Капитан Сорви-голова, стр. 36

Буры заметили наконец, как он бледен, увидели кровь, большим темным пятном проступившую на его куртке.

– Вы ранены?.. Мы понесем вас.

– Ведите меня к генералу Жуберу.

– Он сейчас в Нихолсонснеке, а это совсем рядом. «Рядом» означает у буров по меньшей мере километр. В сопровождении группы всадников Жан Грандье направился к генералу.

– Это ваш почетный конвой, дорогой товарищ, – произнес узнавший его фельд-корнет.

– Сейчас мне больше нужна, пожалуй, простая сиделка *, – ответил Сорви-голова, бледный, как полотно, но сумевший еще найти в себе силы шутить.

Наконец они подъехали к большой палатке, над которой развевался национальный флаг. Через открытые полы ее было видно, что она полна пароду.

– Вот мы и приехали, – сказал фельд-корнет. Сорви-голова, сделав отчаянное усилие, сам слез с коня и твердой поступью, но с искаженным от боли лицом приблизился к генералу. Отдавая правой рукой честь, Сорви-голова левой протянул ему обагренный кровью конверт и, не успев ничего сказать, даже не вскрикнув, тяжело рухнул навзничь. Очевидно, это последнее усилие окончательно подорвало его силы.

– Отнесите этого храброго мальчика в больницу. – взволнованно приказал Жубер. – И пусть о нем заботятся, как обо мне самом.

Жана уложили на носилки, и дружеские руки с бесконечными предосторожностями понесли его в ближайший госпиталь.

Через полчаса Сорви-голова пришел в себя. Едва открыв глаза, он тотчас же узнал очки, добрую улыбку я воркотню своего друга, доктора Тромпа.

– Ну конечно, это я, мой дорогой Сорви-голова! Я – Тромп, по профессии целитель. «Тромп – обманите смерть", как вы однажды удачно выразились… Надеюсь провести ее и на сей раз.

– Так, значит, я серьезно ранен? И не скоро смогу снова сражаться? – встревожился Сорви-голова.

– Очень серьезно! Пробита верхушка легкого. Пуля ли-метфорд, не так ли?.. Она попала вам в спину и вышла через грудь. Как вы знаете, эта английская пуля – весьма гуманное существо. Но тем не менее, несмотря на все ее человеколюбие, я просто теряюсь в догадках, как могли вы добраться сюда? Вы молодец, мой мальчик, настоящий герой!.. Герой дня! Сейчас все в лагере только о вас и говорят. Да это и неудивительно.

– Значит, доктор, вы уверены, что я выживу?

– Вполне! Но пока вам надо молчать и отбросить от себя все тревоги. Животное существование, и ничего больше! Старайтесь даже не думать – и, увидите, все пойдет как по маслу.

– Еще одно только слово, доктор! Что с подорванным поездом?

– Поезд взят англичанами, оставшиеся в живых люди захвачены в плен.

– Бедный Фанфан! – вздохнул Сорви-голова. Доктор Тромп, с обычным своим искусством перевязав Жана, дал ему успокоительного, и наш герой заснул крепким сном.

Время бежало. Наступила ночь, потом утро, а Сорви-голова все еще крепко спал. Его разбудил шум: где-то рядом спорили.

– Убирайся вон, черномазый! – кричал на кого-то санитар.

– Не уйду!.. Мне надо с ним повидаться.

– А, не уйдешь? Так на тебе, получай!..– и санитар замахнулся палкой.

Но тут негр заговорил довольно странным для африканца языком:

– Отстань, чертов дуралей!.. Он сразу узнает меня, если только жив…

И, не обращая внимания на санитара, негр затянул марш Молокососов.

– Фанфан! Да это же Фанфан! – радостно закричал Сорви-голова.

Санитар пытался было помешать Фанфану войти, но тот, услыхав голос друга, с ловкостью заправского Гавро-ша дал санитару подножку, от которой тот растянулся на полу, а сам вихрем влетел в госпитальную палатку и подскочил к койке Жана Грандье, который ждал его с распростертыми объятиями.

Перед раненым предстал какой-то черный человечек, вращавший белками глаз. От него нестерпимо несло запахом машинного масла и колесной мази.

Сорви-голова так и затрясся от неудержимого смеха. А обрадованный Фанфан воскликнул:

– Ну, если раненый хохочет, значит, наполовину уже здоров. Да, хозяин, это я! Ты жив, я свободен. Мы счастливы!. Пойду умыться. Потом обнимемся и поболтаем.

– Нет, Фанфан, нет! Постой! Расскажи только, как тебе удалось выбраться оттуда?

– Ты же сказал мне: «Выкручивайся», вот я и выкрутился… Когда уланы подошли, чтобы подцепить нас, я пробрался к углю и вывалялся в нем с головы до пяток. Потом я навел косметику превосходной черной краской из колесной мази и стал негром, настоящим негром самого чудесного черного цвета. Англичанишки приняли меня за кафра и называли «боем" *. А невеселое, скажу тебе, занятие – быть здесь кафром или боем. Англичане, едва увидев меня, тут же влепили несколько здоровенных пинков сапожищами по задку моей кареты, приговаривая:

«Пошел прочь, мошенник!» Я, разумеется, не заставил их повторять это напутствие и помчался в лагерь. Там меня били за черную кожу. А здесь тоже побили, да еще наврали, что ты умер. Но, как видишь, я решил сам убедиться в этом. Теперь я с тобой. Ты жив… Молчи! Тебе нельзя говорить… Я счастлив! Бегу мыться. Потом вернусь и буду по-братски за тобой ухаживать.

ГЛАВА 7

Выздоровление. – Сорви-голова хочет вернуться на фронт. – Пятнадцать дней спустя. – Битва на Спионскопе. – Луи Бота. – Наступление буров. – Страшная пальба. – Пленники. – Смерть генерала Вуда. – Горе капитана Сорви-голова.-Последняя воля. – Патрик Ленокс. – Возвращение под Кимберли

Современная «пулька», как, по свойственной ему склонности к деликатному обращению, называл ее доктор Тромп, и на этот раз оказалась гуманной.

Выздоровление Жана Грандье шло с поразительной быстротой.

Этому немало способствовали, кроме неустанного внимания доктора Тромпа и ухода преданного Фанфана, крепкий организм и неугасимая воля к жизни нашего героя.

Не обошлось, конечно, и без асептики.

– Видите ли, дорогой мой, – повторял своему пациенту доктор, – без асептики нет и не может быть настоящей хирургии. Вас здорово поддели… Случись это лет двадцать назад, вы через два-три дня умерли бы от такой раны. А теперь от этого не умирают. Я хотел бы даже заполучить вас с обоими пробитыми легкими, насквозь пробуравленной печенкой и пусть даже с дыркой в желудке.

– О, вы слишком добры ко мне, доктор! – стараясь сохранить серьезность, ответил Сорви-голова. – Благодарю вас и в следующий раз непременно постараюсь устроить так, чтобы меня привезли к вам изрешеченным, как шумовка.

– И увидите тогда, что процесс выздоровления не станет от этого ни более длительным, ни более трудным.

– Итак, доктор, до следующего раза!

Этот разговор происходил спустя восемь дней после ранения Жана.

Фанфан, отмытый добела, покидал своего друга только для того, чтобы побегать по лагерю и собрать для него свежие новости.

Под Ледисмитом продолжали драться. На фронт то и дело отправлялись партии подлечившихся раненых. С нетерпением ожидал своей очереди и Сорви-голова.

В конце второй недели он уже отлично ходил, проявлял волчий аппетит и во что бы то ни стало хотел вернуться в строй.

Однако доктор Тромп настоял, чтобы он пробыл в гос-питале еще неделю. Всю эту неделю Сорви-голова сгорал от нетерпения ринуться в битву.

И битва произошла. Жестокая битва! Она прославилась благодаря бесстрашному наступлению буров и вошла в историю под названием «сражение на Спионскопе».

«Коп» – это на языке буров более или менее крутой холм, подъем на который не представляет, однако, больших трудностей. Полевые укрепления, траншеи, нагромождения скал и засеки превращали его в удобную стратегическую единицу.

Спионскоп высился над долиной Вентера, левого притока Тугелы. Со стороны английских позиций он представлял собой три вала, вернее – три контр-эскарпа *.

Англичане сильно преувеличивали стратегическое значение Спионскопа, в то время как буры недооценивали его. Может быть, потому, что в их руках были другие высоты, господствовавшие над этим холмом.