Хроника сердца, стр. 38

Никогда не буду принадлежать к той части народа, которая исторически обречена.

Социалистическая мифология настолько сильно въелась в людей, что даже снять массовку в кино по-свежему невозможно. Штампами социалистической мифологии владеют все. С пеленок!

Однажды на киносъемках я открыл для себя некую закономерность: актер, гример, костюмер, ассистенты – все играют!

В театре играют рабочие сцены: сборка и разборка декорации – мини-спектакли.

Иногда актерская масса в движении напоминает велогонку. Кто-то созрел для больших дел, накопил сил и опыта – и ушел в отрыв. За ним другой. Основная масса отстала. Но в какой-то момент настигает беглецов. Парадокс: в отрыв уходят не всегда на главных ролях. Иногда на эпизодах. Если врач проводит эксперимент на себе, это геройство. Для актера – это профессия.

Легенда и жизнь, притча и жизнь, искусство и жизнь. Как пронзить чужого человека своим страданием, своим горем, своим страхом?

Искусство оберегает людей от сопереживания, я имею в виду эстетическое искусство, охранительное. Если попридержать живое искусство (Шукшина, например), то и оно со временем станет охранительным. Истинное искусство не стареет, потому что всегда опасно для государства. Булгаков, например. Да и «Тихий Дон» тоже ведь настоящая книга. Что касается бабушкиных рассказов, то хорошо бы проследить, как искусство рождается, как мужает и как стареет, умирает.

Последовательно занимаемая культура, хомо советикус и взрыв знахарства, чудодейственных эффектов и психологических эпидемий.

Что делать нам, художникам, в этой ситуации? В преддверии XXI века? Думаю, нам надо погрузиться с наслаждением в эту Игру и довести ее до серьезного научного обоснования, до веселого абсурда, который, догадываюсь, и есть правда искусства.

1986

Буратино и театр.

С пьесы о Буратино и о новом – народном и демократическом – театре я хотел начинать. Но декларировать можно многое, особенно в молодости. Похоже, я упустил свой театр еще в Кемерове. Ведь я очень долго подбирался к своим актерам. «Дальняя дорога» – это был первый блин и, естественно, комом. «Нам 20 лет, старики» – конец поиску актеров и начало поиска театра.

Не в этом сейчас дело. Понял, наконец, почему Васильев дорожит своими актерами. Потому что других не будет. Навар, прибавление, будет медленным и одиночным. Смогу ли я сейчас собрать группу людей, которые станут моими актерами? Смогу ли подняться до студии? Хватит ли сил?

И запаса художественного? Ведь гастрольные режиссерские вылазки можно делать лишь из хорошо укрепленной крепости – из своего театра.

Почему в самодеятельности все рвутся играть? Почему ремесло так живуче? Ведь процессы в самодеятельности происходят те же, что и в профессиональном театре. Иногда мне кажется, что я могу точно угадать королей самодеятельности на профессиональной сцене (они есть и на московской сцене) и подробно классифицировать эту социальную прослойку. Если говорить по «Станиславскому» – это ремесло. А ремесло, надо признаться, стало в наши дни главным «методом». Почему?! Как такое могло случиться? Это после титанических усилий лучших умов театрального мира.

Готовность к смерти (не только человека, но и нации) – это не умирание, не постепенное, поэтапное отмирание клеток, а миг прозрения и духовного очищения от суетной борьбы неизвестно за что. За «величие» Империи, которая построена на твоем рабстве.

КВН и театральные вузы.

Почему еще в пору первых КВНов театральные вузы не принимали участия в этих студенческих озорствах? Допустим, руководство театральных студий опасалось дурного влияния улицы, т. е. самодеятельности. Хотя внутри студии охотно, с первого курса поощрялись капустники, разоблачения. Король-то голый! Ибо «профессионалы» могли проиграть в азарте и в гражданственности. Вот главное! В гражданственности. Театральные вузы погрязли в мещанстве: личики, фигурки, обаяние, сексуальная манкость, искусственные голоса и манеры.

Отсюда: элитарность, кастовость и диссидентство, надменность ко всему народному. И как конечный результат – пьянство и т. д.

Ведомственность! Начнем от печки. У нас, как и везде, есть армия. Стало быть, есть министерство обороны, есть ведомство. Оно обособлено от остальной нашей жизни по целому ряду очень важных причин. А в исключительных случаях, т. е. во время войны, этому ведомству подчиняется вся остальная часть нашего общества. Это важный момент.

У нас есть ведомство внутренних дел. И это тоже «Государство в государстве». О других ведомствах вроде бы так не скажешь. Ну, какая ситуация может привести к власти, скажем, деревообрабатывающее ведомство? Оказывается, это возможно.

В каждом ведомстве существует в зародыше возможность захвата власти. Каждое ведомство таит в себе зачатки особой партийности и государственности. Вот где спрятаны главные опасности для всей нации.

Новое мышление в ядерный век? Но новое мышление не только о войне и мире, а и о сохранении мира, жизни на Земле. О роли искусства. Новое мышление – это новая философия. Какая? И уж, конечно, это не располагается между Западом и Востоком, это не вульгарная сделка. Третий гуманизм? Всем этим следует заняться и постоянно заниматься всерьез. Здесь спрятаны грандиозные страсти, м. б., ключевые страсти и характеры эпохи. Мнится мне, что в борьбе за природу, какая она была и какая должна быть, уже спрятано зерно нового, третьего, гуманизма. В идеях Вернадского, Чижевского и др. русских и зарубежных ученых заложены основы будущей жизни. Научные основы. Они способствуют коммунистическим идеалам обустройства справедливого общества.

Почему же столь очевидные планы будущей жизни не овладевают широкими массами, почему они не распространяются и не пропагандируются с подобающей страстью, коей заслуживают?

Погорельцы 21-го века – Чернобыль.

Новая психология. Новая философия. Убежден, что чернобыльская трагедия лишь начинается. Дело тут не в количестве жертв. Дело в нашей – государственной и народной – готовности к неожиданному испытанию. Вопрос о новом, не только «атомном», мышлении становится чуть ли не главным.

Я бы сказал так: речь идет о возвращении. О Донкихотстве. О возвращении в «золотой век».

И еще: сколько всем нам приходилось слышать (да и говорить!) о том, что все это до добра не доведет? Имелось в виду почти все – изменения в погоде, землетрясения, пьянство, разводы, разнузданность нравов, воровство повальное и т. д. и т. д.

А причины всего искались в запусках спутников, в испытаниях оружия. Одним словом, молва все беды искала в государственной деятельности. И вот случилось то, что расставило все на свои места. Наступила ясность. Но это не точка. Это начало серьезного и глубокого размышления. Это конфликт Государства и Нации. Наступило серьезное испытание для двух институтов социалистического общежития: государственного и национального. И тот и другой несовершенны, находятся в развитии.

Наше государство замешано на добре ко всему и каждому. И добро это кончается катастрофой. Добро предполагает примитивность того, к кому оно направлено. Это первое. Добро поражает катастрофу большую, чем зло.

Как в физике есть практики и теоретики, так в искусстве есть чувственники и мозговики. Почему я стал чувственником? Ведь я очень долго шел мозговым путем. Очень важно ответить на этот вопрос, чтобы открыть путь для многих.

Кажется, начинает вырисовываться первая передача из цикла «Театральных уроков».

На клочках я уже начал набрасывать, как я себе представляю первый этап работы со студентами. Работа начинается со вступительных экзаменов. Нужно не только отобрать будущих студентов, но и воздействовать на тех которые не пройдут по конкурсу и разъедутся по домам. За всех, кто прошел первый тур, я, педагог, уже несу ответственность.