Приключения в стране львов, стр. 14

Со стороны было уморительно смотреть, как вели себя рептилии. Француз, забыв про опасность, потешался от души: крокодилов собралось около десятка; они открывали и закрывали пасти, царапали перепончатыми лапами металлическую обшивку, били хвостами по полу и грызли все что ни попадя. Один сунул морду в бочку с дегтем и весь перепачкался. Другой заинтересовался кусками каменного угля и стал их пробовать, но сейчас же выплюнул. Третий принялся добросовестно жевать подвернувшийся гамак. Четвертый залез головой в маленькую машинную камеру, застрял в ней и не смог вылезти, несмотря на отчаянные судорожные рывки — так и задохнулся от жара.

Главные же силы армии продолжали стоять неподвижным кольцом вокруг чешуйчатой шлюпки.

Появившееся солнце начинало нещадно припекать. Укрывшиеся на тенте почувствовали себя словно на раскаленной сковородке, не имея возможности не только достать хотя бы каплю воды, но и пошевелиться.

— Как долго не наступает прилив! — пробормотал Фрике. Теперь даже ему было не до шуток. — Да и прилив еще не все. Как мы избавимся от этих гадин? Стрелять отсюда нельзя — пули продырявят всю лодку! .. До чего жарко! Я никогда так не пекся, даже когда служил кочегаром. Эй, друг, это не дело! Ты что? Теперь не время! — Один из бретонцев лишился чувств, другой был близок к этому.

Из трех белых один лишь юноша хорошо переносил невыносимую жару — ни дать ни взять, саламандра note 56. Он принялся энергично растирать упавшего в обморок матроса, поручив другого одному из негров.

— Делай как я, господин Белоснежка. Три хорошенько. За кожу не бойся — она у него толстая… Наконец-то!

Последнее восклицание было вызвано отдаленным рокотом, пронесшимся по реке — рокотом начавшегося прилива, усиленного вскоре гулом прибоя. На илистую отмель, все еще оккупированную крокодилами, набежала первая волна и тихо лизнула борт шлюпки.

Прилив надвигался. Он нес спасение. Но требовались большая осторожность и терпение.

Молодой человек снял с себя длинный шерстяной пояс и опустил его концом в реку. Ткань впитала воду — правда, теплую, мутную от ила, но все-таки воду. Можно было сделать компресс больным и облегчить их страдания.

Трупы убитых крокодилов всплыли; ряды осаждающих расстроились. Лодка начала вздрагивать. Потом заколыхалась, повернулась на якоре и встала против прилива.

Рептилии, заметив, что судно качается, пришли в беспокойство. От их возни оно закачалось еще сильнее. Вся свирепость аллигаторов куда-то исчезла. Они легли на животы, расставив в стороны лапы, и растерянно озирались по сторонам, чувствуя, что попали в западню.

Нужно было сниматься с якоря. Но как? Крокодилы в воде не представляли опасности: борт у шлюпки был достаточно высок и взобраться на нее они не могли. А вот непрошеные пассажиры на палубе…

Парижанин бубнил:

— Если бы поменяться местами — нас в тень, а их на солнце, — было бы полбеды: изрешетить тент пулями не опасно… Э, да вот что. Твари струсили и присмирели. Нападем на них втихомолку. Друзья: настолько ли вы оправились, чтобы посидеть с минуточку верхом на раме?

— Ничего, сможем, — отвечали матросы.

— Черномазых нечего и спрашивать: эти куда угодно взберутся. Так вот: берите каждый по ножу, садитесь верхом на раму и перережьте все завязки, удерживающие парусину. Поняли?

— Да! Крокодилы попадут будто в сеть.

— Прекрасно. Накроем всю компанию. Действуем по моей команде. Раз, два! .. Режь! .. Так. Ну теперь, значит, летим!

Затея удалась. Парусина свалилась на оцепеневших крокодилов — они даже не пошевелились.

Фрике и экипаж спрыгнули на палубу, закрепили ткань над хищниками и связали им веревками хвосты, почти столь же опасные, как и челюсти. Негры опомнились от страха и, получив разрешение, перерезали крокодилов, а трупы без церемоний побросали в воду. Впрочем, не все. Один исполинский экземпляр восьми метров длиной юноша велел оставить, чтобы сделать из него чучело.

— Вы, господин аллигатор, будете украшением моего кабинета, — прокомментировал парижанин. — Я вас подвешу под потолком.

Шлюпка благополучно отчалила и поплыла вверх по реке. Десять часов шла она без остановок — фарватер note 57 был везде свободен. Француз подсчитал, что они сделали в тот день шестьдесят километров, почти столько же, сколько в первые два дня.

Судно летело на всех парах, мимо поросших высоким лесом берегов, вспугивая мириады разноцветных птиц.

Хотя препятствий впереди видно не было, один из матросов стоял на вахте. Фрике держал руль.

Вдруг лодка резко остановилась, от сильнейшего толчка европейцы и негры повалились друг на дружку.

ГЛАВА 10

На какой камень наткнулась шлюпка. — Хрип лошади. — Смерть гиппопотама. — Разнести живую баррикаду. — Были звери — теперь люди. — Отступление, а не бегство.

Если искать животное, менее всего похожее на лошадь, это несомненно гиппопотам, что в переводе с греческого значит: «речной конь». Так назвали его древние греки, и название сие почему-то оставили за ним современные ученые, несмотря на то, что оно совершенно противоречит здравому смыслу.

Вспомните лошадь: гордая гибкая шея, закругленный круп note 58, тонкие быстрые ноги. Теперь взгляните на бегемота: бесформенное туловище, какой-то громадный обрубок на четырех подпорках, напоминающих плохо обтесанные столбы. Что общего с лошадью у этой чудовищной свиньи?

А между тем название дано, и оно прижилось. Что же такое «речной конь»? Млекопитающее из семейства травоядных парнокопытных, подотряда нежвачных. Стало быть, ничего лошадиного.

После слона это самое крупное из четвероногих, но ни силы, ни ловкости, ни сообразительности исполина у него нет.

Голова громадная, с маленькими, косо посаженными глазками, с едва заметными смешными ушами, узким лбом и мало развитым черепом; морда — толстая, квадратная, с широчайшими ноздрями и с огромной пастью, усаженной великолепными зубами.

Зубы чудные, настоящая слоновая кость: белые, твердые, не желтеющие. Их тридцать шесть. Клыки у взрослой особи достигают иногда сорока сантиметров при весе от шести до семи килограммов и в торговле идут очень бойко, почти наравне со слоновыми.

Все остальное у бегемота до крайности безобразно: неуклюжее туловище при отсутствии шеи непосредственно соединено с уродливой головой, отвислый живот почти касается земли, шершавая кожа темно-свекольного цвета имеет на редкость отталкивающий вид. Но по характеру этот безобразный увалень не зол, напротив, скорее миролюбив, даже робок и, если хотите, добродушен.

На человека он не нападает, даже избегает его, но с условием, чтобы уж и его самого не трогать. Если же животное раздразнить, ярость чудовища не будет иметь границ.

Питается гиппопотам исключительно растительной пищей, причем потребляет ее в невероятном количестве — сто и более килограммов в день. Этот обжора большой гастроном и любит лакомства. Не довольствуясь травой, корнями и тростником по берегам рек, он с жадностью набрасывается на рис, просо и даже на сахарный тростник. Это его десерт.

Появление бегемота на туземных плантациях вызывает настоящую панику — он не столько съедает, сколько вытаптывает посевы.

От обильной пищи у «речного коня» под кожей, как у свиньи, образуется толстый слой сала, который очень любят негры, но европейцам оно не нравится своим специфическим запахом.

Бегемот столь тучен, что имеет склонность к апоплексии. Уверяют, что поэтому он сам себе пускает кровь — выбрав острый утес, трется о его режущие края до тех пор, покуда не брызнет кровь. И сам следит, чтобы ее вылилось не больше, чем требуется, после чего ложится в густой ил и таким образом устраивает себе компресс и перевязки.

вернуться

Note56

Саламандра — из семейства хвостатых земноводных, похожих на ящериц.

вернуться

Note57

Фарватер — путь для безопасного прохода судов, огражденный, как правило, сигнальными знаками.

вернуться

Note58

Круп — задняя часть корпуса лошади.