Много дней впереди, стр. 21
Он ладонью потёр лоб:
— Да, где?.. Быстрей!.. Машину уже готовят. Ты слышал, я звонил. Из больницы машина уже ушла. И там, на месте, тоже направляют людей. Но ты подожди минутку, я сейчас…
Он вышел, а потом вместе с ним в комнате появилась та самая тётка, у которой я спрашивал, как мне найти Маковского, когда первый раз пришёл к нему в экспедицию. Недавно это было, и тогда я не думал, что такое может случиться…
— Женя, Женя… — тронул меня Фёдор Григорьевич за рукав. — Через час, даже раньше, я уезжаю. За мамой. Я её найду, я тебе обещаю! Всю тайгу, шаг за шагом, пройду! А ты…
— Пойдём к нам, Женя? — сказала эта женщина. — Ты у нас побудешь, пока мама и дядя Федя не вернутся… Ты же с Олечкой в одном классе учишься, верно? А это моя дочка. Так пойдём, хорошо?
Я сказал: хорошо, я пойду, но сперва мне обязательно надо заглянуть в школу. А потом вернусь сюда и пойду к ним, раз они так хотят… К ним, к себе домой, в школу, в контору — мне всё равно.
Дядя Федя посмотрел на Олину мать.
— Пусть в школу сходит? — спросил он у неё.
— Пусть сходит… Там его ребята. Ты с ними сюда вернёшься, Женя?
— Можно с ними, — сказал я.
6
Шёл я медленно, у меня совсем не стало сил.
Мне не очень уж и обязательно было в школу, но не мог я сидеть на одном месте и смотреть, как все что-то делают, чтобы искать маму, а я ничем не могу помочь.
В школе кончился первый урок, была перемена. В большом коридоре, у той двери, что ведёт во двор, стояли Кристеп, Оля и Костя Макаров и показывали друг другу какие-то бумажки, сверяли ответы.
Кристеп первым увидел меня и махнул, чтобы я подошёл к ним.
Я подошёл.
— Ты контрольной по арифметике испугался, да?.. — начала Оля. — Вера Петровна сказала: завтра будешь писать отдельно… — Но тут она, должно быть, повнимательней посмотрела на меня. — Что такое, Женя, случилось? Что с тобой, Женька?
Я не сразу смог ответить — горло у меня снова перехватило.
— Мама… у меня… мама потерялась в тайге, — выговорил я кое-как. — Поехала на вызов к больному, далеко, и пропала. Никто не знает, где она, где искать её…
Так я им всё рассказал, что знал сам, и они тоже перепугались, тоже ничего не могли сказать, но больше не проверяли по своим бумажкам — сходятся у них ответы или нет.
Оля первой в себя пришла:
— Ты подожди, Женя… А мы пойдём к Вере Петровне, чтобы она отпустила нас всех троих с уроков. И мы побудем с тобой, чтоб не один ты… Пойдём к нам или к тебе. Правильно я говорю, ребята?
— А то нет? — сказал Костя. — Мы все будем с тобой, Женька, не бросим…
Мы оба и не вспомнили, что дрались, что с тех пор не разговариваем.
У Оли всегда так: сказала что-нибудь и сейчас же ей надо это сделать.
— Подожди ты! — ухватил я её за руку, а то она уже собралась бежать к Вере Петровне. — Никуда не пойдём. Ещё чего!.. Она же начнёт, начнёт чего-нибудь… Дайте самое честное пионерское, что не проболтаетесь никому? Иначе ничего не узнаете!
— Что ты!.. — сказал Костя и сам себя крепко стукнул кулаком в грудь.
— Давай, давай, мы ждём, — теребила меня за плечо Оля.
— Со мной нечего кому-то сидеть. Что я, заболел? Я хочу другое сделать… От конторы экспедиции скоро пойдёт машина на поиски мамы. Там в кузов должны накидать одежду, много тёплой меховой одежды. Найдётся, где мне спрятаться! И я поеду с ними…
— Поедешь? С ними? — ахнула Оля.
— А что? Почему мне не ехать? Не могу же я… Они будут искать маму, а я должен ждать и мучиться? И не говорите мне ничего! — закричал я на них. — Ничего не говорите! Всё равно сделаю так, как сказал!
— Ты раньше не бывал в тайге… — Это Кристеп только теперь заговорил, а то молчал. — Ты не знаешь, как надо, что надо делать, чтобы искать…
— Всё равно!
— Оксэ! Я разве говорю тебе: оставайся, Женя? Если один спрячется в кузове, два разве не спрячутся? Я с тобой поеду, Ыйген. Вдвоём хорошо, одному плохо.
— Поедем, все поедем! — засуетился Костя. — И я поеду… Втроём ещё лучше!
— Нет, не лучше, — ответил ему Кристеп. — Много, если втроём… Троих заметят, тогда ни один не поедет.
— Вы сошли с ума!.. — закричала Оля.
Но я её перебил:
— Обещала молчать? Вот и молчи…
— Я честного пионерского не давала!
— Ах, ты не давала?.. Но вот: одно слово скажешь — мы с тобой враги навсегда. Молчи! От тебя одно требуется — сбегать к твоей маме. Я ведь у вас дома должен был их ждать, когда они вернутся. А чего ждать?.. Скажешь ей, когда машина уйдёт. А то ещё и меня станут повсюду искать, подумают, что я тоже потерялся…
— Ох, Женька, какой ты! — сказала Оля, но больше не возражала.
— Ты молодец, парень! — сказал Костя и ударил меня по плечу. — Ты когда к нам приехал, я сперва думал — ты так, мамсик… А теперь вижу — неправильно я это…
— Ко мне домой тоже сходите, — попросил Кристеп ребят. — Так скажите: когда я вернусь, не знаю. И куда поехал, зачем, скажите… Моя сумка в парте лежит, отнесите домой. Пошли, Ыйген, а то опоздаем, уйдёт машина.
Оля и Костя провожали нас до площади, а дальше мы пошли вдвоём с Кристепом и оглядывались по сторонам: боялись встретиться с дядей Федей, или с Олиной мамой, или с главным врачом.
Прятались в магазине, в том самом… Румяная продавщица — что тогда шапку нам показывала — подозрительно оглядывала то меня, то Кристепа, а потом спросила:
— Вы чего, мальчишки, здесь ошиваетесь? Чего здесь забыли, чего потеряли?
Я растерялся, не знал, что ответить. Кристеп нас обоих выручил:
— Кто ошивается? Никто не ошивается. Мы моего отца ждём… Отец велел, чтобы мы его здесь ждали.
Она вроде успокоилась и больше не обращала на нас внимания.
А нам через большое окно были хорошо видны распахнутые ворота и кусочек двора экспедиции. Наверно, много часов прошло, прежде чем к этим воротам подкатила машина. Шофёр, одетый в полушубок и меховые унты, как у лётчиков, вылез из кабины и направился к дому — пошёл сказать, что он готов, что можно отправляться.
— Сейчас? — шёпотом спросил я у Кристепа. Мне казалось: если громко спросить, все поймут, о чём мы договариваемся, и нас оставят в Ыйылы.
— Маленько подождём, — ответил он.
Как хорошо, что подождали!..
В воротах показался Фёдор Григорьевич. Он залез в кузов и проверил, что там и как уложено, крепко ли привязаны железные бочки с бензином впереди, у кабины. Потом он спрыгнул на землю, поговорил с шофёром, пнул ногой покрышки на задних колёсах. Шофёр и он вернулись в контору.
— Теперь давай быстро, самое время, другого не будет, — толкнул я Кристепа в бок.
Пригибаясь, мы бегом добрались до машины с обратной стороны, чтобы нас не заметили из окон. Сперва Кристеп с колеса махнул в кузов, следом за ним я. Целый ворох меховых штанов и курток, три тулупа, спальные мешки — всё это было уложено возле заднего борта. Лёжа на животе, мы разрыли две норы, каждый для себя. Забрались туда и укрылись. Устроились головами друг к другу так, чтобы можно было перешёптываться.
— Слышишь меня? — спросил я.
— Слышу.
— Как ты?
— Хорошо… Внизу мех, сверху мех. Однако, когда поедем, ветер не достанет нас.
Возле машины послышались голоса, и мы притихли, сжались, как будто тут и нет никого.
Говорил Фёдор Григорьевич, он стоял рядом, но казалось, его голос идёт откуда-то издалека.
— Едем!..
Ему отвечал мамин главный врач — я его узнал.
— Я думаю, нашу больничную машину мы нагоним в Хара-Сайялыке. Раньше нет смысла останавливаться. А там уже договоримся, как действовать, там и разделимся по разным направлениям. Согласны?
— Согласен, — ответил Фёдор Григорьевич. — Поехали, поехали… Вот только Женя… Не успел мальчишка вернуться, надо было бы подбодрить его… Но в школу к нему не успеем заехать — времени нельзя терять ни минуты. Вы, Пётр Тихонович, в кабину, а я устроюсь здесь, в кузове. И не спорьте, некогда спорить!