Дьявольское кольцо, стр. 78
Врач пристально вгляделся в лицо Гриши, воткнул заготовленный шприц. На какое-то время стало легче дышать, не так страшно болело, меньше пота… и словно бы существа на шкафу стали меньше, отдаленнее, прозрачнее…
Гриша пытался указать рукой на существа. Сказать словами он уже не мог. Врач проследил взглядом, помотал головой, улыбнулся. Грише делали капельницу, всаживали в вены иглы, а врач говорил что-то по-итальянски, с вопросительно интонацией. «Не понимаешь…» — развел руками врач и взял приготовленный шприц.
Мучения как будто прекращались… Но вот новая странность — врач и сестры словно отдалились, их силуэты расплывались, голоса их звучали, как сквозь слой ваты. А давешние существа обнаружились на том же самом месте и становились все лучше видны, все ярче, красочнее, да и в размерах явно подрастали. Вот врачей стало как будто совсем не разглядеть, стены комнаты словно бы растворялись, ее границы стали непонятны, а существа спрыгнули со шкафа, оказались размером уже с ребенка, где-то в метр высотой, и продолжали расти, кривлялись, скалились почти вплотную.
И еще несколько очень мучительных, хотя уже безо всякой боли в животе, без холодного пота, минут Гриша уходил из мира дядюшки Минея в мир, населенный вот такими славными существами.
ГЛАВА 5
Недостойный сын Великой ложи
Собралась Великая ложа. Собрались ее уважаемые почтенные люди. Настолько почтенные, что даже очень богатый Сол Рабин не мог так просто плюнуть на их приглашение (что, кстати говоря, охотно сделал бы). Разумеется, опытный Сол Рабин догадывался, кто его приглашает, и своевременно принял меры. Поистине, Сол Рабин не зря заслужил репутацию очень умного человека.
Конечно же, было бы никак нельзя завязать глаза столь почтенному гостю. Его только повозили по закоулкам Женевы — раза в три больше, чем следовало, и доставили в уютный особняк. В красивый двухэтажный особняк возле озера, с парком и собственной пристанью.
Теплый ветерок играл тяжелыми портьерами. Солнышко преломлялось в хрустале, в стеклах шкафов.
Девять людей вкусно, основательно кушали, сидя за красивыми столами с туго накрахмаленными скатертями.
Девять — хорошее число. Вообще-то, членов ложи девять… Но если нужно пригласить кого-то и этот кто-то будет участвовать в обеде, в обсуждении важных дел, один член ложи должен быть свободен. Иначе людей за столом станет десять, и число присутствующих будет не таким священным.
Подавали чудесного гуся с яблоками, превосходную форель, сыр, фрукты и вино. Сол Рабин не пил, что ложа отметила с удовлетворением. Было также отмечено, что Сол Рабин был как будто рад, и что он упоенно ел и гуся, и особенно фрукты.
Главный Хранитель Традиций вручил подарок дорогому гостю — бронзовую статуэтку Марса, сделанную примерно в V веке до Рождества Христова в городе Марсилия. Спереть эту статуэтку из музея было делом непростым, но чего не сделаешь для дорогого гостя!
Было отмечено, что Сол Рабин явно получил удовольствие. Следующие пятнадцать минут, за кофе, были посвящены докладу Великого Магистра. Семеро присутствующих и наблюдающих отметили как интерес Сола Рабина, так и прекрасную форму изложения, и полноту доклада Великого Магистра. Обойдя все острые углы и не сообщив решительно ничего лишнего, Великий Магистр тем не менее дал представление о могуществе ложи, масштабе ее деятельности и совершенно лучезарных перспективах.
С полминуты тянулось молчание. Ложа раскрыла карты и ждала того же от гостя. Гость выждал, сколько позволяли приличия, и произнес…
— Вы сообщили мне множество любопытных вещей, джентльмены, — обратился к ложе Сол Рабин, — вряд ли вы сделали это, чтобы развлечь старика, верно? Наверное, у вас все-таки есть какая-то цель… Вы потратили на меня немало времени и денег, так уж давайте доведем дело до конца. Возможно, я облегчу вашу участь, господа… Я позволю себе задать один очень неприличный, грубый, но совершенно необходимый вопрос… Скажите, джентльмены, что же все-таки вам от меня нужно?
— Мы хотели бы, чтобы вы оказались одним из нас…
— Видеть вас в числе наших членов — большая честь для нас. Но и быть масоном — немалая честь…
Так сказали Великий Магистр и Главный Хранитель Тайн, причем почти одновременно.
— Вы-таки всерьез верите, что играть в детские бирюльки — большая честь?
Это было так невероятно, что ложа на какое то время замерла. Всем хотелось убедиться, что они это и правда услышали.
— Доктор Соломон, за эти «бирюльки» плачено человеческой кровью… и много раз…
Главный Хранитель Тайн сказал это вполголоса, но так значительно, что даже членам ложи стало жутко.
— Не сомневаюсь, джентльмены, не сомневаюсь. Из того, что я услышал, могут вытекать самые разнообразные вещи. В том числе и кровь… Но ведь и холокост устроили такие вот… любители играть в бирюльки. Вроде бы океан крови. — Соломон развел руками, показывая, как много крови. — А уровень мышления тех, кто его пролил? Эти игрушки в дикарей, хорошо хоть не в индейцев… хорошо хоть в германцев… Шлемы дурацкие, с рогами, медвежьи шкуры… Что это, по-вашему, серьезно? А крови были реки. Только вот я недопонял, джентльмены, на каком основании вы считаете, что я должен к вам присоединиться…
— Каждый представитель нашего народа должен радеть за свой народ…
И снова ложа отметила не только содержательную глубину, но и интонации произнесенного Великим Магистром. Сказано было ненавязчиво, чуть не мимоходом, но так убежденно, что обсуждать дальнейшее было как бы и невозможно.
— Простите, джентльмены, о каком народе все-таки идет речь? Я недоумеваю.
«Он издевается?» — мелькнуло в головах.
— Господин Рабин, при всем уважении к вам, мы не думаем, что вы не понимаете; мы имеем в виду тот великий библейский народ, к которому все мы имеем честь и счастье принадлежать…
— Значит, библейский народ… Вы знаете, за последние восемьдесят лет я вообще перестал понимать, к какому народу принадлежу… Наверное, это плохо — тем более, с точки зрения людей Старого Света… К счастью, в Новом Свете смотрят на все много шире…
Но вот к какому народу я совершенно точно не принадлежу, так это к библейскому. И знаете почему? А потому, что его нет на свете уже тысячу лет, а может быть, и все две тысячи.
На его основе, в диаспоре, образовались другие народы, наверное, даже не хуже. Только не убеждайте вы меня, Бога ради, что марокканский иудаист и поляк-иудаист — люди одного народа. Я ведь видел и тех, и других…
Кстати, джентльмены, — спохватился вдруг Сол Рабин, — а что, в Израиле, по-вашему, тоже живет один народ?
— По крайней мере, этот народ быстро сплачивается, — мягко заметил Главный Хранитель Священных Реликвий. И ложа с удовлетворением отметила превосходную формулировку и обтекаемость ответа.
— Наверное, вы правы, джентльмены, наверное… Но ведь вы не можете не понимать, что в Израиле нет никакого такого «библейского народа», признайте же это… Древние иудеи, библейский народ, если хотите, он мертв, как мертвы амореи и халдеи. Вы правы, в Израиле из разноплеменного полчища постепенно формируется народ… Новый, совсем новый народ. Вы вообще видели израэлитов, господа? Тех, кто уже родился в этой своеобразной стране? Израэлиты молоды, еще совсем молоды. Но они состарятся, родится традиция, о вэй… И подрастет второе поколение, третье…
И это будет совсем другой народ. Совсем не как тот, из которого я вышел. И не как тот, из которого вышли вы, джентльмены. И не таким, каким был этот самый… «библейский». Так о каком все-таки народе вы толкуете, джентльмены?
— Мы полагаем, каждый еврей имеет свои обязательства… Где бы он ни жил, как бы ни сложились его обстоятельства… Он должен все-таки помнить, что он сын вечно гонимого народа; гонимого всеми, кто только имеет для этого силу; народа, которому не на кого полагаться, кроме самого себя и Господа Бога; народа, на который возложена миссия править миром; самого способного и талантливого народа.