Под Южным крестом, стр. 65

Неужели парламентер их обманул? Неужели они останутся беззащитными перед этим магараджей, которого они не могли даже рассмотреть хорошенько и который сидел перед ними развалясь и беспечно курил длинную турецкую трубку?

– Господин Андрэ, – тихо сказал Пьер де Галь, – а мы, ведь, кажется, того… попались.

В эту минуту в огромном зале раздался чрезвычайно странный крик, какого, вероятно, ни в одном дворце никогда не слыхали. Это был резкий, протяжный, насмешливый крик, как кричат в Париже уличные мальчишки. Графически этот крик можно изобразить так:

– П-и-и-и-у-у-у-фюить.

ГЛАВА XIII

Угрозы бандита. – Узница и страж. – Бунт в городе. – Сборище нечестивых. – Арсенал заговорщиков. – Вперед! .. – Ставка главаря кораблекрушителей. – Муки Тантала. – Магараджа умер… Да здравствует магараджа! – Кто советник? – Встреча обносившегося путника с малайским чиновником. – Новые подвиги парижского гамэна. – Битва, выигранная Фрикэ, тигром и обезьяной. – Мео, пиль! ..

Читатель, вероятно, помнит, что разговор мисс Бланш с Боскареном был внезапно прерван ужасным шумом, поднявшимся на улицах города. Это происшествие произвело на каждого из собеседников совершенно разное впечатление.

Свеженькое личико девушки осветилось нескрываемою радостью, а бледное лицо бандита позеленело и исказилось от ярости и тревоги.

Для пленницы этот шум мог предвещать освобождение, а для ее тюремщика – как знать? – быть может, час расплаты за все. Он одним пружком подскочил к двери и ударил в подвешенный над нею китайский гонг. Раздался звон, и одновременно приподнялись две портьеры; из-за одной выглянула женщина, из-за другой – мужчина.

Мужчина – рослый араб, с тонкими, сухими, но чрезвычайно крепкими руками и ногами, гордым лицом и свирепым взглядом черных, как уголь, глаз. В руках у него был огромный блестящий ятаган с богатою резьбою, а за поясом пара кремневых пистолетов с коралловыми украшениями на рукоятке.

Женщина – высокая, здоровая мулатка с очень смуглым лицом и ярко-красными губами. Одежда ее, по малайскому обычаю, состояла из богатого саронга. Густые черные волосы пышными волнами падали по плечам, выбиваясь из-под легкого шелкового покрывала. Она подошла к девушке и встала между нею и арабом, окинув последнего огненным взглядом. Араб замер, как бронзовая статуя, и молча ждал с ятаганом в руке, что скажет его повелитель.

– Али!

– Повелитель?

– Ты очень мне предан?

– Я твой раб. Говори.

– Сколько у тебя людей?

– Тридцать человек.

– Надежных?

– И неустрашимых.

– Готовых умереть по первому моему знаку?

– Готовых на все ради человека, отмеченного милостью Аллаха.

– Ты головой отвечаешь за эту молодую девушку.

– Головой отвечаю.

– Защищай ее до последней капли крови.

– Буду защищать.

– Убивай всякого, кто подойдет к ее дому.

– Клянусь тебе в этом!

– Хорошо. Да будет с тобою Аллах! Слушайте, мисс, слушайте внимательно, что я вам скажу. У нас ожидаются важные события. Я могу пасть в предстоящей борьбе, потому что не ожидал ее так скоро. Эти крики, это смятение означают, что город охвачен бунтом.

– Какое мне до этого дело? Меня нисколько не интересуют бандиты, которым вы продали свою душу.

– Мисс! ..

– Милостивый государь! ..

– Ради Бога, скажите мне одно слово. Только одно. Я не хочу умирать, я останусь жив. Но не считайте меня таким, как вы сейчас сказали. Я не низкий честолюбец и, тем более, не преступник. Только великие замыслы заставили меня принять известные меры, в которых нет ничего бесчестного. Завтра я буду магараджей Борнео… Слышите, мисс, магараджей, то есть султаном. У меня будет трон… Хотите разделить его со мною?

– Никогда! – звонким голосом отвечала Бланш.

Боскарен вскрикнул от бешенства, сказал что-то по-арабски Али и вышел, прохрипев задыхающимся голосом:

– Или со мной, или в могилу!

Вся энергия бедной девушки угасла, как только исчез ее мучитель. Она нервно задрожала, из груди вырвалось долго сдерживаемое рыдание, и несчастная Бланш залилась горькими слезами, без сил упав на грудь преданной мулатки.

Последняя, хлопоча около госпожи, сердито напустилась на араба, забросав его гневными словами на своем живом и образном языке. Араб остался, впрочем, совершенно невозмутим. К счастью, нервный припадок продолжался недолго, и молодая девушка скоро овладела собой и ушла в комнаты.

Али немедленно приступил к выполнению приказа. Он собрал людей, сказал им краткую речь и, раздав оружие, расставил на карауле по всему жилищу лжемусульманина.

В городе царило смятение. По улицам-каналам целыми вереницами мчались прао с озабоченными пассажирами. На мостах, переброшенных через каналы, теснились толпы взволнованного народа. В центре города раздавались выстрелы. Во многих местах к небу поднимались густые облака дыма: это загорались деревянные дома обывателей. Китайцы спешили оттолкнуть от берега свои плавучие жилища. Одним словом, беспорядок был полный.

Боскарен, кинув беззащитной девушке низкую угрозу, сейчас же опомнился и успокоился. Только судорожное подергивание побелевших губ и мрачный блеск глаз выдавали кипевшую в нем бурю. Зная цену времени, он за несколько минут переоделся в свой обычный наряд хаджи и надел на голову зеленую чалму. В сопровождении многочисленной свиты из малайцев он вышел из дворца-цитадели в конце города.

Расстояние было довольно большое, а лодка плыла медленно, потому что ей мешали постоянно встречавшиеся другие лодки. Хотя Боскарен уже давно приготовился к бунту против магараджи, трон которого он стремился занять, его очень удивил такой неожиданный взрыв. Правда, сам он все это время, не переставая, подстрекал народ и держал его в напряжении, которое успело даже вызвать несколько мелких вспышек, но теперь он терялся в догадках, чему или кому приписать такую дружную, внезапную революцию, вспыхнувшую без его ведома.

Временами его лодку обгоняли быстрые прао, в которых сидели богато одетые люди и хорошо вооруженные солдаты. Обменявшись таинственными знаками, прао летели дальше, по направлению к той же крепости. Наконец и его люди добрались до цитадели. Перед Боскареном отворилась массивная тековая дверь. Он вошел в длинный коридор, в котором рядами были выстроены малайские воины, и попал в огромный зал, где шумело и волновалось нетерпеливое сборище.

Оно состояло из представителей различных наций, племен и сословий. Здесь были европейцы с обесцвеченными от климата, испитыми лицами, были фанатики-арабы, были бронзовые индусы и великаны-негры, были малайцы с плоскими носами и отупелые от опиума китайцы, были роскошно одетые раджи и оборванные метисы, – и все толкались, кричали, бранились и спорили на всех языках и наречиях земного шара.

Обстановка, среди которой шумела пестрая толпа, была не менее своеобразна. Это был настоящий склад, настоящий вертеп бандитов, стены которого были увешаны всевозможным оружием. Каждый мог выбрать по вкусу из огромного запаса, которого хватило бы на несколько тысяч человек. Здесь висели и английские карабины, и малайские криссы, и фитильные ружья, и кавказские шашки, и арабские ганджары, и пенджабские дротики, и кампиланги с синим лезвием, и красноперые стрелы с отравленным острием, и даякские паранги, и даже веревочные сети свирепых почитателей Шивы, – одним словом, имелось все, что угодно.

При появлении Боскарена шум мгновенно стих, точно по сигналу. Очевидно, влияние этого человека на сборище нечестивых было громадно. Споры умолкли, головы почтительно склонились перед вошедшим. Человек, сумевший до такой степени подчинить разнузданных бандитов, мог справедливо назваться царем этого темного царства, царем ночи.

Несколько минут он стоял молча, словно собираясь с мыслями. Взгляд черных глаз быстро скользнул по всей толпе, не пропустив ни одного человека. Затем Боскарен поздоровался с присутствующими.