Высокая цитадель, стр. 21

Сердце О'Хары бешено колотилось, ожидание становилось мучительным. Он стал рассматривать ближайшего к нему человека. На нем была кожаная куртка, такая же, как у него самого. Потом посмотрел на доски, стараясь оценить, сколько им еще осталось работать. О'Хара сжал кулаки.

— Ну же! Ну! — прошептал он. — Ради Бога, стреляй!

Он не слышал звука спускаемой тетивы, но увидел, как металлический стержень ударил человека в кожаной куртке в грудь и тут же вылез на спине между лопаток. Сквозь шум реки донесся слабый вскрик. Ноги человека конвульсивно задергались, руки протянулись вперед в каком-то почти умоляющем жесте, затем он завалился на бок, скатился клубком с моста и упал в ревущую внизу реку.

Другой человек сначала в нерешительности остановился и вдруг побежал к берегу, в страхе оглядываясь иногда назад. Мост под его ногами заходил ходуном. Когда он присоединился к стоявшей там группе, послышался смутный гул голосов, и все отчаянно зажестикулировали. О'Хара видел, как человек показывал себе на спину, а тот, к кому он обращался, ему явно не верил. Он слегка улыбнулся. Действительно, в это было трудновато поверить.

Он осторожно встал и побежал к тому месту, откуда стреляла мисс Понски. Она лежала на земле, и ее тело сотрясалось от рыданий. Форестер стоял, склонившись над ней.

— Ничего, мисс Понски, — уговаривал он. — Это необходимо было сделать.

— Но я убила человека, — с трудом проговорила она. — Я загубила чью-то жизнь.

Форестер поднял ее и увел, не переставая утешать. О'Хара взял в руки арбалет.

— Секретное оружие! — проговорил он в восхищении. — Ни шума, ни вспышки. Просто дзинь — и все. — Он рассмеялся. — Они так и не поняли, в чем дело, во всяком случае, до конца. Армстронг, вы чертовски гениальный малый!

Но Армстронг в это время уже крепко спал.

V

В это утро противник больше не предпринимал попыток ремонта моста. Вместо этого они начали неторопливо и методично обстреливать камни и скалы на другом берегу реки в надежде случайно попасть в кого-нибудь. О'Хара отвел всех, включая Родэ, назад, в безопасное место. Затем он взял у Бенедетты маленькое зеркало и соорудил что-то вроде перископа. Он поставил его таким образом, чтобы наблюдатель мог, лежа в укрытии на спине, видеть то, что происходит на мосту. Зеркало находилось в тени и не должно было давать бликов. Форестер дежурил первым.

О'Хара сказал:

— Если они опять появятся на мосту, стреляйте из пистолета. Но только один раз. Мы их ввели в заблуждение. Они так толком и не знают, сам ли тот парень свалился с моста, или в него стреляли, или еще что-то произошло. Выстрела ведь они не слышали. Мы-то знаем в чем дело, и тот, другой, тоже знает, но они ему явно не поверили. Они там горячо спорили по этому поводу. Во всяком случае, они сейчас поостерегутся выходить на мост, а если и выйдут, выстрел охладит их пыл.

Форестер проверил пистолет и мрачно посмотрел на четыре оставшихся патрона.

— Я буду чувствовать себя негодным солдатом, за один раз выпаливающим четверть боезапаса.

— Ничего не поделаешь, — сказал О'Хара. — Они ведь не знают, сколько у нас патронов. Арбалет — наше секретное оружие, и мы должны использовать его наилучшим образом. У меня есть кое-что па уме, но я хочу подождать, когда будет готов второй арбалет. — Он сделал паузу. — Как вы думаете, сколько там людей?

— Я пробовал подсчитать, — ответил Форестер. — По-моему, двадцать три человека. Крупный малый с бородой, как у Кастро, наверное, командир. Он в какой-то форме защитного цвета. — Он задумчиво потер подбородок. — По-моему, это кубинский специалист.

— Я понаблюдаю за ним, — сказал О'Хара. — Может, нам удастся пришпилить его, остальные сами уберутся восвояси.

— Может быть, — иронически согласился Форестер.

О'Хара вернулся в лагерь, который они перенесли в каменное убежище на склоне. Здесь они чувствовали себя в большей безопасности, но О'Хара прекрасно понимал, что, если противник переберется на эту сторону, особой надежды спастись в этом укрытии у них нет. Его можно было легко обойти по дороге и взять в полукольцо. О'Хара мучительно напрягал мозг в поисках возможности как-то блокировать дорогу, но ничего не находил.

Все равно здесь лучше, чем на берегу озерца у дороги. Правда, большая проблема — отсутствие здесь воды, но они запасли галлонов двадцать пять в каменной выемке, постепенно натаскав туда воду из озерца с помощью бидона.

Тем временем истерика у мисс Понски прошла, но ею овладела грусть. Она была необычно тиха, погружена в себя и неразговорчива. Она помогала носить воду, перетаскивать в новое место еду и вещи, но делала все это механически и безразлично. Агиляру все это не нравилось.

— Это не дело, — сказал он хмуро. — Не дело, чтобы такая женщина, как мисс Понски, участвовала в подобных вещах.

О'Хара взорвался.

— Черт возьми, не мы же эти вещи начали. Кофлины мертвы, Бенедетту чуть не убили, не говоря уже обо мне. Я постараюсь не допустить такого в будущем, но она — лучший стрелок из нас, а мы боремся за свои жизни.

— Вы солдат, — сказал Агиляр. — Я все жду, когда вы скажете, как Наполеон, что, дескать, нельзя приготовить омлет, не разбивая яиц. — В его голосе слышался легкий сарказм.

О'Хара пропустил это замечание мимо ушей.

— Мы все должны начать тренироваться в стрельбе из лука. Пока у нас еще есть время.

Агиляр коснулся его руки.

— Сеньор О'Хара, может быть, если я сдамся этим людям, они успокоятся?

О'Хара пристально посмотрел на него.

— Вы же знаете, что нет. Они нас не отпустят, мы слишком много видели.

Агиляр согласно кивнул.

— Я знаю. — Он слегка юмористически пожал плечами. — Я хотел, чтобы вы лишний раз убедили меня в этом. И вы убедили. Я очень сожалею, что все это свалилось на невинных людей из-за меня. — О'Хара нетерпеливо хмыкнул, и Агиляр продолжал:

— Наступают времена, когда политик передает дела солдату — когда от насилия уже никуда не уйти. Вот сейчас и я должен прекратить быть политиком и стать солдатом. Я тоже хочу научиться хорошо стрелять из лука, сеньор О'Хара.

— На вашем месте я бы не брал на себя слишком много, — сказал О'Хара. — Вы должны экономить силы на случай, если нам придется уходить. Вы не в такой уж хорошей физической форме, знаете ли.

Агиляр резко ответил:

— Сеньор, я буду делать то, что считаю необходимым.

О'Хара ничего не сказал ему, чувствуя, что задел испано-латиноамериканскую гордость. Он просто кивнул в ответ и пошел поговорить с мисс Понски.

Она стояла на коленях перед керогазом и как будто сосредоточенно наблюдала за тем, как кипит вода в котелке. Но выражение глаз было отсутствующим. О'Хара знал, что стоит перед ее внутренним взором — металлическая болванка, чудовищным образом появившаяся из спины человека.

Он присел на корточки рядом с ней, но она, казалось, даже не заметила его. Заговорил мягко, почти нежно, стараясь найти какое-нибудь разумное объяснение убийству человека. С большой неохотой он извлек из своей памяти собственные переживания, те, которые хотел бы навсегда забыть. Он говорил ей:

— Убийство человека — ужасная вещь, мисс Понски. Я знаю по собственному опыту. И я чувствовал себя скверно после этого очень долго. В первый раз, когда я подбил вражеский истребитель в Корее, я следовал за ним некоторое время — опасная вещь, но я был молод и неопытен. Охваченный пламенем «Миг» пошел вниз, мисс Понски, катапульта не сработала, и летчик, открыв кабину, выбросился в поток встречного воздуха. Был ли этот поступок смелым или отчаянным, я не знаю. Он падал на землю — маленький вращающийся темный комок. Его парашют не раскрылся, и я понял, что это — мертвец. — О'Хара облизал языком губы.

— Я чувствовал себя скверно, мисс Понски. Меня просто выворачивало всего наизнанку. Но я подумал, что этот человек собирался убить меня, и почти осуществил это. Мой самолет был во многих местах прошит пулями, и я прямо-таки грохнулся на полосу на аэродроме. Мне повезло — я провел в госпитале всего три недели. Обдумывая потом все это, я решил, что вопрос стоял так: либо он, либо я. Судьба улыбнулась мне. Не знаю, переживал бы он, если в убил меня. Думаю, что едва ли. Эти люди воспитаны в духе пренебрежения к жизни. — Он пристально посмотрел на нее. — Те, кто сейчас там, за рекой, такие же, с кем я сражался в Корее. Неважно, что у них другой цвет кожи. Мы бы не стали ввязываться с ними в драку, если бы они спокойно отпустили нас на свободу. Но они этого не сделают, мисс Понски. Значит, опять та же проблема: кто кого. Проигравший отправляется к дьяволу. И то, что вы сделали, оправдано, мисс Понски. Быть может, этим вы спасли наши жизни и жизнь народа этой страны. Кто знает?