Бессребреник среди желтых дьяволов, стр. 4

— Я не боюсь его, больше того, он меня заинтересовал.

— Вы слишком добры, патрон.

— Замолчи… Мы много болтаем, нас могут заподозрить… Но что-то там снова произошло…

Действительно, какое-то странное волнение охватило японский армейский корпус [24]. Офицеры прокричали команды, солдаты приготовили оружие. Подошел японец, недавно разговаривавший с Редоном.

— Наша разведка доложила, что казачий полк собирается атаковать нас… Какие-то остатки русской армии… Нам необходимо будет сразиться. Вам известно, каковы правила военного времени? Если я заподозрю вас во враждебных действиях, мой долг расстрелять вас без предупреждения. Я слышал, что французы очень щепетильны в вопросах чести. Дайте слово, что не предпримете ничего против нас. Пожалуйста, вы можете находиться вне сражения, и если не сбежите, то я предоставлю вам свободу.

— С удовольствием сделаю то, о чем вы просите. Я — ваш пленный и им останусь. Можете не беспокоиться ни за меня, ни за моего помощника.

— Хорошо.

Отдав честь, японец повернулся на каблуках и громко скомандовал. Четверо солдат тотчас окружили корейца. Тот оставался в неизменной позе, с опущенной головой и скрестив руки на груди, как будто ему было безразлично происходившее вокруг. Редон догадался, что может произойти, и бросился наперерез.

— Что вы собираетесь сделать с этим человеком? — закричал он.

— Он не француз, а обыкновенный шпион. По законам военного времени я уничтожу его.

Обхватив корейца руками, репортер громко сказал:

— Вы не совершите подобного преступления. Когда убивают во время сражения, пусть! Но хладнокровно зарезать человека только лишь по подозрению, не имея доказательств…

Японец вытащил шпагу, солдаты приготовились стрелять.

— Почему вы не взяли с него слова так же, как с меня, что он не убежит?

— Потому что он — шпион, и я не верю ему.

— Но вы же поверили мне! Ладно! Не убивайте этого человека, я поручусь за него.

— Вы?

— Я отвечаю за него, говорю вам.

В этот момент раздались дикие крики и громкое «ура». Офицеру необходимо было, не теряя ни минуты, занять место во главе колонны. Казаки с шашками наголо стремительно скакали к группе японцев.

— Я полагаюсь на вас! — японец Редону и быстро удалился, чтобы принять участие в уже начавшемся сражении.

Японцы встретили противника оглушительным грохотом ружейных выстрелов. Лошади спотыкались и падали, роняя своих седоков. Однако русские, придя в ярость, жаждали крови. Волны свинца накатывались без остановки, и тем не менее казакам удалось проникнуть внутрь квадратного построения неприятеля и завязать рукопашный бой. Разгорелась еще одна жестокая битва, где лицом к лицу столкнулись не люди, а дикие звери, готовые разорвать друг друга в клочья.

Не имея права участвовать в боевых действиях, Редон бросился в ров, увлекая за собой Буль-де-Сона и корейца. Там, по крайней мере, они были в безопасности.

Шла ожесточенная борьба, хотя победа все равно ничего не решала. Казаки дрались так отчаянно, как будто им оставался лишь один глоток воздуха.

Поднявшись на цыпочки, репортер высунул голову из канавы и наблюдал за ужасной баталией. Его человеческая природа страдала при виде этого разгула жестокости. Буль-де-Сон подошел и встал рядом. Происходящее так потрясло юношу, что его стало тошнить.

Хорошо владея собой и будучи очень сдержанными, японцы дрались молча, движения их были точны, и удары достигали цели. Казаки с бешеной яростью и воплями налетали на противника.

Кто, в конце концов, будет повержен в этом сражении, кто задавит своего врага?.. Едва лишь кто-нибудь отступал, как его тотчас начинали преследовать. Японцы гнали русских до конца, до последнего выстрела. Затем офицеры отдавали команды, ряды смыкались с безупречной точностью, и уже никто не мог бы подумать, что только что в них были бреши.

Редон невольно восхищался: эти маленькие солдаты потрясали его своей стойкостью и храбростью. Теперь француз понял, почему им удалось побить русских и почему они побьют их еще…

Репортер заметил молодого офицера, чьим пленником он являлся, который подбирал мертвых, лежавших у дороги. Поскольку японец проходил мимо рва, в котором они спрятались, Редон не мог воспротивиться желанию заговорить:

— Ваши пленные приветствуют вас, вы — настоящие бойцы!

— А! Вот вы где! Очень хорошо, что сдержали слово…

— Это по-французски, — ответил Редон. — Пойдемте, друзья, нам предстоит нелегкая дорога в Мукден.

Взмахнув рукой, репортер обернулся. И тут он и Буль-де-Сон одновременно вскрикнули от удивления: кореец исчез.

ГЛАВА 3

Но каким образом? Не сквозь землю же он провалился?.. Единственно, что можно было сказать с уверенностью, что рядом корейца больше не было. Редон почувствовал, как его лоб покрывается холодным потом. Нет, он не боялся гнева японца, который мог обрушиться на него, но то, что он поручился и не сдержал слова, мучило француза. Он пробежался по рву из конца в конец и обратно, разыскивая следы исчезнувшего незнакомца.

— Я говорил вам, что он негодяй…

Внезапно возмущенные выкрики донеслись до ушей пленников. Японский офицер обнаружил наконец, что его обманули, а поскольку Редон и Буль-де-Сон на минутку отлучились в поисках пропавшего, то офицер, не сомневаясь, что и они тоже сбежали, стал осыпать беглецов проклятиями и оскорблениями на своем языке.

Подбежав к японцу, репортер на плохом японском попытался его образумить.

— Я запрещаю вам так говорить. Я сдержал свое слово, кто может это отрицать? Кореец смылся, что поделаешь, но я-то ведь в ваших руках!

Офицер был очень разгорячен сражением, в котором только что принял участие, и, увидев рядом с собой француза, распалился еще сильнее. Он вытащил из-за пояса револьвер и направил дуло в голову репортеру. Редон тотчас схватил его за запястье и, крепко держа, тихо произнес:

— Каково бы ни было преступление, которое вы приписываете мне и моему компаньону, вы не имеете права убивать нас. У нас нет оружия, и мы не сражаемся ни на чьей стороне.

Японец почувствовал крепкую руку француза, державшую его, однако не проронил ни звука, не отдал приказа, чтобы прибежали солдаты и продырявили строптивого иностранца перепачканными кровью штыками, и никого не позвал на помощь. Эта сцена происходила в двух шагах от поля боя, где люди только что убивали друг друга, и была не менее зловещей.

Прошло мгновение. В душе японца шла борьба дикаря с человеком, не лишенным культуры. Офицер был бледен, боль в руке стала невыносимой, но он знал, как ее переносить, не показывая вида. Лишь голос, звучавший немного хрипло, выдавал его:

— Хотите сдаться?

— Сдаться? Что за странное выражение… Мы и так в вашей власти, мы согласились остаться вашими пленниками, вот и все.

— Где кореец?

— Черт его знает! Он исчез, как мускатный орех в руках фокусника.

— Вы поручились за него…

— Кто отрицает?

— Вы настаиваете, что не знали его раньше?

— Разумеется. Я не знал его прежде. Незнакомый человек, и все.

Японец, презрительно усмехнувшись, посмотрел прямо в лицо французу. Он чувствовал, что не стоит отдавать солдатам приказ расстрелять пленников. Затем, мгновенно приняв решение, офицер произнес:

— Идите в Мукден. Там военный трибунал решит, что с вами делать.

Вновь двое путешественников оказались в окружении надежной охраны.

— Это еще не конец истории, — ворчал Буль-де-Сон. — Куда они, черт возьми, нас ведут? Какой недобрый вид у этих маленьких обезьянок.

— Мальчик мой, — отвечал Редон. — Вот что я тебе скажу: когда не в чем себя упрекнуть, остается лишь ждать дальнейших событий.

— А что, если нам сбежать?

— Не говори глупостей! Мы не сделаем и двадцати шагов, как сотни пуль уложат нас на землю. Пойдем, друг мой, забудь об этом и не ворчи. Вот увидишь, все образуется.