Из Парижа в Бразилию по суше, стр. 122

Этот ужасный катаклизм продолжался два часа. А затем тучи, душившие гору, рассеялись, вой ветра постепенно стих, дождь прекратился, и солнечные лучи окрасили в пурпуровый цвет снежный купол, венчавший вулкан-исполин.

Поскольку мулы, руководствуясь инстинктом, вовремя разлеглись плашмя на земле, ураган не смог закрутить их и сбросить в бездну, словно соломинку.

Жюльен, вскочив на ноги, обнаружил, что друг его был прижат ветром к огромному камню. Жак издал радостный крик при виде товарища — целого и невредимого. Погонщики мулов, прятавшиеся от бури среди своих подопечных, поднялись и стали радостно перекликаться.

— А где же проводник?! — воскликнул вдруг Жюльен, не приметив своего спасителя.

И тут из пропасти раздалось жалобное стенание — отчаянный зов, в котором звучали и страх и боль:

— Ко мне, мэтр!.. Ко мне!.. Спасите своего слугу!..

ГЛАВА 10

Выступ в отвесной скале. —Смелый план спасения проводника. —Спор Жака с Жюльеном. —Жюльен в роли спасателя. —Головокружение у метиса. —Пернатый хищник. —Нападение грифа. —Тревожные мгновения. —Ярость француза. —Удар мачете. —Связанные поводья. —Спасение. —Удачный выстрел. —Трогательная признательность. —Всеобщее равенство. —Ареналь. —В долине. —Ламы. —В Гуаякиль.

Услышав душераздирающую мольбу слуги, Жак и Жюльен, не думая о возможном головокружении, склонились над пропастью, вглядываясь с тревогой в ее глубь. Первое, что они увидели, — это отвесную, уходившую почти вниз вертикально стену обрыва высотой метров в пятьсот, сложенную из сланца и вулканических пород. В результате геологической конвульсии склон был весь в выступах и неровностях, покрытых тут и там листвою и цветами кальцеолярии [583] и коноплей, склонившейся над провалом.

Затем взор путешественников устремился к тому месту, откуда вновь раздались призывы о помощи. Оказалось, метис, подхваченный, словно перышко, ветром, упал благодаря чудесному случаю в заросли конопли. Во время бури проводник лежал неподвижно, не смея пошевельнуться, на жалком выступе в стене пропасти и вздрагивал от ужаса всякий раз, когда чувствовал, как отрывались от камней хрупкие корни растений, за которые он цеплялся в отчаянии.

— Несчастный! — прошептал Жюльен с дрожью в голосе.

— Как нам спасти его? — спросил Жак, не менее взволнованный. — Ведь до него примерно метров пятьдесят.

— Сейчас придумаем, — коротко ответил Жюльен, в чьей голове уже начал созревать смелый план, и обратился к погонщику мулов: — Сколько у тебя свободных реджо?

— Всего три, хозяин, — промолвил тот, застыв от страха при виде ужасного положения, в котором оказался его товарищ.

— Каждый по десять метров, итого, если их соединить, получится тридцать. Надежны ли они?.. Выдержат человека?

— Даже двоих, хозяин, если будет нужно.

— Хорошо… Жак, я обвяжусь ремнем, вы же с ним возьметесь за свободный конец и будете потихоньку спускать меня в ущелье.

— Нет, — решительно возразил Жак. — Это же самая настоящая акробатика, то есть моя стихия, а потому спуститься должен я.

— Оставим ненужные дискуссии: время не ждет. Ты значительно тяжелее меня, так что позволь уж проделать этот трюк мне.

— Послушай, горе ты луковое, ведь три ремня, соединенные вместе, составляют всего тридцать метров! Что ты будешь делать, повиснув там, у тех кустов?

— Погляди-ка, видишь площадку шириной в метр, прямо над тем местом, где застрял бедный парень?

— Да, конечно.

— Когда я встану на нее, вы сбросите мне эту своеобразную веревку из ремней, и я спущу один конец ее проводнику. Он привяжет себя к ремню, и я подниму его наверх, на свой выступ.

— А как мы вытянем вас обоих потом?

— Свяжете между собой поводья мулов и опустите полученный трос к нам в пропасть. Я привяжу к нему свободный конец реджо, и по моему сигналу вы поднимете нас. Все очень просто, не так ли?

— Просто-то просто, но…

— Ни слова больше, пора за дело!

Жюльен продел под мышки гибкий и весьма надежный кожаный ремень, который погонщик мулов обернул просмоленной холстиной, чтобы он не перетерся о камень. Затем бесстрашный француз молча повернулся спиной к пропасти и начал медленно спускаться. Жак и погонщик, крепко упершись ногами в землю, стали потихоньку отпускать ремни. По прошествии двух минут, которые показались им двумя веками, они перестали ощущать тяжесть.

— Бросайте веревку! — крикнул Жюльен, без особого труда достигнув площадки, и сказал проводнику, прекратившему свои вопли, как только увидел, что к нему пришла помощь: — Мужайся, ты спасен!

Жак кинул ремни. Жюльен развязал петлю на груди, лег плашмя на маленькую площадку и опустил веревку метису, находившемуся ниже его метров на пятнадцать.

— Ты сможешь взобраться по ней, или мне помочь тебе? — спросил он проводника.

— Нет, самому мне не подняться, — жалобно заскулил бедный малый. — У меня все тело разбито.

— Тогда обвяжись веревкой и ухватись за нее покрепче. Время не терпит, не правда ли?

Сохраняя удивительное хладнокровие, Жюльен, накинув конец веревки на острый камень, выступавший из скалы, закрепил его двумя морскими узлами.

— Ну, как там у тебя? Все в порядке?

— Да, — глухо ответил метис.

Напрягши мускулы, откинувшись назад и вдавив, образно говоря, свои подошвы в камни, Жюльен начал медленно, с бесконечными предосторожностями, вытаскивать метиса. Тот же почувствовал сильное головокружение и, ослепленный ярким светом, лившимся сверху, а также оглушенный таинственным гулом, поднимавшимся из глубины пропасти, бессильно повис на веревке над бездной, не в состоянии помочь самому себе: все силы, которые у него были, ушли на то, чтобы удержаться на своей ненадежной опоре в течение двух долгих часов.

Жюльен, образец отваги и физической мощи, продолжал неспешно делать свое дело, хоть это и было довольно трудно из-за полной пассивности проводника, возможно, уже потерявшего сознание.

Французу удалось поднять метиса на десять метров. Еще две минуты, и жизнь его будет вне опасности.

Но тут раздались страшные вопли: это кричали Жак, погонщик мулов и два пастуха, внимательно следившие за ходом спасения. И в тот же миг Жюльен заметил огромную тень, накрывшую, словно облако, площадку, на которой он едва держался, а вслед за тем услышал громкий свист и шумное хлопанье крыльев. Чудовищная, как в восточных сказках, птица с черно-белым оперением, желтыми глазами, жестким, как у тигра, взглядом, с плоской, сплюснутой головой и крепкой, облезшей красной шеей, приблизилась к забредшим в ее края людям и неподвижно зависла над ними.

Это был гриф! Обитающий в Андах гигантский пернатый хищник, чьи крылья достигают в размахе четырех метров и чья сила равна его жестокости. Он нападает даже на крупных млекопитающих и не опасается встречи с самим человеком, особенно когда тот болен или безоружен.

С бесконечных высот, где любят парить эти птицы, из недоступного другим живым существам мира вечных снегов, где эти хищники, широко развернув крылья, как бы замирают в поднебесье на многие часы, стервятник, опьяненный пространством и светом, узрел человека, повисшего над пропастью и недвижного, словно труп. Завороженный видом добычи, подстегиваемый постоянным чувством голода, которое он никогда не мог утолить, — ведь прожорливость этих птиц — факт общеизвестный [584], — гриф устремился, или, вернее, стал падать, как камень, с дьявольской точностью именно туда, где находился объект его отвратительного вожделения, затем раскрыл свои гигантские крылья, так что получилось нечто вроде парашюта, и, напрягши все силы, резко остановил головокружительное скольжение вниз, чтобы подготовиться к атаке на двух беспомощных, как полагал он, человек: одного — живого и другого — мертвого. И если даже первый и ускользнет от него, размышлял хищник, то уж второй-то наверняка будет принадлежать ему. А это — еда на целый день.