Из Парижа в Бразилию по суше, стр. 138

ГЛАВА 17

Прощание с друзьями-англичанами. —В Лиме. —Собор как место казни. —Каннибализм [659] в наши дни. —В отсутствие посла. —Трансандская железная дорога. —Мост из соломы. — Один из притоков Амазонки. —Озеро Титикака. —Оригинальное топливо для паровых машин. —Влияние пищеварения домашних животных на качество пищи. —На высоте четырех тысяч метров над уровнем моря. —Победа над морской болезнью. —Десагуадеро. —Прибытие в Чукисаку [660] .

Придерживаясь намеченной ими программы, друзья в тот же день покинули «Шотландию», несмотря на дружеские увещевания капитана сэра Колина Кэмпбелла, который уговаривал их провести на судне еще хотя бы несколько дней. Однако, как сказал Жак, они не могли терять ни минуты, и офицер, человек достойный, видя, что решение французов непоколебимо, пожелал, насколько это было в его власти, облегчить отважным людям их путь до Лимы. Конечно, его корвет мог бы доставить путешественников в указанный город за двадцать четыре часа, но в таком случае их странствование лишилось бы в какой-то мере героического ореола, обусловленного передвижением по суше. И поскольку сэр Кэмпбелл был слишком англичанином, чтобы поставить под сомнение сие оригинальное предприятие, заменив сто двадцать пять лье по трактам и тропам плаванием на морском судне, он ограничился тем, что подарил Жаку и Жюльену три чрезвычайно быстрых лошадки, якобы в возмещение понесенного ими ущерба, вооружил обоих земле-роходцев, как и их слугу, до зубов и пожелал им доброго пути.

Кроме того, моряк объявил перуанским властям, что на них лежит ответственность за безопасность троих людей и что, если с ними что-либо случится в дороге, соответствующие меры не заставят себя ждать.

И три всадника, оставив на корвете слишком обременительный багаж, доставленный начальником полиции, и захватив с собой лишь самое необходимое, уложенное в чемоданы, устремились налегке в Лиму.

Через пять дней упорного продвижения вперед по невероятно трудной дороге, пересекавшейся многочисленными реками, которые приходилось переходить вброд, а еще чаще переплывать, отряд достиг без особых происшествий столицы Перу.

Поскольку друзья прибыли сюда не для того, чтобы восхищаться слишком уж часто воспеваемыми красотами этого города с населением в девяносто тысяч человек, с улицами, неизменно неуклюже обрывающимися под прямым углом, с памятниками, довольно интересными, когда на них смотришь издалека, но слишком перегруженными деталями сомнительного вкуса, то они не откладывая стали собираться в дальнейший путь — в Боливию.

Однако, несмотря на поверхностное знакомство с Лимой, наши землепроходцы заметили все же, что город, обычно спокойный, охвачен волнением как следствие того, что вести, приходившие с фронтов, были малоутешительны. Чилийцы, продолжая наступать, подходили все ближе и ближе, и, чтобы хоть как-то поддержать себя, горделивые столичные жители, разглагольствуя у своих низеньких домиков с плоскими крышами, упиваясь собственными словами, загораясь от лживых измышлений, распространяемых газетами, находившимися на службе у диктатора Никола Пьерола, распускали слухи о воображаемых успехах перуанского оружия и убеждали друг друга не более не менее как в близком разгроме врага под стенами их родного города!

Слыша подобные пустые речи, Жюльен лишь пожимал плечами. Он хорошо знал чилийцев, а о перуанцах говорил Жаку: «Это народ легко возбудимый, болтливый и хвастливый, приводящий меня в отчаяние своим глупым тщеславием. Вместо того чтобы с достоинством воспринять жестокий урок, преподанный им чилийцами, откровенно заявить о причинах этих следующих одно за другим поражений, вполне закономерных, перестроить, уже на ином фундаменте, здание своей государственности, подтачиваемое их институтами власти, перуанцы горланят, вопят и грозят кулаком невидимому врагу, уподобляясь наказанным детям, которые орут и показывают язык — им, мол, ничего не страшно! — тому, кто задал им трепку. Или я здорово ошибаюсь, или они в скором времени потерпят такой крах, который будет означать конец определенной эпохе в жизни этого народа, обреченного на полную гибель, если только он не откажется от своих заблуждений».

То были поистине пророческие слова, правоту коих вскоре подтвердили осада, а затем и захват Лимы после ожесточенных боев и постыдного бегства диктатора Пьерола, этого законченного образца фанфаронства и естественного порождения старой испано-американской школы.

По пути в посольство Франции друзья прошли мимо знаменитого собора — величественного памятника культуры длиной в сто пятьдесят метров, увенчанного двумя башнями высотой в пятьдесят метров и обрамленного портиками [661] с многочисленными украшениями.

— Знаешь, — сказал Жюльен, — вид этих двух башен напомнил мне одну страшную историю, которая после нашего с тобой злоключения в Трухильо лишь подкрепит вынесенное нами впечатление, что эти неуравновешенные люди, делающие все с чрезмерным пылом, способны дойти до абсурда. Я буду краток. Президент Республики Перу Балта был только что убит двумя узурпаторами — братьями Гуттьерез. Народ схватил этих безумцев и повесил их… Догадайся-ка, на чем?

— Ну, думаю, на каком-нибудь фонарном столбе — классическом атрибуте подобного сорта операций.

— Ты плохо знаешь перуанцев. Их вздернули на шпилях этих башен.

— Для людей, которые стремились показать себя, обратить на себя внимание, — место не столь уж неудачное!

— Это еще не все, — продолжал Жюльен, не задерживаясь на этом довольно мрачном комментарии. — После того как убийцы отдали Богу душу, веревки обрезали, и трупы распластались на церковной площади.

— Бессмысленная жестокость!

— Дослушай до конца… Обезумевшая толпа, разъяренная, опьяневшая от насилия, накинулась на обезображенные останки и растерзала их на куски… А затем горожане поджарили и обглодали человеческое мясо до костей!.. Старые негритянки сварили и затем высушили то, что ускользнуло от зубов этих каннибалов, и щепотки праха продали как сувениры в память об экзекуции, выполненной народным «правосудием» в Перу.

— Ну и историю поведал ты мне! Это же просто антропофаги [662] какие-то, — произнес с отвращением Жак.

— И этими антропофагами были вон те кабальеро, что прогуливаются сейчас в пончо, мягких сапогах и широкополых шляпах, а то и вовсе в европейской одежде!

— Но со времени завоевания этого края испанцами прошло… три сотни лет…

— Та же ужасная сцена произошла двадцать шестого июля тысяча восемьсот семьдесят второго года… Всего лишь семь с половиной лет тому назад.

— Бр-р!.. У меня мурашки по коже побежали… То, как они кормили нас сладкими блюдами, — это еще цветочки!

Вывод, сделанный Жаком, подвел черту под столь мрачной темой, тем более что друзья уже ступили на территорию посольства.

Посла на месте не оказалось — они всегда отсутствуют, когда их ищешь, в чем автор сих строк не раз убеждался на собственном примере, — и посему их принял первый секретарь. Дипломат немало удивился, узнав о невероятном насилии, коему подверглись два его соотечественника.

— Как?! — удивился Жюльен. — Вы не получили письма, которые должны были доставить вам из Трухильо?!

— Впервые слышу о них.

— Вот как!.. Тогда тем более мы должны благословлять сэра Колина Кэмпбелла, пришедшего нам на выручку… Но не стоит больше об этом говорить: главное — мы свободны… Мы рассчитываем уехать сегодня же, время нас поджимает. Но, перед тем как покинуть Лиму, нам хотелось бы проинформировать вас о попрании в этой стране прав человека — не столько для того, чтобы выразить свое возмущение, сколько для предотвращения повторения подобных случаев и в надежде на то, что полномочные представители Франции сумеют заставить перуанские власти с уважением относиться к чести и достоинству наших сограждан.