Герои Малахова кургана, стр. 18

Пехотинцы осматривают свою экипировку до самых подошв. Кавалеристы седлают лошадей, саперы и понтонеры грузят на повозки доски, помосты, лестницы. Канониры заряжают орудия.

Погода великолепная. Занимается заря. Через двадцать пять минут взойдет солнце.

Явственно доносится бой городских часов в Севастополе. Шесть!

На батарее номер три раздаются три ужасных выстрела с промежутками в десять секунд и разносятся далеко в городе.

Это – сигнал! Весь фронт французских и английских войск заволакивается дымом, и громовой улар следует за тучей дыма. Сто двадцать пять пушек и мортир выпускают целый ураган огня на русские укрепления. Неприятель отвечает непрерывным огнем. В адском шуме ничего не слышно, в густом дыму нельзя ничего разобрать. Стреляют без передышки. Понятно, что неприятель терпит большой урон от огня артиллеристов, но что особенно раздражает и удивляет русских – это потеря большого числа артиллеристов, убитых ружейными выстрелами. Время от времени наступает затишье. Тогда раздается сухой легкий выстрел, потом свист, и русский канонир падает на свое орудие с размозженным черепом, с пробитой грудью, с простреленным плечом. Эта убийственная стрельба продолжается беспрерывно.

Русские внимательно смотрят во все стороны, разглядывают в бинокли все неровности почвы и наконец замечают между батареями и траншеями маленькие насыпи земли, которые прикрывают собой ямы, где укрываются по два человека стрелков. Этих насыпей около полусотни – везде, где вчера не было ни малейшего возвышения.

С русских укреплений видны только концы двух карабинов да красный лоскут, свидетельствующий о засаде.

Там, за этими холмиками, засел адский патруль, так живописно окрещенный капитаном Шампобером и заставивший говорить о себе даже русских.

По приказу генерала Боске Сорви-голова отлично устроился. На его призыв сбежалась толпа волонтеров. При одной мысли об экспедиции с ним, весь полк хочет следовать за любимым товарищем. Сорви-голова выбирает себе семьдесят человек и комплектует свой отряд Венсенскими стрелками. Все это лучшие стрелки в дивизии Боске.

В девять часов вечера они отправляются в путь, – каждый снабжен лопатой, мешком с провизией, патронташем и котелком с кофе, – проходят траншеи и уходят искать удобное место. Сорви-голова заранее заботливо осмотрел из амбразуры все укрепления.

Теперь в темноте он отлично ориентируется и ведет своих товарищей. Вот они ползут но земле, избегая шума, и волокут за собой инструменты, обмотанные тряпками, чтобы не звенели, подходят ближе с безрассудной смелостью, с неслыханным везением.

Готово! Они находятся не далее, как в 400 или 450 метрах от русских бастионов.

Тогда каждый со всевозможными предосторожностями погружает лопату в землю и роет яму. Землю бросают вперед, и она образует холмик.

Сорви-голова в центре линии, вместе со своим товарищем-трубачом.

В четыре часа утра ямы и насыпи сделаны.

– Мы словно в пустой купальне засели! – замечает Соленый Клюв.

– Тише! – говорит Сорви-голова.

– Я закурю трубку!

– Нельзя!

– Ну, выпью…

– Береги напиток… будет жарко!

– Ну, если нельзя ни говорить, ни курить, ни пить, я усну, пока не начнется музыка!

– Как хочешь! Я бодрствую!

– Еще бы! Ты – начальник!

Через пять минут трубач, завалившись на дно ямы, спит как сурок. Его будят три выстрела из мортиры. Он встает и кричит:

– К вашим услугам!

Как человек предусмотрительный, он запасся котелком с водкой, открывает его и подает товарищу, заряжающему карабин.

– Выпей глоток, Сорви-голова, это не повредит!

Совершив возлияние, Сорви-голова берет оружие, прицеливается и стреляет. Трубач следит за полетом пули и радостно кричит:

– Полетел бедняга! Славно!

Действительно, русский артиллерист выронил банник и упал на пушку.

– Хорошо! – добавляет Сорви-голова.

Соленый Клюв делает хороший глоток водки, берет карабин и целится в артиллериста, заменившего собой убитого. Паф! Он падает, убитый наповал.

– Верно, старый товарищ!

– Ну, я пойду подкрепиться…

– Берегись… напьешься!

– Ну, ну! Не теряй надежды! Ничто так не освежает зрение и мысли!

Вправо и влево над засадами поднимаются облачка дыма. Выстрелы из карабинов теряются в громе пушек, мортир и треске гранат.

Но отчаянные головы продолжают безостановочно свою ужасную работу, настолько ужасную, что огонь русских слабеет и прерывается на минуту.

Дым, гром, треск повсюду.

Стрелки спокойно сидят в своих ямах, созерцая ураган огня над собой, курят трубки, выжидая удобного момента.

Вдруг земля дрожит, раздается страшный взрыв. На французской линии появляется столб пламени с тучей дыма. Взорвало пороховой погреб. Двадцать пять человек убито, три орудия исковеркано.

Русские шумно радуются, издавая торжествующие крики.

Через полчаса взлетают на воздух два русских пороховых погреба.

– Ответ пастуха пастушке! – замечает серьезно трубач.

Повинуясь одной и той же мысли, французы и русские замедляют огонь, желая видеть результаты бомбардировки.

Одиннадцать часов. Конечно, потери большие, но не столь важные, как можно было думать.

Русские, под сильнейшим огнем, с неустрашимостью, вызывающей восторженный крик союзных войск, быстро исправляют повреждения.

Это далеко не победа французов – к вящему разочарованию солдат, мечтавших о взятии Севастополя.

Пушки и мортиры гремят издали. Во время этого затишья на русских укреплениях собирается масса любопытных: штатские и дамы в богатых туалетах смотрят в бинокли.

Сорви-голова различает среди них даму в черном с карабином в руках. Она оживленно разговаривает и указывает на засаду стрелков.

– Что она собирается делать? – говорит Сорви-голова своему товарищу.

– Она хочет навести на нас пушки и мортиру! Хорош гарнизон, где командуют бабы! Смотри… берегись!

Бум! Выстрел из мортиры в двух шагах от дамы в черном. Бомба летит вверх быстро, с шумом, потом падает.

Сорви-голова и Соленый Клюв видят, что она летит на них, и одним прыжком, как лягушки, выскакивают из своей ямы.

Снаряд с дьявольской точностью падает в яму и разрывается.

В этот момент раздается выстрел из карабина. Сорви-голова делает быстрое движение и прикладывает руку к груди.

– Задело? – с тоской спрашивает его товарищ.

– Не знаю, – прерывающимся голосом отвечает зуав, – мне показалось… что-то ударило меня…

– Иди… иди скорее в яму… бомба еще глубже вырыла ее… опасности нет…

– Да, да! – бормочет Сорви-голова. бледный, как полотно.

Ползком добирается он до ямы и тяжело падает в нее. Соленый Клюв дрожит с головы до пят. заметив на красной ленточке креста, украшающего грудь его друга, маленькую круглую дырочку.

ГЛАВА III

Смерть русского героя. – Семьдесят тысяч пушечных выстрелов. – Смелость русских. – Нападения на батарею номер три. – Сорви-голова отправляется в экспедицию.– На кладбище. – Бегство русских. – Фокусничество. – Тайна.

Сорви-голова видимо слабеет. Трубач открывает свой котелок и вливает ему в рот водки.

– Выпей… это отлично! Молоко тигра! Оно воскресит мертвого!

Сорви-голова тяжело вздыхает и говорит уже окрепшим голосом:

– Мне лучше!

– Ну, снимай куртку… надо видеть, чем тебя задело!

Соленый Клюв снимает с товарища куртку, расстегивает рубашку и замечает на теле, ниже сердца, фиолетовое пятно с черными краями. Но крови нет.

– Царапина! Просто царапина! – серьезно говорит трубач.

Сорви-голова чувствует какое-то твердое тело в своем поясе, ощупывает его и вынимает пулю малого калибра.

– Вот так штучка! Какое-то игрушечное ружье… точность в прицеле, но не в ударе! Твое счастье, нечего тебе жаловаться!

– Да, но выстрел был верно направлен!

– Это – дама! Она подстерегает нас. Погодите минуточку, милая дама!