Бег вслепую, стр. 22

Элин посмотрела на карту.

— Каким путем ты собираешься направиться?

— Я хочу проехать между ледниками Хофсйекюдль и Ватнайекюдль, — ответил я. Значит, от развилки мы повернем налево.

— Эта дорога с односторонним движением, — сказала Элин и передала мне карту.

Совершенно верно. Зловещий красный пунктир, изображенный вдоль линии дороги, означал следующее: Adeins faert til austurs — проезд только в восточном направлении. Нам же было необходимо проехать на запад.

Я нахмурился. Некоторые люди думают, что если ошибочно названная Гренландия [5] вся покрыта льдом, то в Исландии льда на самом деле совсем немного. Они глубоко заблуждаются. Тридцать шесть ледников покрывают одну восьмую часть всей территории страны, и один из них — Ватнайекюдль — занимает большую площадь, чем все ледовые поля Скандинавии и Альп взятые вместе.

Холодные просторы Ватнайекюдля лежали к югу от нас, и дорога, идущая на запад, огибала его справа по задней части массивного конуса Тредладингьи, — Замка Троллей, — огромного щитового вулкана. Я никогда не ездил этим путем, но прекрасно себе представлял, почему движение по дороге было односторонним. Она проходила по самому краю отвесных утесов и изобиловала слепыми поворотами, на которых можно было легко столкнуться с кем-нибудь лбами, далее не успев поспорить, кому проехать первым.

Я вздохнул и взвесил другие возможности. Правая дорога увела бы нас на север, в направлении, противоположном тому в котором я хотел ехать. Вернуться назад было бы для нас еще более губительно, поскольку это означало тройное увеличение километража. География Исландии имела свою безжалостную логику, которая сильно ограничивала выбор маршрутов.

Я сказал:

— Попробуем проехать по кратчайшему пути, уповая на bora, что по дороге никого не встретим. Сезон еще только начался, и наши шансы совсем не плохи. — Я улыбнулся Элин. — Не думаю, чтобы поблизости нашелся хотя бы один полицейский, который смог бы выписать нам квитанцию о штрафе.

— И здесь нет скорой помощи, чтобы подобрать нас со дна ущелья, — заметила Элин.

— Я осторожный водитель, такого никогда не случится.

Элин спустилась к реке, а я снова взобрался на холм. Все было тихо. На дороге, протянувшейся назад к Аскье, не было заметно облачка пыли, которое сказало бы о преследующем нас автомобиле, в небе не жужжали загадочные аэропланы. Я подумал, не позволил ли я своему воображению сыграть над собою злую шутку. Возможно, я убегал от фантома, порожденного моим мозгом.

«Виновный бежит от собственной тени». А я был виновен, да еще как! Я утаил сверток от Слейда, основываясь только на чистой интуиции — подозрении, которое Таггарт счел безосновательным. И я убил Грахама! Что касалось Департамента, то там меня уже предали суду, сочли виновным и вынесли приговор, и мне было интересно, какой окажется позиция Джека Кейза, когда я встречусь с ним у Гейзера.

Я увидел, что Элин возвращается к «лендроверу», поэтому последний раз окинул взглядом окрестности и, спустившись с холма, направился к ней. Ее волосы были влажными, а щеки становились все розовее по мере того, как она вытирала лицо полотенцем. Я подождал, пока она поравняется со мной, а затем сказал:

— Теперь ты влипла в это дело так же, как и я, следовательно, тоже имеешь право голоса. Что, по-твоему, я должен делать?

Она опустила полотенце и посмотрела на меня задумчиво.

— Я бы сделала то, что делаешь ты. Ты уже составил план. Встреться с тем человеком у Гейзера и отдай ему эту… штуку, чем бы она ни являлась.

Я кивнул.

— А что если кто-нибудь попытается остановить нас?

Она заколебалась.

— Если это будет Слейд, тогда отдай ему устройство. А если Кенникен… — Она остановилась и медленно покачала головой.

Я понял, в чем причина ее сомнений. Я мог договориться со Слейдом и, отдав ему то, что он хотел, уйти невредимым, но Кенникен этим не удовлетворится — он жаждет моей крови. Я сказал:

— Предположим, это будет Кенникен — что тогда я должен делать?

Она упала духом.

— Я думаю, ты захочешь с ним сразиться — использовать свою винтовку. Ты захочешь его убить. — В ее голосе было отчаяние.

Я взял ее за руку.

— Элин, я не убиваю людей без разбора. Я не психопат. Я тебе обещаю, что не будет убийств, пока этого не потребует самооборона; пока моя жизнь не окажется в опасности — или твоя.

— Мне очень жаль, Алан, — сказала она. — Но такая ситуация мне совсем незнакома. Я никогда не сталкивалась ни с чем похожим.

Я махнул рукой в сторону холма.

— Я кое о чем подумал, пока там стоял. Мне пришло в голову, что, возможно, моя оценка ситуации полностью ошибочна — что я неверно сужу о людях и их поступках.

— Нет! — сказала она твердо. — У тебя есть серьезные обвинения против Слейда.

— И все же ты хочешь, чтобы я отдал ему устройство?

— Зачем оно мне? — вскричала она. — Или тебе? Отдай его ему, когда придет время, — и снова будем жить своей собственной жизнью.

— Я бы хотел сделать все именно так, — сказал я. — Если только мне позволят. — Я посмотрел на солнце, которое стояло уже высоко. — Садись в машину, нам пора отправляться в путь.

Когда мы подъехали к развилке, я взглянул на застывшее лицо Элин и вздохнул. Я хорошо понимал ее позицию, которая ничем не отличалась от позиции любого другого исландца. Давно прошли те дни, когда викинги наводили страх на всю Европу, и исландцы столько лет прожили в изоляции, что дела остального мира стали для них чуждыми и непонятными.

Свою единственную битву за политическую независимость от Дании они выиграли путем мирных переговоров. Изолированное положение Исландии вовсе не означает, что ее экономика выключена из мировой торговли — разумеется, это не так, но торговля есть торговля, а война, неважно открытая или тайная, являлась занятием для других сумасшедших народов, но не для трезвых, разумных исландцев.

Они были абсолютно уверены в том, что никто не позарится на их страну, и поэтому не имели собственных вооруженных сил. В конце концов если исландцы со своим тысячелетним опытом до сих пор с трудом вырывали у этой земли средства для существования, то кто еще в здравом уме захочет себе того же?

Миролюбивый народ, лишенный опыта ведения войны. Не было ничего удивительного в том, что Элин находила ту подпольную борьбу, в которую я оказался вовлечен, отвратительной и грязной. Я и сам чувствовал себя не особенно чистым.

3

Дорога была плохой.

Она была плохой уже в месте нашей последней остановки и постепенно становилась все хуже по мере того, как мы, миновав реку, начали карабкаться в гору под ледяными полями Ватнайекюдля. Я полз на пониженной передаче и полном приводе по дороге, петляющей по склонам отвесных утесов, которая так часто меняла направление и поворачивала назад, что порой мне казалось, будто я еду по собственным следам. Ее ширины было достаточно только для одного автомобиля, и, огибая каждый угол, я искренне надеялся на то, что не столкнусь за поворотом со встречной машиной.

Однажды нас занесло в сторону, и я почувствовал, что «лендровер», вращая в воздухе задними колесами, медленно сползает к краю пропасти. Я до упора нажал на газ и понадеялся на лучшее. Передние колеса зацепились за грунт и вытащили нас. Вскоре после этого я остановился на относительно прямом участке, и когда снял руки с руля, обнаружил, что они влажные от пота.

Я вытер их насухо.

— Это был чертовски рискованный трюк.

— Может быть, я поведу немного? — спросила Элин.

Я покачал головой.

— Только не с твоим больным плечом. Кроме того, это не вождение — это постоянное ожидание встретить кого-нибудь за каждым углом. — Я посмотрел через край утеса. — Одному из нас пришлось бы оттуда выбираться, а это совершенно невозможно.

Остаться внизу навсегда было наилучшим из того, что могло с нами случиться, о худшем же не хотелось и думать. Неудивительно, что движение по дороге было односторонним.