Под Южным крестом, стр. 42

Затем, как ни в чем не бывало, они сложили из отрубленных голов пирамиду, а трупы выбросили за борт и принялись опять танцевать.

У каждого было повешено с боку по небольшой корзинке, сплетенной из тростника и украшенной человеческими волосами. Окончив свой балет, они осторожно положили себе в корзину по голове, закрыли крышку и самодовольно посмотрели на белых.

Как раз в эту минуту мимо отвратительного трофея проходил доктор. Как человек, немало на своем веку поработавший в анатомических театрах, он не почувствовал особенного отвращения при виде этих останков. В нем проснулся инстинкт антрополога, он взял в руки одну из голов и стал ее рассматривать так хладнокровно, как будто это был кокосовый орех.

Даяки поняли поступок доктора совершенно по-своему. Они вообразили, что белые такие же страстные любители мертвых голов, как и они сами, и с предупредительностью поднесли европейцам каждый по две головы. Противно было видеть, как они, весело улыбаясь, подходили со своими страшными трофеями, держа их за длинные жесткие волосы.

Вот эта картина и заставила сэра Гарри вскрикнуть от отвращения.

– Я далеко не нервная дама, – с содроганием сказал он Андрэ, – но согласитесь, что ваши дикари совершенно невозможны. Пожалуйста, велите им убрать эти отвратительные трофеи.

Менее впечатлительный и более свыкшийся с нравами жителей Борнео Андрэ хладнокровно сказал даякам по-малайски несколько слов. Даяки отошли прочь и преспокойно прицепили драгоценные головы к внешней стороне борта.

– Так это ваши будущие союзники? Ну, можно смело сказать, что пленниками они утруждать вас не будут. Да и относительно раненых врагов вам не придется беспокоиться: кто раз упадет, тому они уже не дадут подняться.

– Я, конечно, не стану одобрять эти дикие привычки, – сказал Андрэ, – но согласитесь сами, что мы, цивилизованные люди, не вправе предавать анафеме бедных даяков, которые, во всяком случае, действуют по своему разумению. Оглянемся на самих себя, вспомним факты из собственной истории: разве не поступали мы иной раз несравненно хуже, очень хорошо зная, что это нехорошо, так как не были невежественными дикарями, а считались цивилизованными людьми? Даяки отрезают головы у мертвых врагов, а что делали мы сами во время религиозных войн? А инквизиция? А завоевание Америки? Вспомните подвиги Кортеца в Мексике, Пизарро в Перу: эти неугасимые костры, это огульное истребление несчастных туземцев, систематически продолжавшееся целый век, и все ради обогащения, ради наживы, до которой оказались так жадны «цивилизованные» пришельцы. Куда до таких «великих» людей наивным даякам Борнео, этим невинным любителям мертвых голов! Даяк убивает своего врага, как и европеец, и ни чуть не с большей жестокостью. Не его вина, что он не слыхал никогда о гуманности, о любви к ближнему, о прощении обид. Мы и слышали, да что делаем.

– Вы правы, я знаю это. Я много хорошего слышал о даяках и единственное, что мне в них не нравится, это именно их неприятная привычка носиться с отрезанными головами.

– Да, даяки хороший народ. Мы прожили у них полгода и, верите ли, я встретил среди них столько честности, бескорыстия и, – не шутя вам говорю, – сердечной мягкости, что просто удивился. Даяк в высшей степени гостеприимен, он превосходный муж и очень любящий отец. А вот пример его бескорыстия. Когда даяк идет в поход вместе с вечным своим врагом малайцем, он предоставляет своему союзнику всю добычу, довольствуясь одними головами убитых.

– Но, скажите, на чем у них основан этот безобразный обычай? Нет ли тут какого-нибудь поверья?

– Да, я думаю, здесь большую роль играет суеверие. Ведь и человеческие жертвы коренились, вообще, в суеверии.

– А правда ли, как уверяют некоторые путешественники, что у даяков жених подносит невесте в подарок только что отрезанную голову?

– Крайне сомнительно. Я, по крайней мере, никогда ничего подобного не видал, хотя в прежнее время Лейден, а в новейшее ван Громп и голландский резидент в Голонтало Ридель утверждали это и продолжают утверждать. С другой стороны, это опровергается Теммингом, весьма добросовестным исследователем, и госпожой Идой Пфейфер, знаменитой путешественницей, правдивость которой не подлежит сомнению. Лично я склонен разделять последнее мнение, но не потому, что считаю даякских девиц неспособными принять благосклонно подобный дар, а из того простого соображения, что даякам просто негде взять столько голов, чтобы всякий раз подносить их в подарок своим возлюбленным.

Свист разведенного в машине пара прервал эту интересную этнографическую беседу.

Из большого люка появилось лицо Фрикэ, почерневшее от копоти до того, что стало не белее, чем лицо Князька.

– Я успел на пять минут раньше, чем обещал. Машина готова, сэр Гарри, и я жду ваших приказаний.

– Хорошо, мой друг. Становитесь на место. Я буду подавать вам сигналы… Рулевой, правь к горе! Лоцман, вперед!

ГЛАВА III

Морской разбой как бич индо-малайского архипелага. – Джемс Брук, саравакский раджа. – Гроза пиратов и освободитель Борнео. – Как попали пять французов в устье реки Кагаджана. – Похищение ребенка. – Письмо и гонец. – Тайный поверенный борнейского раджи. – Восстание независимых даяков. – Открытие военных действий. – Яхта «Конкордия». – Молчаливый машинист и болтливый подшкипер. – Размышления доктора Ламперриера о людях с рыжими волосами. – Катастрофа.

Между 95° и 140° восточной долготы по гринвичскому меридиану, от 14-й северной параллели до 10-й южной, на площади в пять миллионов квадратных километров, тянущейся от северного конца острова Люцони к берегам Австралии и от восточного конца Явы в Новой Гвинее, живет и действует целое население хищников. Это настоящие негодяи, вся деятельность которых направлена на то, чтобы жить за счет труженников.

Этот благодатный край, согреваемый жарким солнцем, орошаемый тропическими дождями, вечно зеленеющий, вечно цветущий, был бы настоящим земным раем, если бы малайские пираты, этот страшный бич для тружеников, не вносили в него беспрестанных грабежей, опустошений, убийств.

Малайская раса, плодовитая, как саранча, храбрая, хитрая, выносливая, умная и глубоко развращенная, но в то же время не поддающаяся цивилизации в том смысле, как мы ее понимаем, питает неискоренимое отвращение к правильному труду, благодаря которому только и может процветать государство.

Таким образом, оказывается, что все население больших и малых островов Океании состоит из производителей и грабителей. Первые неустанно трудятся, объединяясь около европейцев, научивших их правильному разделению труда, а вторые отнимают у них львиную долю того, что приносит им труд, и подрывают их благосостояние.

Нет такого уголка, нет такого заливчика, рифа или лагуны, где бы не укрывались эти коршуны моря. Нет такой глуши, куда бы рано или поздно не заглянула хоть одна ватага демонов и не оставила после себя развалины. Воровство, грабеж, убийство и поджигательство – вот в такой форме понимает социальные отношения чуть ли не треть малайского населения.

Выше мы уже видели, как они действуют на море; подобные случаи, к сожалению, встречаются сплошь и рядом.

Несмотря на средства, которыми располагает цивилизация, несмотря на соглашение между всеми европейскими правительствами, вопреки усилиям резидентов всех стран, язва разбоя распространяется, как проказа, все дальше и дальше по архипелагу.

Кто разрушит, наконец, этот огромный вертеп? Кто успокоит потрясенный край? Чья могучая рука раздавит многоголовую гидру, разнесет этот гнусный флот раз ных джонок и прао? Одним словом, чья рука очистит от разбоя моря и миллионы тружеников избавит от горя?

Чего до сих пор не могут сделать правительства, того некогда отчасти удалось достичь в Борнео одному человеку. Конечно, это был замечательный человек: Джемс Брук, знаменитый англичанин, сделавшийся саравакским раджой и поколебавший трон самого магараджи Борнео.