Хроника сердца, стр. 32

Одним словом, уравниловка против духовного.

Но резервации, тем не менее, не исчезают, а, наоборот, еще более укрепляются. Народ перестал петь, сочинять пленительные сказки, легенды, былины. Народ онемел, завороженный и оглушенный государственной мифологией.

1978

Меня бесит, что народу подсовывают истории вроде истории янтарной комнаты или библиотеки Ивана Грозного. А в это же время архив Цветаевой лежит в гараже Н., который ждет, что к нему придет какой-то случайный и очень дальний родственник Цветаевой и заберет эти сокровища, чтобы сдать их в госархив. Спрячет от людей. В самом главном деле все стало случайным и близким к гибели.

Удивительную черту советской интеллигенции наблюдаю в течение долгих лет. Почти вся советская интеллигенция оппозиционно настроена к власти. Но это не мешает устраиваться в жизни именно за счет власти. Вот вышагнул Солженицын, не выдержал. И от него ждут, что он скажет о тех, «несчастных», которые остались в архипелаге. Они, конечно, публично отрекутся от него, но он-то должен понять это так, будто бы всерьез. И т. д. Если удастся протащить в книгу или фильм кукиш в кармане, это в закоулках выдается чуть не как акт неповиновения или крупной диверсии.

Герой в нашем советском представлении – это человек, «сознающий» историческую ответственность, которая на нем лежит, т. е. хорошо понимающий, что он Герой. Так может думать человек, лишенный, как правило, юмора. Или просто глупый. И еще: обязательный в соцреализме элемент подхалимства. Постоянные преграды привели к тому, что мы ищем героя там, где его и не было: не пьет, работает нормально, без прогулов – и герой.

Первый вариант «Вассы Железновой». Это начало нового этапа в жизни нашего театра вообще. И обидно, что этого никто не хочет замечать. Даже те, кто восхищен спектаклем, не хотят принимать его как явление новое, а говорят о блестящем спектакле, не более.

Обнаружил удивительное явление – вырождение и упадок советской аристократии. Всемогущие партийные деятели, военачальники, писатели, артисты, чекисты, ученые и пр. сталинские соколы – они были во всех сферах общественной деятельности – ушли из жизни и оставили своим детям огромные квартиры-хоромы, сказочные дачи в подмосковных лесах, редкие фотографии, многочисленные награды и неумение жить, неприспособленность к волчьей московской жизни. На смену сталинским гигантам идут другие, деловые и денежные люди, но это не их дети.

Молодежь на подъеме, молодежь, захватившая инициативу в театре (имею в виду театр Станиславского). Я для них стар и в прошлом, актер на небольшие, второстепенные роли стариков. Когда-то, приблизительно в их возрасте, я так же свирепствовал в Кемерове. Ситуация похожая, если не учитывать мой уже сложившийся авторитет и постоянную работу в кино. Да и многое другое. Потом эта молодежь постареет, превратится в союз (круговая порука) мэтров и будет долго, не обращая внимания на свой солидный возраст и позабыв, что когда-то именно этот самый возраст ставили в главную вину другим, диктовать театральную моду. И все, казалось бы, просто, закономерно, как в жизни вообще. Молодежь агрессивно борется за свои единственные идеи, от которых отречется позже во имя более глубоких и более единственных идей. В этом есть рост и это естественно, повторяю.

И ничего нет удивительного и в том, что, приходя в сложившийся театр, молодая режиссура переиначивает репертуар, переиначивает и труппу. Все так. Если бы дело не касалось в данный момент лично меня, моей дальнейшей, актерской пока, судьбы. Мне предлагают, вернее, навязывают, подпольный, подвальный вариант табеля о рангах. Вот что главное. Из подвалов они постепенно выходят наверх. С будто бы совершенной программой театрального обновления и, естественно, с новой шкалой ценностей в актерском искусстве. Лоскутное одеяло из Фрейда, Брука, Ионеско, Беккета, нового американского кино, Феллини и пр.

Временное и вечное.

Временное – это реальный взгляд на жизнь Театра. Система рассчитана ровно на 12-15 лет. Вечное гибнет, застигнутое врасплох. Театр нельзя планировать на века, он быстротечен и быстро стареет. Поэтому реалисты, ограниченные и циничные, к великому сожалению, правы. В чем спасение вечного? Видимо, система должна быть рассчитана на один спектакль. Не знаю! Буду пока думать так. Театру не нужны философы, нужны верткие исполнители. Актеры-философы одиноки. Остальное – от удачи.

Тема не ироническая, а серьезная, философская. Она серьезна еще и вот почему: я не собираюсь заниматься возвеличением Человека-Личности и уничтожением Государства-Стада. Задача моя: найти гармоническое соединение людей в такую общность, которая не ограничивала бы Человека, а, наоборот, способствовала бы его выявлению, была бы заинтересована в его выявлении.

1980

О воспитании.

Шукшин не любил рассказывать замыслы. Да и никто не любит. А кто любит, не пишет. В кино замысел картины, пока идешь к съемкам, надо подробно рассказать раз 20. На разных уровнях чиновничества и редактуры и на разных уровнях культуры.

Желательно угодить на все вкусы и на все, что очень важно, особенности характеров начальников. Потом приходит группа – художник, оператор, композитор, актеры и т. д.

И все сначала.

Театр – настоящий – устроен по-другому. Сговор происходит постепенно. На следующих этапах можно уже опускать общие места. Можно не расшифровываться до конца. Начинается понимание с полуслова. Приближаешься к языку образному. Образование должно стать действительно высшим, а не начальным: театр должен давать гарантии, что молодые актеры будут продолжать совершенствоваться в том, чему их учили.

Театр представления – это кружной путь к переживанию.

В конце концов студенты начинают понимать, что мечта ограничится дипломом. И отбывают цинично годы.

Ученик никогда не станет мастером. Поэтому мастер должен воспитывать против себя. Иногда – врагов.

Как возвести профессию на уровень Любви? Через любовь же?

Это не теория. Ну, например, зачем я занимаюсь актерством? Чтобы заработать на жизнь? Или потому, что ничего другого не умею? А те, кто плох в актерстве? Халтурщики? И хорош ли я сам? И долго ли буду хорошим, если так? Не стану ли я скоро плох?

Идея Бога, христианская культура в жизни русского народа, и Социализм, социалистическая культура. Болезненное расставание с христианством и погружение в духовный сон под монотонную и однообразную музыку Демагогии. И не имеет уже никакого значения, что делает и как живет народ: носит ли на руках обыкновенное ничтожество, поет ли этому ничтожеству гимны, строит ли индустриальную махину, поднимает ли целину, истребляет ли бесцельно и бессмысленно своих соседей, просто спивается ли… Все это не имеет значения. Страшный сон духа. Массовая летаргия, «жизнь – есть сон». Сон русской нации – не смерть! И не всепрощение. Даже не смерть памяти. Нельзя жить тем, чем сейчас будто бы живет русский человек. Но нельзя жить и для того, чтобы активно и безжалостно бороться с тем, что есть сейчас. Единственный выход в наше время – сон.

Вот когда начнет рождаться новая духовная культура, новая «религия», тогда медленно будет выходить и подыматься из глубокого сна русская нация. Не для того нация проснется, чтобы мстить (За что мстить? За сон? Кому мстить?), а для того, чтобы жить в заново обретенном единстве. А сон сам по себе спадет, как пелена с глаз, и – забудется.

О кладбищах.

Для «Советской России»?

Вытаптываем и загаживаем могилы предков, сознательно уничтожаем прошлое, уничтожаем память народную, сжигаем архивы русской истории, т. к. места захоронения – это тоже архивы, но, скажем, для художника архивы, м. б., более ценные, т. к. они наглядны.