Отдел Химер, стр. 11
Видеоряд, демонстрируемый на экране, и впрямь оказался не совсем обычным. Три белых шарика сами собой плясали в воздухе. Спеша поддержать шутку, мой наставник снял с настенного ковра два кинжала, и рядом с невинно порхающими светлыми кружочками начался «танец с саблями».
Взглядом спросив у Магистра разрешение, он перехватил оружие за лезвие и метнул в отороченный мехом щит. Зрелище, доложу я вам… Клинок, сам собой повисший в воздухе, медленно описывает полукруглую траекторию и вдруг, выброшенный невидимой пружиной, стрелой устремляется к цели.
Этот нож так и остался торчать там на многие годы. Впоследствии, заходя в гостиную, я часто вспоминал тот вечер. Вечер, когда стал полноправным членом команды и настоящим сотрудником Отдела Химер.
— Наша роль — негласное наблюдение и разведка. Обо всём необычном немедленно докладывать в Центр. И заруби себе на носу: вероятность обнаружения должна быть сведена к нулю. — Сергей, автоматически ставший моим непосредственным начальником, инструктировал меня перед первым «боевым выходом». — Лишняя реклама нам ни к чему. Да и практика показывает, что дополнительные факторы отрицательно сказываются на психологическом состоянии спецназовцев. — Я кивнул, соглашаясь, а он продолжил: — Из группы ФСБ о твоем участии в операции не осведомлен никто. Так что, повторяю, по возможности постарайся не светиться.
— Разрешите выполнять?
— Выполняйте. — И, подойдя, командир хлопнул меня по плечу. — Ни пуха!
— К черту! — традиционно послал я его.
— А мы кто, по-вашему?
Я развернулся и, как в былые времена, строевым шагом прошел сквозь стену. В приемную открывались сразу четыре двери. Одна вела в кабинет Магистра, две соответственно к Сергею и его молчаливому коллеге, чьего имени я до сих пор не знал. Что или кто скрывался за четвертой — приходилось только гадать.
Ольга приветливо улыбнулась.
— Поздравляю!
— Служу России! — Я изобразил молодцеватый щелчок каблуками. — Можно, уйду прямо отсюда?
— Конечно, — кивнула она. — Удачи!
— Спасибо! — поблагодарил я и, прислушавшись к сонму всевозможных радио— и телефонных переговоров, открыл портал.
Группа соблюдала полное радиомолчание. «Проявившись» в горах, я оказался в туманном мареве, полностью меня дезориентировавшем и заставившем немного запаниковать.
Тоже мне Химера. Это ж надо, первый выход — и так опозориться. Заблудился, словно Красная Шапочка. Хотя та вроде не плутала. Шла себе и шла по дорожке, прямо волку в зубы.
Подавив растерянность, я поднялся немного выше и, найдя взглядом один из ориентиров, устремился к долине, в которой, по прикидкам Магистра, должен находиться взвод спецназа.
Ребята, видимо, только что позавтракали сухим пайком и готовились к выходу. Как известно, ночью в горах гуляют только самоубийцы. И поэтому, даже имея надежного проводника, как наши, так и деятели, воюющие неизвестно за что, предпочитали в темное время суток разбивать бивак и, выставив караулы, отдыхать.
Сделав пасс рукой, я «пробил» узкий канал, именуемый сотрудниками штреком, и доложил оператору:
— Я на месте. Вижу подопечных.
— Понял вас, Асмодей, — подтвердил тот и «отключился».
Диспетчеры — одна из самых престижнейших и сложных профессий в отделе. Люди, занимающиеся этой работой, как правило, имеют железные нервы и IQ не ниже ста пятидесяти. Как-то читал, что те, у кого показатели интеллекта «зашкаливают» за сто сорок восемь, объединились в своеобразный «клуб избранных». Самовлюбленные и спесивые дураки. По-настоящему одаренный человек никогда не станет хвастаться умом. И уж тем более причислять себя к каким-то особым кругам истеблишмента.
Так вот, операторы были вполне нормальными людьми. И в то же время, неся боевое дежурство, все они находились в «раздвоенном состоянии». То есть одновременно как «внутри» своего собственного тела, так и снаружи. В общем, работенка — врагу не пожелаешь.
Пролетев километров десять по пути следования группы и не обнаружив ничего подозрительного, я стал описывать концентрические круги. Где-то на третьем витке увидел человек двадцать боевиков, трое из которых были негры.
Никогда не был расистом, но тут меня охватила жуткая злоба.
— Что вам, собаки, надо на нашей земле?! — стиснув зубы, прорычал я.
Кровавая пелена застлала мне глаза, и, подлетев вплотную, я молниеносным движением выхватил у одного негра нож и полоснул другого наемника по горлу.
События покатились подобно лавине. Еще один кадр, по-видимому, бывший в приятельских отношениях с покойным, ударил прикладом автомата в основание черепа того, чьим ножом я отправил к праотцам незваного гостя.
Остальные что-то гортанно завопили и, попрятавшись за валуны, стали оглядываться.
Вот тебе и «не вмешиваться». Но меня, в прошлом кадрового офицера, вдруг понесла нелегкая. Словно мстя этим недочеловекам за годы бессильной ярости, что нарастала при просмотре телерепортажей из Чечни, я, подобно Аватару из древних индуистских мифов, взялся восстанавливать попранную справедливость.
Собственно, много ума для этого не потребовалось. Плавно и неторопливо я приближался к очередной жертве и, нашарив одну из гранат, коими подобно рождественским елкам были щедро увешаны горе-завоеватели, нежно выдергивал кольцо. В конце концов, «пехотинец» я или где?
В своей «прошлой» жизни не убивший, несмотря на то что большую часть жизни провел в армии, ни одного человека, я получал какое-то садистское удовольствие от вида кровавых ошметков, разлетавшихся по камням. И радостной музыкой звучали разрывы гранат, уносимые гулким эхом за многие километры.
«Вас никто не звал сюда, сволочи», — бормотал я, выписывая путевку на тот свет очередному приговоренному. И не испытывал ни капли жалости или раскаяния, глядя в обезумевшие глаза на искаженных ужасом лицах и слыша тоскливое и безнадежное: «Шайтан! Шайтан!»
ГЛАВА 7
Проснувшись «утром», то есть на заходе солнца в погребе, я невольно чертыхнулась, удивляясь, какая нелегкая меня сюда занесла. Но спустя пару секунд, вспомнив предшествующие этому события, не знала, рыдать или смеяться. Однако пачка денег, такая симпатичная с виду, невольно внушила чувство оптимизма, и, выбравшись из дома, я первым делом помчалась на озеро. Наслаждаясь увеличившейся физической силой и возможностью левитации, раз десять проплыла водоем из конца в конец, то и дело ныряя почти до самого дна и подобно дельфину пулей выскакивая из воды. Почувствовав голод, отправилась в соседнюю деревню и, оставив в качестве компенсации сто долларов, утащила с одного двора овцу. Как ни желала я оставаться белой и пушистой, а законы физиологии никто не отменял. Даже для романтических дурочек. Поев и снова перемазавшись с ног до головы кровью, вернулась к озеру и еще раз выкупалась. Испорченную одежду пришлось выбросить, и, слава богу, мне хватило ума сделать это не в лесу. Закопав тряпки на даче, я взглянула на часы и, решив, что сегодня уже никуда не успею, взлетела над поселком, прикидывая, что бы такое учудить. Как назло, ни одна умная мысль не посетила бедную голову, и пришлось ограничиться мелкими шалостями вроде перевернутой машины противного соседа, чья дача стояла напротив. Побродив по ночному лесу, вышла на свет костра. У огня сидели мальчишки и девчонки из пионерского — или как их сейчас называют — лагеря и, как и положено «пионэрам», втайне от взрослых выбравшимся на природу, молодежь курила, по очереди пила портвейн из горла и, естественно, рассказывала страшилки. Знаете, типа: «В темном-темном лесу…»
Попроказничать хотелось — жуть. Но шутка могла оказаться злой, и я просто стояла поодаль, с легкой грустью наблюдая, как детишки вкушают романтики. И вдруг снова разрыдалась. Всего неделю назад я была такой же юной несмышленой дурочкой. Притворно пугалась жутких историй, свято веря, что в нашем просвещенном двадцать первом веке такого не бывает.