Кругосветное путешествие юного парижанина, стр. 3

И паренек стал страшным голосом, взволновавшим и возмутившим разноцветных попугаев на ветвях, отчаянно выкрикивать слова песни:

Бородатый король… приближается… Выпив, еще напивается…

Песня парижанина имела столь же потрясающий успех, как и устроенное им до того цирковое представление. Куплет вызвал величайший восторг самого вождя и всей публики, номер, безусловно, понравился.

Когда представление завершилось, группа двинулась в путь и в итоге добралась до деревни, где обильные порции соргового [23] пива окончательно стерли грань между белыми и черными виртуозами.

Двоих друзей, с соблюдением всех мер предосторожности, поместили в просторную хижину, обвязанную по периметру лианами и покрытую шкурами. Убежать отсюда, казалось, невозможно.

Резвый солнечный лучик на мгновение проник внутрь хижины через жалкую щелку, и пленники успели заметить: кроме них, в хижине есть кто-то еще.

— Вот это да! Мы не одни! — Фрике.

— Француз! — заявил звучный бас.

— Соотечественник! — чувством воскликнул Андре. — Мы тоже, как и вы, пленники. Значит, отныне мы — союзники. Быть может, вы томитесь здесь достаточно долго…

— Уже три недели, месье! И все время эти скоты обращались со мной самым скверным образом.

Глаза Андре и Фрике понемногу привыкали к темноте. Благодаря пробивавшемуся сквозь крышу скудному свету, стало возможно различить обстановку хижины и говорившего человека.

— Похоже, я знаю, кто это, — обратился парижанин к Андре. — Если это он, то здорово изменился.

— Так кто же?

— Погодите немного, месье, узнаете.

Наконец пленники совсем освоились во мраке и смогли разглядеть черты товарища по заключению.

При огромном росте человек выглядел фантастически худым.

Череп поблескивал точно арбуз. Глаза — два тлеющих уголька — придавали лицу надменное выражение, несколько смягченное округлыми линиями крупного, беззубого рта.

Большой нос с горбинкой становился при разговоре подвижным, как у куклы-полишинеля [24].

Непропорционально длинные руки и ноги с шарообразными узлами суставов напоминали паучьи лапки.

Сквозь лохмотья, чуть прикрывавшие торс, выпирали кости, казалось даже: они вот-вот прорвут тонкую сероватую кожу. Человек весил не более ста фунтов [25]. Зрелище, достойное жалости!

Андре и Фрике пришли в ужас — до того истощен был пленник, но одновременно не могли не восхититься его мужеством и готовностью дать все необходимые сведения.

В тщедушном теле обитал громоподобный голос, звучавший подобно струнам огромного контрабаса [26]. Словно в гулкой пещере начинал вдруг играть обезумевший музыкант!

— Э-э-э!.. Дети мои, нет на свете такой страны, как Франция, а в ней нет такого города, как…

— Как Париж, моя родина! — воскликнул Фрике.

— Как Марсель [27], прекраснейший из всех городов! Но все равно, мы — земляки! Вам, конечно, хотелось бы узнать, зачем я здесь? Боже мой! Все просто. Меня хотят получше откормить, а откармливают, чтобы потом съесть!..

Если пленник хотел добиться ошеломляющего эффекта, то весьма преуспел. Потрясенный Фрике не в силах был вымолвить ни слова, Андре же с прискорбием констатировал, что поверить в такое способен только безумец.

Незнакомец понял: такая реакция объясняется не прошедшим еще молодым задором — и принялся объяснять с подчеркнутым добродушием:

— Дети мои, не сомневайтесь, я говорю вам правду. Мы находимся во власти племени осиеба, а у них обычай — пожирать врагов. Я прекрасно знаю их нравы. Шесть лет жизни на побережье между Габоном и Верхним Огове я потратил на их изучение.

— Однако, — продолжал марселец, — хотел бы вас успокоить. Мы еще не годимся для вертела. К счастью, я чересчур тощ. То же самое, кажется, относится и к вам. Тем более мне известно, что «застолье» устраивается в полнолуние; так что в нашем распоряжении пятнадцать дней. Времени для обдумывания предостаточно. Но прежде расскажите мне, чем обязан столь приятной встрече.

Вот что поведал Андре.

Узнав об исчезновении врача военно-морской базы в Габоне, адмирал приказал снарядить шлюп для розыска и спасения и разрешил ему, Андре, находившемуся в это время в Аданлинанланго по личным делам, присоединиться к экспедиции.

Затем рассказчик красочно описал ход битвы и в конце подробно воспроизвел эпизод спасения шлюпа благодаря Фрике.

Марселец слушал с величайшей заинтересованностью.

— Так, значит, вы, дорогой месье, и вы, юный храбрец, желая спасти незнакомого человека, жертвовали жизнью и свободой.

— Мы бы сделали это не только для доктора — храбрейшего среди храбрых, — но и для любого матросика, пьяным свалившегося за борт.

— Вы, по-видимому, до сих пор не поняли: человек, которого ищут, — это я!

— Вы?! — воскликнули оба.

— Именно я, — произнес пленник с силой и обнял обоих.

— Но, доктор, — удивился Фрике, — я, будучи членом экипажа, наверняка видел вас раньше, но…

— В те времена я носил форму, а на голове — парик: говоря между нами, дань тщеславию. И тогда мои зубы были целы. Вот бы поглядеть в зеркало! Ба! Боюсь, теперь я такой некрасивый!

— Не буду этого отрицать! Только не сердитесь, пожалуйста!

— Я вовсе не сержусь, мой юный друг. Но в сторону разговоры; время позднее, пора и отдохнуть.

ГЛАВА 2

Факты, свидетельствующие о том, что далеко не все негры принадлежат к числу «хороших негров» из книг. — Пагуины и племя осиеба. — Соответствие гастрономических и прочих вкусов пристрастиям племени ням-ням. — Мнение доктора Швайнфюрта [28]. — Почему прибавляют в весе и отчего худеют. — Оставаться худым или быть съеденным.

— Вы можете думать что угодно, доктор! Только мне не хочется спать.

— Предпочитаете беседу?

— Да, если и вы, и месье Андре не против.

— Я-то не возражаю, дорогой Фрике, — отозвался спутник маленького кочегара.

— Что ж, поговорим, — согласился доктор.

— Начнем с того, что скоро нас съедят, только неясно, кто именно?

— Как мило!

— Увы, друзья мои, если мы не внесем некоторые коррективы в планы дикарей, то нам суждено быть съеденными.

— Охотно верю! — согласился парижанин. Прежде Фрике обожал чтение и больше всего на свете хотел походить на героев из книг. Несмотря на скромность по отношению к двум другим пленникам, парнишка считал себя (и не без оснований) равным своим спутникам по ценности, как продукт питания, хотя уступал Андре в весе и доктору — в росте.

— Значит, — продолжал юный кочегар, — у этих «бикондо» есть настоящее имя…

— Да, племя называется осиеба.

— Достаточно благозвучное название.

— Что, впрочем, не мешает этим отвратительным дикарям быть на редкость кровожадными.

— Но зачем есть людей, когда достаточно протянуть руку и сорвать прекраснейшие плоды или без особого труда изловить сколько угодно дичи? — изумился Фрике.

— Ваши рассуждения указывают на глубокие философские раздумья. Действительно, местная природа невообразимо богата; здесь есть все необходимое для жизни, и тем не менее люди, населяющие этот благословенный край, употребляют в пищу себе подобных.

— Канальи! — воскликнул юный философ.

— Теперь возьмите народы, живущие в обиженных Богом землях. Например, эскимосы, гренландцы, лапландцы… [29] Так вот, у этих народов больше всего ценится самое сердечное и щедрое гостеприимство!

— Вы правы, доктор! — свою очередь заметил Андре. — Но, скажите, как, по-вашему, нести цивилизацию этим несчастным? Проповедовать Священное писание!..