, она подумала, что рубаха у Тима тоже порвана и она смогла бы заштопать ее.

Он был мрачен и отчужден за ужином и после сразу же ушел вдоль берега вправо от моста. Что-то было у него на уме, но она не остановила его, а только заметила направление, в котором он скрылся. Теперь она накинула пальто, вышла из убежища и направилась на его поиски, осторожно обходя камни.

Она нашла его неожиданно по звяканью стекла о камень. Тихо подошла сзади и увидела, что он сидит с бутылкой в руке, смотрит на луну и напевает какой-то мотив. Бутылка была уже наполовину пуста.

Заметив ее, он повернулся и протянул ей бутылку.