Император Валгаллы, стр. 51

— Но мы могли бы их подобрать. Взять в плен, — промямлил Вязьков.

— Кого? «Милитари»? Взять в плен троих «милитари»? — Поль расхохотался. — Какими силами? Ну, допустим, я бы мог справиться с одним из них. А кто захватит еще двоих? Ты с полковником? Нет, я не могу рисковать. Но они, если постараются, спасутся.

— Как?

— Думаю, за нами через врата непременно увяжется хвост. Стражи вышлют небольшой катер с людьми. Так вот, если эти трое сумеют у вновь прибывших отбить их снаряжение и припасы, то останутся живы.

— Вы стравливаете их, как пауков в банке! — возмутился полковник.

— Они сами хотели подраться. Я просто предлагаю им другого противника.

ВОЙНА

Глава 19

Виктор проснулся утром и понял, что остался в одиночестве. В спальнике — один. И в палатке — тоже один. Он почувствовал это отчетливо, едва открыл глаза. Спешно выполз из спальника — термопатрон уже почти не грел, и даже сквозь слой текстопласта пробивался холод.

Не сразу попав в рукава, Виктор напялил куртку и выбрался наружу. Так и есть — никого. Грузовая платформа, на которой они ехали три последних дня, исчезла. То есть уехала. Судя по тому, что уже начало заносить следы, — часа два назад как минимум. Снежок сыпался мелкий, едва приметно вспыхивали кристаллики льда на солнце.

Виктор оглядывал покинутый лагерь, и губы сами собой бормотали одно-единственное слово: «Предатели».

Зачем? Почему? Они ушли осторожно, тайком. Он вернулся в палатку, принялся осматривать вещи. Упаковки таблеток, консервы ему оставили, а вот оружие забрали. Почему Ли и остальные ушли? То ли передумали идти на метеостанцию, то ли... Что ушли сами, а не по чужой воле, — тут сомнений не было: никаких чужих следов, свидетельств борьбы, набега — ничего. Да Виктор бы услышал. Впрочем, как убрались его спутники, не услышал. А ведь он чутко спал всегда. Теперь голова, как чужая, тяжелая, казалось, вот-вот шея отломится. И во рту привкус мерзкий. Таблетка! Он вспомнил, что вечером жевал пищевую таблетку, и она показалась какой-то странной. Таблетку ему дала Ли. Сказала — в этой белой горошине дневная норма витаминов, потому и вкус такой неприятный. Снотворное? Догадался? Ну, молодец! Значит, она запланировала бегство еще с вечера. И комбат Вася, и его дружки-работяги — тоже. Но почему он ничего не почувствовал? Где его всегдашняя интуиция? Где призраки мортала, наконец? Во второй раз они его подвели.

— Ну и черт с ними! — выругался Ланьер вслух.

Как бы то ни было, а до станции он дойдет в одиночку. К вечеру будет на месте, если бросит спальник и палатку и пойдет налегке и не собьется с дороги. Вчера вечером они долго обсуждали маршрут — дорога сильно петляла, сбиться не составляло труда. Виктор понимал, что рискует: если он не успеет до темноты к станции, ночевать будет негде. Но ежели тащить на себе палатку и спальник, тогда точно придется устраивать еще одну ночевку. Этого ему не хотелось. Нет уж, стоит рискнуть и уложиться в один дневной переход.

Хорошо, если ясная погода сохранится до вечера. А вдруг начнется метель?

«Вот и отлично, спрошу у погодников — не предвидится ли снежной бури», — усмехнулся Ланьер.

Он взял с собой консервы, таблетки, «Дольфин» — согласно карте, предстояло топать через мортал. После кратких раздумий Виктор прихватил с собой несколько термопатронов и люминофор. Он никогда не был настолько безрассуден, чтобы поставить на одну карту все. Если не доберется до станции (шанс такой есть, всегда есть шанс, что выйдет подлянка), наломает лапника, укроется где-нибудь под поваленным стволом, и два термопатрона согреют его ночью.

Палатку, спальник и те вещи, что не брал с собой (котелок, к примеру), он спрятал под камнем, сверху накидал веток, потом присыпал снегом, но так, чтобы можно было найти. Неведомо, что впереди. Может, даст он круг по лесу и вернется сюда к вечеру. Одно его утешало: если Бурлаков или кто другой не предупредил — значит, серьезной опасности не было. Он уже почти доверял своим призрачным советчикам. На той стороне ему будет их не хватать.

Та сторона?

Виктор усмехнулся. А есть ли та сторона?

Помнится, деревенский сумасшедший очень в этом сомневался. Сумасшедший? Ой ли? Что-то кольнуло — отгадка была где-то рядом. Виктор замер. Э, нет, так не пойдет! Вперед! Думать будем по дороге.

Виктор шагал, настроение было, в общем-то, неплохое. Предательство попутчиков уже почти не злило: да и смешно было требовать от них верности — тайный агент да кучка бывших рабов, разве они клялись ему в дружбе? Счастье, что они не прирезали его во сне, да ещё оставили термопатроны и консервы. Виктор был снисходителен к себе и другим, а попытки себя или других переделать считал занятием малоперспективным и к тому же неинтересным.

Как там ребята в крепости? Борис? Димаш? Каланжо? После смерти Бурлакова им наверняка не сладко.

Вдруг вспомнился разговор с Каланжо. Разговор шел о вратах, о том, что они очищают. Когда возвращаешься в Вечный мир, ты забываешь о смерти, о боли. Но здесь, в мире войны, до мельчайших подробностей помнишь свою прежнюю жизнь. А что, если те, другие врата, работают наоборот? Проходишь через них и уже не веришь, что существует мир, где нельзя убивать, где ненависть и враждебность считаются недопустимыми чувствами. Приносишь отсюда, из Дикости, в Вечный мир и ненависть, и злобу, усиленные многократно, и жажду смерти. Эрос умирает, остается Танатос. Ты ненавидишь тот мир — он чужой. Ты жаждешь уничтожить всех и каждого. Ну конечно! Конечно! Вот почему императору так важны те, вторые врата. Император говорил, что проход через первые подобен кастрации, а проходя вторые, ничего не теряешь, все остается при тебе — ненависть, злоба и пролитая кровь. Но если так, то возвращение в Дикий мир через вторые врата ведет к тому, что Вечный мир тут же забывается. Становится призрачным, ненастоящим. Морок. Ложь...

Сумасшедший в Картофельной деревне. Тот с пеной у рта кричал: «Нет никакого другого мира. Все ложь, только этот мир, только наш!» Спятил? Нет. Тогда что же получается? Этот парень попал в Дикий мир через те, другие врата?

Прошел и забыл, что есть другой мир. Как звали этого человека? Иван Данилович. Ну да... Он обещал доказать, что того, другого, мира нет. Если будет жив, если уцелеет. Итак, есть шанс — пусть ничтожный, но есть, — что этот мужичок приведет Ланьера ко вторым вратам. Возможно (кто знает), он и Поля туда привел. Привел, показал... Скорей! Торопись, Ланьер! Кто-то может услышать бредни юродивого и тоже догадается. И найдет тайную дорогу в Вечный мир. Спеши!

— Куда ты так торопишься, Виктор Павлович? — спросил его насмешливый голос.

Вопрос прозвучал отчетливо, не мог он померещиться, если только это не были первые ростки безумия.

— Куда? — переспросил Виктор.

— К кому? И зачем? От кого бежишь?

Он остановился, огляделся кругом. Ни души.

— Григорий Иванович, это вы? — спросил осторожно.

Но ему никто не ответил. Что это было? Предупреждение, которого он не понял, или обманка мортала?

— Меня ждут на метеостанции? Мне не надо туда идти? — спросил он, оглядываясь.

— Подожди немного. Будь осторожен.

Виктор стоял и не двигался. Меж деревьев показалось что-то темное, огромное. Медведь? Сердце остановилось, тело мгновенно оледенело. Зверь приближался. Оружия нет, не оставили, гады. Взобраться на дерево? По обледенелому стволу? Виктор никогда не был хорошим верхолазом. Но иного выхода не было. Он отступил. Обнял напоминающий огромную сосульку ствол. Нижние ветви были где-то очень высоко над головой. И тут зверь появился. Целиком. Во всем своем великолепии. Виктор скользил по нему взглядом. Огромную голову венчали чудовищной величины рога. Лось. Похоже, он даже не обратил внимания на человека, прошествовал мимо медленно и величественно.

Виктор прижался лицом к обледеневшему стволу и расхохотался.