Похождения Бамбоша, стр. 103

В Париже, в своем кругу, он мог считаться, и действительно считался, одним из самых опасных бандитов. Его кровавая репутация последовала за ним на каторгу, где он тотчас же выдвинулся в первые ряды.

Поначалу его, правда, немного прощупали, дабы убедиться, соответствует ли его репутация истине.

У новичка был готов ответ:

— Я пришил [152] родного отца. Кто из вас совершил нечто подобное?

И действительно, это считается довольно редким подвигом, оцененным тем выше, что как раз в то время ни одного отцеубийцы на каторге не было. Бандитская элита склонила головы перед парнем, сразу же предъявившим столь веские доводы. Его сила, образование, ум и жестокость довершили все остальное. Он был избран Королем Каторги и выказал такие незаурядные личные качества, которые оправдали этот титул.

Однако стать проводником в тропических джунглях, не имея никакого опыта, — дело безнадежное.

И Бамбош, предполагавший без особых усилий и хлопот дойти морем до Спорной территории, признал про себя, что не сможет провести группу через лес.

Но мужество ему не изменило. Хоть он и знал их всех, но впервые внимательно вгляделся в окружающих его людей, стараясь поточнее определить, чем именно каждый может быть полезен их маленькому сообществу. Среди них было семь белых, один негр и два араба.

Мартен со своим Филиппом представления не имели о жизни в лесу. Остальные белые — Вуарон, Симонен, Ларди и Галуа — тоже никакими навыками не обладали. Арабы, которые могли бы быть отличными проводниками в пустыне, здесь казались совсем сбитыми с толку.

Негр же, по имени Ромул, уроженец Иракубо, похохатывал, как обычно смеются негры, по любому поводу и сам не зная над чем. Он был приговорен к пожизненному заключению за убийство и грабеж.

Единственное, что помнил Бамбош, так это то, что Спорная территория лежит на юго-востоке. Стало быть, надо идти на юго-восток через леса, равнины, болота, горы и реки.

Ввиду того что у них не было продуктов питания, Бамбош сперва решил сделать главного добытчика из негра. Перед тем как тронуться в путь, он подумал, что нелишне сказать всей группе несколько слов — это не только поднимет их настроение и укрепит боевой дух, но и послужит некоторым свидетельством его главенства.

— Братва, — начал он, когда все его окружили, — лучшие речи — краткие речи. Потому-то я скажу вам просто, без затей, без околичностей: надо идти, надо бороться, надо надеяться! Что касается меня, то я, не дрогнув, доведу до конца свою миссию. Я пообещал вам свободу и богатство. И я сделаю вас свободными и богатыми! Доверьтесь мне и следуйте за мной! Конечно же на нашем пути будут и страдания, и лишения, и опасности. Но, поверьте мне, худшее уже позади. Всего несколько дней пути отделяют нас от Спорной территории.

Затем величественным жестом он указал рукой на юго-восток.

— Вон там лежит земля обетованная! Идите, боритесь, надейтесь!

Увлеченные этой пламенной тирадой, произнесенной зычным голосом, белые не удержались от возгласов одобрения. Арабы молча склонили головы, как бы говоря: «Мы готовы!» Негр оскалил крокодильи зубы и прыснул со смеху.

Бамбош велел негру стать во главе шеренги, махнул рукой в сторону юго-востока и бросил:

— Вперед!

Густой, почти непролазный кустарник начался чуть ли не сразу.

Негр, вооружась саблей, с большой ловкостью обрубал мелкие ветки, прокладывая просеку, вернее узенькую тропку, по которой едва-едва гуськом продвигались каторжники, спотыкаясь о корни, обдирая кожу о шипы колючих растений, задыхаясь от жары, царящей в подлеске, терзаемые голодом, вновь давшим о себе знать.

Так прошли они приблизительно одно лье, когда лес вдруг расступился и показался прекрасный луг, окаймленный высокими пальмами.

Густая трава скрывала их с головой.

С шумом поднимались в воздух огромные птицы, похоже было, что незваные пришельцы вспугнули их с гнездовий.

— Здесь неподалеку наверняка найдется недурная яичница, — заметил Галуа, высокий крепыш, чей здоровый аппетит давал о себе знать с самого момента кораблекрушения. — Я заприметил место, с которого поднялось больше всего птиц, схожу туда.

— Ты нет ходить, брат, — удержал его негр Ромул с выражением отчаянного страха на лице.

— И почему это мне не ходить, скажи на милость?

— Там припри…

— Какое еще припри?

— Трясучий лужайка…

— Да плевать я хотел на твою трясущуюся лужайку! Я голоден, а там есть яйца. Я схожу за ними.

Негр схватил Галуа за рукав полотняной блузы. Тот вырвался и с такой силой толкнул обидчика в грудь, что едва не сбил его с ног.

Но, не успев пробежать и пяти шагов, Галуа завопил от ужаса и хотел было повернуть обратно. Но было поздно. Земля ушла у него из-под ног. Он провалился по колено. При малейшем усилии вырваться он погружался все глубже — сначала до половины бедра, потом до пояса.

— Ко мне! На помощь! — орал Галуа.

Никто не шевельнулся. Воистину, великодушие и самоотверженность не присущи каторжникам!

— На помощь! — снова взмолился Галуа. — Неужели вы дадите мне погибнуть?!

Негр захохотал так, что чуть не лопнул, и приговаривал нежным голоском, так странно контрастировавшим с его отталкивающей внешностью:

— Твоя знать теперь припри!.. Твоя знать трясучий лужайка! Теперь твоя пропадать, грубый тварь!..

— Эге, погодите-ка минутку! Я не желаю, чтоб он загнулся! — раздался грубый голос Мартена. — Если среди вас нет молодца, способного его вытянуть, это сделаю я!

Чего ради Мартен испытывает желание рискнуть жизнью для ближнего своего? В такое и поверить-то было невозможно, все просто обалдели от несообразности его поступка, потому что знали: для Мартена ничто в мире не существует, кроме Филиппа, его «малыша».

С большой ловкостью гигант лег на предательскую траву и пополз по направлению к несчастному, продолжавшему вопить, увязая все глубже. Галуа погрузился уже до подмышек и, чтобы не утонуть окончательно, удерживался расставленными в стороны руками. Мартен беспрепятственно дополз до него, схватил за руку и потянул. Благодаря богатырской силе он сумел выдернуть беднягу из ловушки, как огромную репу, а затем мало-помалу, отползая, вытянул его за границу опасной зоны.

Когда оба очутились на твердой почве, Галуа, в полуобморочном состоянии, не веря, что избежал чудовищной опасности, начал лепетать своему спасителю слова благодарности. Мартен холодно пожал плечами и пошел прочь, как бы желая уклониться от этих изъявлений чувств. Он подошел к Бамбошу, считавшему своим долгом начальника выразить восхищение.

— Дурак ты, — буркнул в ответ колосс. — Ну, дал бы я ему увязнуть в этой каше, так мы бы потеряли сто пятьдесят фунтов свежатины. Он довольно упитанный, наш товарищ Галуа.

— Так ты снова возвращаешься к своей мысли?

— Да, Бамбош, и сейчас более, чем раньше. Сам видишь — мы не нашли ничего съестного… На зуб положить нечего… А соловья баснями…

— Может быть, мы достанем еду и без того, чтобы прибегать…

— Дудки! И ты увидишь, настанет момент, когда мы будем счастливы сожрать кусок себе подобного…

ГЛАВА 16

Оглушенный, Бобино рухнул как подкошенный, не дойдя до дома несколько сот метров. Удар был так силен, что он долго пролежал без сознания. Ему показалось, что он умирает, и последние его мысли, полные тоски и сожаления, были обращены к той, которую он так любил.

Очнувшись, Жорж почувствовал жаркое дыхание, ощущая, как что-то теплое и влажное касается его лица. Бобино протянул руку и нащупал шелковистую собачью шерсть. В ответ на его движение собака завыла. Завыла горестно, почти по-человечьи, ее вой походил на рыдание… Он узнал свою собаку, любимицу всех домочадцев, отвечавшую им самой пылкой привязанностью.

Пес продолжал выть и вылизывать ему лицо, как будто желая возвратить к жизни.

— Атос! — прошептал Бобино.