Наследница престола, стр. 2
— Куда бы тебя деть? — Мужчина выплюнул кисть и завертел головой. — Ага, вот как раз то, что нужно!
На глаза Герромондорру попалась злополучная коробка с лампочками, часть из которых разбилась при столкновении с его головой. Но и целых было еще предостаточно. Герромондорр взмахнул руками подобно дирижеру. Коробка медленно поднялась в воздух, зависла, слегка покачиваясь, и плавно опустилась на полку стеллажа. Из нее выпорхнула лампочка на 75 ватт в гофрированной картонной упаковке и закружилась в плавном, завораживающем танце.
Маленькое облачко, бывшее совсем недавно огненноволосой красавицей, поддавшись чарам, поплыло навстречу лампочке — сначала медленно, будто нехотя, затем все быстрее и быстрее. Вот оно уже слилось в продолжающемся танце со стеклянно-картонным партнером. Странная пара закружилась вокруг общей оси, набирая и набирая обороты.
По складу разнесся гул. Запахло озоном. (Впрочем, им пахло еще с тех пор, как Герромондорр испустил из глаз лучи, — просто сейчас запах перебил даже ароматы лакокрасочных изделий). А потом все резко стихло. В воздухе висела лампочка. Только теперь она казалась матовой — из-за переместившегося внутрь неповрежденной колбы маленького бледного облачка. Затем она аккуратно опустилась в коробку.
Герромондорр — главный дирижер произведенного шоу — неожиданно покачнулся. Он был смертельно бледен. Из-под выпачканного краской плаща клубился легкий парок. Последнее действо отняло у него остаток Силы. В помещении снова стало темно.
На негнущихся ногах мужчина в черном (скорее, уже в пестром) медленно, продолжая покачиваться, направился к выходу из склада. Сначала он даже подумывал о том, чтобы завалиться на какой-нибудь стеллаж (или под него), но решил все-таки, что это будет совсем уж унизительно для него. Надо выбраться в город и подыскать более подходящее для ночлега место…
Подергав входную дверь и поняв, что замок ему не сломать, Герромондорр, теряя последние крупицы Силы, превратился в мутный туманный сгусток и вытек через оплавленное по краям отверстие в стекле витрины.
На свежем ночном воздухе Герромондорру стало чуточку лучше. Он опять обрел человеческий вид, вдохнул полной грудью воздух, слегка переобогащенный, на его вкус, кислородом, и неспешно зашагал, уже не качаясь, по освещенному редкими фонарями тротуару.
Место для ночлега Герромондорр так и не успел найти. Очень скоро из-за темного куста его окликнул подростковый, с пробивающейся хрипотцой голос:
— Эй, дядя, огонька не найдется?
Герромондорр понял смысл сказанного, так как вообще был очень способным к языкам. Разумеется, ему хотелось дать незнакомцу такого «огонька», чтобы испепелить того мгновенно на месте. Но Силы для этого уже не было. Ее не хватило бы даже на то, чтобы вступить в рукопашный бой… Наступив на горло собственным принципам (никогда не подавать милостыню нищим и вообще никому не помогать безвозмездно), он протянул в сторону незнакомца палец, дабы явить из него искру.
Незнакомец же (на самом деле их было трое, только двое других прятались сзади в тени) понял его жест по-своему. Он стремительно бросился под ноги Герромондорру, сбил неосторожного прохожего на землю, негромко свистнул, подзывая приятелей, а потом град шести кулаков и стольких же ботинок обрушился на поверженное тело.
После пяти минут веселой молотьбы кто-то из земной троицы неожиданно ахнул, замерев с поднятой для очередного удара ногой:
— Мужики! У него кровь зеленая!
Двое других, по инерции пнув распростертое на асфальте тело еще по разу, остановились, приглядываясь.
— Да не, это отсвечивает от кустов… — неуверенно протянул один.
— Отсвечивает?! Да она сама светится! — взвизгнул, отпрыгивая, второй.
Все трое испуганно попятились. А тело, которое они только что весело пинали, стало вдруг, шипя, съеживаться, словно сало на сковородке; от него потянулась струйка зеленоватого, светящегося дыма с удивительно мерзким запахом паленой шерсти, серы и масляной краски… Через какую-то минуту на асфальте тускло отсвечивала в неверном свете далекого фонаря небольшая лужица — то ли крови, то ли краски (во всяком случае, точно не без этого!) разноцветно-игривых, радужных оттенков.
Часть I
ДЖИННИНЯ ИЗ ЛАМПОЧКИ
ГЛАВА 1
Генка проснулся от свирепого девчоночьего вопля:
— Ты когда вкрутишь в туалете лампочку?!
Генка перевернулся на другой бок, натянув одеяло на голову. Но крик сестры не стал менее пронзительным:
— Мне надоело испражняться в темноте!
Генка понял, что поспать уже не удастся. Он отбросил одеяло и гаркнул:
— Это что еще за выражения?!
Рыжая Юлькина голова просунулась в дверь Генкиной комнаты:
— Какие выражения, ты, лодырь? Вот были бы живы мама с папой…
— Стоп! — отрезал Генка, вскакивая с дивана. — Запретная тема! Их нет, так что давай разбираться сами!
— Сами… — Юлька всхлипнула. — Ты лампочку даже вкрутить не можешь!
— Вкручу! А вот выражаться непотребно все же не стоит.
— Да как я выразилась-то?! — округлила глаза Юлька.
— Ты сказала: испражняться… — потупился застенчивый Генка.
— А как я должна была сказать? Ну-ка, озвучь!
— Отставить!!! — завопил Генка. — И вообще, нечего на меня пялиться — видишь, я не одет!
— Ой-ей-ей! — замотала головой сестренка. — В трусах и в майке — и не одет! Ты еще лыжи нацепи!
— Ты как разговариваешь со старшим братом?! — всерьез рассердился Генка. — А ну брысь из моей комнаты!
Пока Генка одевался, раз пять тяжело вздохнул, думая о сестре. Вон какая уже деваха вымахала — скоро пятнадцать! А ему, Генке, всего двадцать. Ну какой из него родитель-воспитатель?! А куда деваться? Что тут поделаешь, если полтора года назад судьба выкинула такой жестокий фортель!
Генка тогда служил в армии. Как раз на присягу и ехали к нему родители. Поезд должен был прийти ночью. С самого подъема Генка ходил радостный в предвкушении скорой встречи. Да что там ходил — летал! И не он один — еще к восьмерым пацанам из учебки ехали этим же поездом родные, друзья, невесты…
Повезло лишь тем пятерым, к которым родители летели самолетом, и тем, к кому вовсе никто не собрался. Потому что поезд не пришел… Толком никто ничего не знал, а командиры если и знали, то до поры до времени молчали.
Присягу Генка и восемь его товарищей принимали без всякого настроения, «на автомате» — мысли были об одном: где же те, кто должен был приехать?.. Конечно, страшные мысли тогда еще в голову не приходили: ругали МПС, надеялись, что хоть и с опозданием, но долгожданное свидание состоится — может, прямо сейчас, после присяги, может, вечером…
А вечером их девятерых вызвал к себе командир части. Предложил присесть, приказал ординарцу налить всем чаю. В «предбаннике» маячила фельдшерица из здравпункта. А командир все ходил взад-вперед по кабинету и молчал, молчал, молчал… Каждым шагом словно заколачивал острый гвоздь в гроб последней Генкиной надежды. Оказалось, и правда — в гроб…
Поезд потерпел крушение. Генкины родители погибли. Погибли и те, кто ехал к его новым друзьям. Восьмерых отпустили домой на похороны. Генку — отправили насовсем: у него осталась Юлька — тринадцатилетняя сестренка. И больше никого в целом мире — ни бабушек, ни дедушек, ни дядей, ни тетей. Так уж распорядилась судьба. Но Генка все равно был ей благодарен — хотя бы уже за то, что в том страшном поезде не оказалось Юльки! А ведь поначалу и она собиралась с родителями, но поехала с подругой на дачу. Потом, умываясь слезами, рассказывала, как папа и мама были против, как подружкины родители приходили их упрашивать, обещая, что с Юлькой ничего за две недели не случится, что их дочка мечтала целый год, как они отдохнут вместе…
Юлька рыдала, вспоминая мамины слезы при расставании. Даже папа подозрительно отвел глаза в сторону. «Они все чувствовали, чувствовали! — голосила сестра. — Почему я не поехала вместе с ними?!»