Маска Дантеса, стр. 44
Вновь раздался вызов экстренной связи. Марк невольно посмотрел на запястье. Увы… его браслет остался в озерном городе под номером три. Опять вызывали Флакка. Тот ответил.
– Говорит Гривцов, – послышался голос. – Трибун Флакк, если вы собираетесь штурмовать тюрьму, то напрасно.
– Что?
– Арестант у меня.
– Где – у вас?
– У меня дома. Посылаю адрес. Это окраина. Карнавала здесь нет, но большинство в масках. Флайер посадите за домом. У меня большая площадка для игр. Прилетайте.
– Куда? В ловушку?
– Я слышал про убийство посла. Скорее! Вы должны прилететь раньше…
Раньше кого, Гривцов не стал уточнять. И так ясно: противники кабинет-министра, не сумев устранить самого Владимила, теперь сделают главную ставку на ссору с Лацием. Если война разразится, некогда будет уничтожать озерные города. Напротив, их газ “седьмое колено” очень даже пригодится. Марк был уверен теперь, что у озерников была мощнейшая поддержка на тверди, причем на самом верху. И среди охранников порядка – непременно.
На миг представилось Корвину, как прорывается сквозь оборону начиненный сотнями, тысячами баллонами вражеский десантный корабль. Падают в океан, реки, озера, леса, поля, виноградники, города, аккуратные баллончики с адской смесью. Газ плывет, кудрявятся ядовито-зеленые его завитки. И каждый завиток, как отравленная плеть, грозит уничтожением целого рода.
ГЛАВА XI
Следователь
– А вы кто? – спросил малыш лет пяти, разглядывая гостя, наряженного в домашний коричневый халат отца.
Халат был беглому арестанту коротковат. Руки нелепо торчали из рукавов. К тому же голову Друза закрывала прозрачная маска, плотно облегающая лицо, со смешной нашлепкой на носу. Маленького Гривцова маска чрезвычайно забавляла. Он не знал, что это противогаз. Думал – карнавальная личина.
– Я – инженер. – Друз присел на корточки напротив малыша в канареечной пижаме. – Управляю машинами… Приказываю им. Они меня слушают.
– А я – Тима, – сообщил малыш. – У меня тоже есть маска. Вот! – Он потряс перед носом Друза маской озерного котенка. Согретая рукой малыша, маска моргала и разевала и без того улыбающийся рот в широченной ухмылке.
– Здорово… – Друз замолчал, не зная, что сказать в ответ. Позабыл, как надо говорить с детьми.
– Не здорово, а здорово, – поправил его Тима. – Ты на карнавал собрался? Мне твоя маска не нравится. Давай, другую сделаем… – Малыш попытался сдернуть с головы странного дяденьки маску. Но Друз вовремя перехватил его ручонку.
– Не надо так шалить. Договорились?
– Почему не надо? Карнавал не начался, значит, можно! – упрямился малыш и уже тянулся другой рукой к маске. – Глупая маска, некрасивая… Дай!
– Эта маска не для карнавала. Я могу заболеть, упаду на пол и начну кричать. У меня изо рта… м-м… ну, в общем… пена пойдет.
– Покажи, – потребовал малыш, не оставляя дерзких попыток дотянуться до маски.
– Что?
– Как ты начнешь кричать.
Друз задумался, не зная, должен он выполнять просьбу ребенка, или нет. Корчиться на полу не хотелось. Но как иначе отвязаться от Тима? Дилемма разрешилась сама собой: в комнату вбежала жена Гривцова, подхватила ребенка на руки и унесла.
– Спрячьтесь в подвале. За меня не бойтесь, дом под охраной, – донесся из-за двери изрядно осипший голос Андрея Архиповича.
Послышалось торопливое чмоканье, вздохи, крик Тима: “Не хочу в подвал! У меня маска есть! Пусти! Я буду котенком! Ты обещал карнавал!” Потом шаги, женский всхлип, и голос Гривцова с фальшивой решимостью выкрикнул:
– Я скоро!
Гривцов распахнул дверь в комнату. Только теперь Друз сообразил, что все еще сидит на корточках, и спешно выпрямился.
– Вот… общался с твоим сыном. Занятный малыш.
Друз не помнил точно, когда со следователем они перешли “на ты”. Кажется, в тот момент, когда Гривцов высадил из флайера жандармерии охрану и сообщил, что летят они не в тюрьму, а домой к начальнику сыскной Вышеградской канцелярии. Допросов больше не будет, но это не означает, что жизни Друза ничто не угрожает. Наоборот…
– Флакк уже мчится сюда. Надеюсь, лацийцы будут здесь раньше, чем…
– Чем кто?
– Чем заговорщики. – Андрей Архипович протянул Друзу бластер. – Бери. Если Флакк опоздает, нам придется держать оборону. На кону не только твоя жизнь…
Друз невольно провел ладонью по лицу:
– Пленка надежна?
– Не волнуйся, она выдержит даже попадание луча средней мощности. Но лучше, конечно, не рисковать.
– Зачем я им? А?
– Единственный шанс сохранить озерные города – развязать войну с Лацием. Тогда никто не посмеет затеять такие перемены, как разрушение озерных городов. Для реформ требуется мирное время.
– Неужели ты думаешь, что из-за меня может начаться война?
Гривцов не ответил.
Центурион взял бластер, проверил зарядную батарею. Кобуры у него не было, пришлось засунуть оружие за пояс халата.
Раздалось негромкое пиликанье, и в комнате возникла голограмма девушки в длинном черном платье.
– Экстренное заявление кабинет-министра… – сообщила она и пропала.
Остался лишь столб белого света, по которому бежали синие искры помех.
– Когда новости экстренные, передача начинается по внешнему сигналу, – пояснил Гривцов. – У вас на Лации так же?
– Если введено военное положение… – механически ответил Друз.
Столб света дрогнул, в комнате возникла голограмма кабинет-министра.
– Обращение к правительству Лация… – проговорил Владимил, глядя куда-то вбок. – Смерть посла Луция Ливия Друза – дело рук заговорщиков, подосланных Николаевичами. Исполнители – озерники… – фразы падали топором на плаху.
– Почему ты не сказал мне! – арестант повернулся к следователю. – Почему?!
– Не было времени.
Друз опустился на диван, хотел прикрыть рукой глаза, но пальцы наткнулись на дурацкую маску.
– Орк! – Он хотел сорвать ее, но Гривцов закричал:
– Не смей! Твоего дядю отравили с помощью геногаза. Для тебя эта отрава так же опасна, как для него. Один вдох – и ты…
Голограмма кабинет-министра раскололась и пропала, в тот же миг по всему периметру усадьбы завыли сигналы тревоги. Гривцов бросился к обзорному экрану.
– Это не Флакк… – только и выдохнул он.
– Как ты узнал?
– Я видел начало операции по захвату озерного города. Не думаю, что у твоего друга было время менять костюмы. Да и ни к чему это.
– Уверен, что твоего генокода у заговорщиков нет? – спросил Друз.
– Коды следователей хранятся в центральной тюрьме… – Гривцов запнулся.
– Там, где держали меня? Да? Еще в доме маски есть?
Гривцов судорожно сглотнул. Дернул головой. Означало кивок.
– Мчи! К Тимке.
– Не успею…
– Успеешь! Я прикрою. – Друз вскочил с дивана и пихнул Гривцова к двери.
Тот исчез. Друз знал, что одна из камер наблюдения сейчас направлена на него. Что бы ни случилось… погибнет Друз, или уцелеет, или… все равно – записи увидят Корвин и Лери, и Флакк тоже увидит. В их патрицианской памяти слова и поступки Друза останутся навсегда. Вечная память – для римлянина нет другого бессмертия. Неважно теперь – женится Друз на Лери, снизойдет ли сенат к его просьбе и позволит Ливиям Друзам называться патрициями – уже не имеет значения. В эту минуту Друз сам себя заносил в патрицианские списки. Он так проникся значением происходящего, что невольно замешкался. А когда шагнул к окну, то увидел, что трое парней в защитных комбинезонах уже почти рядом с домом. Друз хотел выстрелить, но вспомнил, что стекла в доме непробиваемы как для лучеметов, так и для обычного стрелкового оружия (во всяком случае, так утверждал хозяин). Вести огонь надо из боковой, нарочно для этого сделанной узкой рамы. Друз метнулся к нужной раме, открыл ее и выстрелил. Метил он в ближайшего, а попал в того, что мчался следом. Парень совершил нелепый нырок и завалился на клумбу, ломая сочные стебли георгинов.
– Готов! – заорал Друз.