Охотники за каучуком, стр. 92

– Ну вот, теперь мы спустимся немного вниз по реке, куда нас понесет течением, затем ухватимся за какой-нибудь здоровый сук, подтянемся за него к берегу и переждем там ночь! Когда совершенно рассветет, мы вернемся сюда, и тогда пусть меня черт поберет, если этот приступ бешеного безумия не пройдет у них к тому времени!

Сказано – сделано. Бателлао, которого понесло течением вниз по реке, подтянулся и пристал к берегу всего на расстоянии каких-нибудь трехсот – четырехсот метров от своей прежней стоянки, и здесь пассажиры могли спокойно и ничем не рискуя дождаться восхода солнца, комментируя каждый по-своему это странное, трагическое происшествие.

Вой и беснования продолжались еще в течение трех часов; затем мало-помалу все стихло.

За экваториальной ночью быстро следует яркий день, почти мигом сменяющий мрак ночи.

Как только рассвело, бателлао тихонько поднялся вверх к своей прежней стоянке и причалил к берегу в том самом месте, где и вчера, и здесь европейцам представилось странное, омерзительное зрелище.

Вокруг костра, уже догоревшего и угасшего, спали, как убитые, человек шесть индейцев, совершенно нагих и испачканных в крови. Подле них валялись останки сырого мяса, лоскуты, не похожие на части человеческого тела, почти сплошь усиженные мухами и другими насекомыми. Шесть голеней, обчищенных и обскобленных так, что лучше не сумел бы сделать ни один препаратор-анатом, лежали тут же на земле возле спящих.

Индейцы спали так крепко, что они даже не слышали, как сеньор Хозе и трое европейцев сошли на берег, вооруженные с ног до головы, и отобрали у них оружие.

Мулат не ошибся, это были действительно люди его экипажа. Схватив обеими руками один из длинных крепких луков индейцев, он со всей силы ударил им раз пять – шесть по спинам негодяев, которые только теперь шумно пробудились и загудели, как рой потревоженных пчел.

– Как, негодяи, так это были вы?! – с бешенством набросился он на них.

– Да, мы, шкипер! – отвечал один из них обычным убийственно флегматичным тоном без малейшего замешательства.

– Что вы здесь делаете?

– Мы спали!

– Где ваши товарищи?

– Ах, да… товарищи… их нет! ..

– Что вы с ними сделали?

– Что мы с ними сделали? ..

– Да?

– Они умерли!

– А вы их съели?

– Не знаю!

– Как же ты не знаешь?

– Не знаю!

– А это что такое?

– Это голенная кость!

– На что она?

– На то, чтобы сделать из нее дудку!

– А на что такая дудка?

– Я не знаю.

– Отвечай, не то я тебе сейчас же размозжу голову!

– Я и отвечаю, шкипер… отвечаю…

– Почему вы вчера не вернулись к ночи!

– Не знаю!

– Почему вы хотели нас убить?

– Потому что мы поели «bicho de taquera»?

– Что же из того, что вы поели «bicho de taquera»?

– Это сделало нас канаемэ… и мы были канаемэ всю ночь.

– А теперь?

– А теперь мы пойдем и будем работать ганчо и форкильхой, как раньше!

ГЛАВА III

После взрыва «Симона Боливара». – Все вместе. – Новый проект. – Шарль не хочет отказаться от начатого дела. – Ассоциация. – Реорганизация серингаля. – Хинные деревья в Гвиане. – Немного местной географии. – Лунные горы. – Гидрографическая система этой местности. – План исследований. – Отъезд. – Фантазия Маркиза. – Влияние среды. – Гастрономические предрассудки. – Кое-что о лягушках и слизняках. – Отравление беладонной. – Объяснение аналогией. – Рио-Бранко.

Возвратимся немного назад и изложим сжато события, последовавшие за освобождением несчастных пленников, томившихся в общей каюте «Симона Боливара». Опишем также и последствия бегства и спасения, организованных Маркизом с такой неустрашимостью и с таким счастьем. Присутствие охотников за каучуком близ Рио-Бранко также будет объяснено читателю в свое время.

После взрыва и вероятной гибели всей шайки разбойников, находившихся на палубе «Симона Боливара», Шарль Робен, Винкельман, его брат эльзасец Фриц, Раймон и Маркиз направились к селению Мапа, где местные колонисты оказали им самое широкое и сердечное гостеприимство.

В их распоряжение был предоставлен прекрасный голет, и все пятеро отправились на нем в фазенду на Апуреме, где рассчитывали застать маленький отряд, прибывший с Марони, вместе с его предводителями, а также и госпожу Робен с детьми.

Шарль, сведущий во врачебном деле, не желал никому доверить уход за двумя ранеными, Раймоном и Винкельманом. Принявшись за серьезное лечение, он окружил их самым внимательным уходом, благодаря чему здоровье их быстро пошло на улучшение и поправку.

Когда голет прибыл в фазенду, окончательное выздоровление больных являлось теперь только вопросом времени. Здесь они застали, как и рассчитывали, старика Робена, сына его Анри, прелестную подругу Шарля вместе с ее детьми, нашедших приют у радушного фазендейро. Они узнали от одного из бежавших индейцев о некоторых событиях, последовавших за благополучно окончившейся экспедицией старика Робена.

Хотя эти сведения были далеко не полны, они тем не менее обнадежили семью Шарля. Зная его изобретательность, находчивость, его удивительную энергию и знание местной жизни, а также, насколько продолжительны и затруднительны здесь всякие передвижения, особенно в этой области, еще совершенно дикой и почти безлюдной, близкие Шарля сумели заставить себя терпеливо ожидать его возвращения.

К счастью, ожидания их осуществились даже раньше чем они смели надеяться.

Можно себе представить, с какой неописуемой радостью приветствовали в фазенде благополучно спасшихся беглецов. Горячими потоками благодарности осыпали Маркиза, их общего спасителя и благодетеля. Радостное опьянение охватило всех при свидании, столь долгожданном и столь желанном.

Молодой артист, смущенный столькими похвалами, хотя и вполне заслуженными, глубоко расстроганный той лаской и любовью, какие все ему выказывали, совершенно растерялся и не знал, что ему делать, и только бормотал какие-то несвязные слова благодарности.

С этого времени, как заявил ему глава семьи, старик Робен, он сделался членом его семьи, равно как и его товарищи.

Когда раненые полностью оправились и почувствовали себя совершенно здоровыми, старик Робен стал поговаривать о возвращении на плантацию на Марони, вместе со всеми участниками экспедиции. Эта мысль казалась ему наиболее рациональной. Он думал, что его сын Шарль окончательно распростится с Арагуари и со спорной территорией, которая оказалась для него столь негостеприимной, и где его постигло такое ужасное несчастье.

Но, вопреки ожиданиям старого колониста, молодой человек не разделял его мнения и заявил, что, с его согласия и благословения, он хотел бы снова попытать счастья в этих местах.

– Но послушай, дитя мое, не может быть, чтобы ты в столь короткое время успел серьезно и основательно обдумать этот вопрос, требующий к тому же весьма обширных и основательных знаний! Вернись лучше на Марони. Там для тебя есть достаточно обширное поле деятельности, и там ты точно так же можешь удовлетворить свое самолюбие и желания! Я рассчитываю расширить дело, чтобы предоставить нашим новым друзьям независимость на первое время и обеспеченность в будущем. Драматическое искусство не обогатило вас, друзья мои, не правда ли? Если вы намерены от него отказаться и посвятить себя коммерческим делам и обосноваться у нас в Гвиане, то, вероятно, не откажетесь приобщиться к моему делу на весьма выгодных для вас условиях!

Артист только поклонился в ответ.

– Значит, решено, и вы тоже становитесь «Робинзонами Гвианы»! И, поверьте, вы ничего от этого не проиграете; ваше положение несравненно улучшится, тем более, что вы обладаете всеми качествами, необходимыми для умного, рассудительного и честного колониста. Что касается тебя, Шарль, то ты знаешь неистощимые богатства нашей земли и всей этой страны, тебе известно, как мы все были бы счастливы, если бы ты остался с нами. Я хочу надеяться, сын мой, что твое решение не бесповоротно!