Капитан Сорви-голова, стр. 41

Он крепко пожимал пленным руки и от души старался хоть как-нибудь смягчить их горькую участь. Вдруг он увидел Жана Грандье, который гордо, с высоко поднятой головой приближался к нему вместе с неразлучными своими друзьями, Фанфаном и Полем. Слова точно застряли в горле великана, из уст его вырвались какие-то хриплые звуки, он опрометью бросился навстречу Жану, подхватил его, как ребенка, на руки и, чуть не задушив в своих объятиях, воскликнул наконец сдавленным от волнения голосом:

– Ну конечно же, он!.. Жан Грандье, маленький Жан… Наш дорогой маленький Жан!

Сорви-голова, ошеломленный тем, что его называют по имени так далеко от родины, с вполне понятным недоумением посмотрел на канадского капитана.

– Жюно?.. Франсуа Жюно! – в свою очередь воскликнул он растроганно. – Неужели это вы, дорогой мой друг? Славный товарищ! Какая чудесная встреча!

Встреча была действительно чудесная, ибо судьба вновь свела двух героев «Ледяного ада», Жана Грандье и Франсуа Жюно, конного полицейского из Клондайка, который спас золотоискателей, замурованных в пещере Серого медведя бандитской шайкой «Коричневой звезды».

– Вот и еще одна из превратностей войны, – заметил канадец, на глазах которого блеснули слезы при виде вновь обретенного друга.

Этот добрейший великан ничуть не возгордился тем, что из простого солдата дослужился до звания капитана добровольцев.

– Ребята! – гаркнул он своим подчиненным. – Этот милый юноша-француз с нашей любимой старой родины. Он знатный храбрец, даром что у него еще и усы не выросли. Он перестрелял десятки матерых волков и разбойников, этих двуногих гризли, что опаснее всякого зверя.

– Француз из Франции, – размышлял сержант роты, – это вроде как брат.

– Ясное дело, брат! – хором поддержала вся рота. Жану устроили овацию, со всех сторон к нему потянулись руки.

– Брат-то брат, а все же вы мой пленник, – продолжал капитан.

– Увы! – вздохнул Жан. – И даже не один, а вместе-с другом Фанфаном: он тоже парижанин.

– Фанфан?.. Подходящий товарищ!

– А это Поль, тоже мой друг.

– И Поль хорош! А раз они ваши друзья – значит, и наши. И можете быть уверены: еще не было и никогда не будет пленников, с которыми обращались бы так же хорошо, как будут обходиться с вами. И потом, – таинственно шепнул капитан на ухо Жану, – у меня кое-что есть на уме…

Когда разоружение было закончено и наступил полный покой, который неизбежно следует за большими ката-строфами и сильными страданиями, буры стали понемногу приходить в себя. Они получили возможность пообчи-ститься, помыться, перевязать свои раны, поесть и поспать. . Главное, поспать! Бессонница совсем истомила бойцов.

А победители тем временем ликовали. В лагере царило бурное веселье. Еще бы не радоваться! Сорок пять тысяч англичан торжествовали победу над четырьмя тысячами буров.

Сорви-голова, Фанфан и Поль устроились у канадцев, расположившихся на берегу Моддера.

Сорви-голова с таким жаром рассказал по просьбе капитана Жюно о своих приключениях, что буквально привел канадцев в восторг.

Много пили, много ели и без умолку болтали. Но около часа ночи мощный храп начал сотрясать палатки канадцев. И наконец один лишь Франсуа Жюно остался в компании троих Молокососов. Наклонившись к уху Жана, великан чуть слышно прошептал:

– У самой реки стоят три бурских пони, оседланные И со всей амуницией… Я пойду сейчас в палатку. И когда я усну, – ну, понимаете, захраплю, – проберитесь к лошадкам, осторожно спуститесь с ними в воду и, держа их под уздцы, переправьтесь на другой берег. Там вы будете недосягаемы. Вы оплакивали свою свободу, и я, ваш друг, хочу вернуть ее вам.

– Франсуа, дорогой, но вас же могут расстрелять, – с замиранием сердца возразил капитан Сорви-голова.

– Не так страшно! Плевать я хотел на них! Ведь по крови-то я все-таки француз… * Ну как же, согласны?

– Конечно!

– В добрый час! Если увидите часовых, – продолжал капитан Жюно, – не беспокойтесь – они отвернутся, если им прикажут стрелять – они промахнутся, если их отправят в погоню за вами – они поскользнутся и упадут. А теперь, друг мой, прощайте!

– О Франсуа, как вы великодушны!

– Тсс… Ни слова больше! Вашу руку-и в путь, французы из Франции!

Крепко обняв Жана, капитан Жюно проскользнул в свою палатку, а трое молодых людей пошли к берегу, где их ожидали оседланные пони. Следуя совету Жюно, сорванцы вошли в реку и, ухватившись за уздечки бурских лошадок, тихо поплыли по течению.

ГЛАВА 9

Опасная переправа. – В водовороте. – Одним меньше! – Один конь на двух всадников. – В Питерсбурге. – Англичане! – Осечка! – Капитан Руссел. – Сопротивление бесполез– но. – Капитана Сорви-голова тащат на виселицу. – Тот. кого больше не ждали. – На дороге к Блумфонтейну.

Всплески воды, вызванные движениями плывущих Молокососов и лошадей, выдали их присутствие. Им вслед начали палить, но, как и предупреждал капитан, пули не настигали их.

Тем не менее шлепки пуль по воде действовали отнюдь не ободряюще, а минутами вызывали подлинную тревогу. К тому же река была очень широка, течение ее – стремительно, а ночь черным-черна. Словом, бегство Молокососов сопровождалось всяческими опасностями.

В довершение всего, на самой середине Моддера они попали в водоворот, который завертел и закрутил их, бросая из стороны в сторону, как щепки.

Правда, это длилось всего лишь несколько минут, а может быть, и меньше. Но время в таких случаях тянется неимоверно долго. Вдруг Жан почувствовал, что идет ко дну. Инстинктивно он покрепче ухватился за узду своего пони, который, так же как и Сорви-голова, никак не мог выбраться из водоворота и уже начал бить по воде копытами передних ног.

Жан и сам не понимал, как он вырвался из омута и очутился у противоположного берега. Ему понадобилось одно лишь мгновение, чтобы прийти в себя и протереть глаза. В следующую минуту он уже вглядывался в темноту, стараясь отыскать своих товарищей. Он видел, что какая-то черная масса то поднималась над водой, то снова погружалась в нее. – Ты, Фанфан? – тихо спросил Сорви-голова.

Буль… буль… буль…

– Смелей, Фанфан, я здесь!..

– Ап-чхи!.. Ап-чхи! Если Фанфан… то, очевидно, это я, хозяин.

– А Поль?.. Где ты, Поль?.. По-оль!..

До этой минуты Сорви-голова не беспокоился о юном буре. Подлинный сын своей страны, закалившийся к тому же в трудностях войны, Поль обладал силой и находчивостью взрослого мужчины.

Теперь же его отсутствие встревожило Жана. Сорвиголова все громче и громче звал его, невзирая на риск быть услышанным английскими часовыми на том берегу.

Ни звука в ответ. Полная тишина.

Вскарабкавшись на крутой берег, Жан и Фанфан помогли выбраться из воды пони.

– А где же твоя лошадка? –обратился Сорви-голова к Фанфану.

– На дне.

– Жаль… Поль!.. По-оль!..-снова принялся кричать Жан, а Фанфан стал насвистывать марш Молокососов.

Им отвечала все та же зловещая тишина, прерывавшаяся лишь выстрелами ли-метфордов и доносившейся издалека английской бранью. Никаких следов юного бура! Сорви-голова и Фанфан, пренебрегая опасностью снова оказаться в плену, ходили взад и вперед вдоль берега, окликая Поля. Они потеряли целых полчаса драгоценного времени, пока с болью в сердце не убедились в бесполезности дальнейшего ожидания. Теперь уже не оставалось никаких сомнений: их злосчастный друг погиб в водах Моддера, Бедный Поль! Еще одна жертва этой ужасной войны, еще одного защитника потеряло святое дело независимости.

Оба оставшихся в живых друга приняли эту утрату молча, не в силах произнести ни слова. К горлу подкатывали рыдания. Сорви-голова вскочил в седло, Фанфан примостился позади него на крупе пони, который, почувствовав шпоры, пустился с места в галоп.

Жан взял курс на юго-восток. Он ориентировался по звездам и надеялся вскоре выехать на дорогу, ведущую из Якобсдаля в Блумфонтейн. То был единственный путь, который, находясь на значительном расстоянии от английских войск, замкнувших кольцо вокруг Вольверскрааля, мог быть еще свободен.