Лицо особого назначения, стр. 60

«Да что ты знаешь, маменькин сынок? Героин… самый сладкий наркотик из всех существующих в мире. Нет никаких побочных эффектов, как от амфетаминов или барбитуратов. Когда пускаешь по вене, чувствуешь приход, близкий к оргазму, если, конечно, это хороший наркотик. Потом плывешь в облаках около четырех часов, не замечая вокруг себя ничего реального. Это похоже на полусон, как будто смотришь яркий, красочный фильм. Ничего тебя не волнует, ты спокоен, тебе тепло. Ты не чувствуешь боли. И можешь гулять с гнилыми зубами, воспаленным аппендиксом или зияющей раной в боку. Не нужен секс, еда, тебе наплевать на людей и совершенно не о чем беспокоиться. Это похоже на временную смерть — жизнь без боли.

Единственная неприятность — за героин приходится платить. Я знаю, у этих богатеньких мальчиков, которые могут достать хороший героин и вмазываться целый год, не бывает проблем. Но, мне, чтобы чувствовать себя живым, приходится вертеться. Я трачу каждый день сотню, ведь мне надо уколоться дважды, чтобы чувствовать себя счастливым…»

Думал ли в далеком 1874 году британский химик Олдер Райт, к каким последствиям приведут его изыскания? Казалось, сама судьба давала людям шанс. Ведь открытие Райта оставалось без внимания до 1898 года, когда великий немецкий фармацевт Генрих Дрезер (который изобрел аспирин) заново открыл это химическое соединение и, заметив, что оно в десять раз сильнее морфия, назвал его средством с «героическими возможностями».

Но, вот поди ж ты. Судьба не захотела дать шанс простому чернокожему парню из Гарлема. Да, с самого рождения он, Джон Гордон Вашингтон, не был ее любимчиком. Всего одни сутки смог он насладиться свободой. И практически мгновенно его вычислили и обложили, словно койота. Как и все малолетние недоумки, в свои девятнадцать Джон Гордон Вашингтон все еще оставался недоумком. Пытаясь избежать мелких неприятностей, он с успехом нажил себе гораздо более крупные.

О том, что у него тоже был шанс, и даже не один, Джонни напрочь позабыл. Ведь не каждому парню из федерального приюта выпадает возможность поступить в военную академию, чтобы пять лет спустя получить нашивки лейтенанта и со временем достичь вершин карьеры. И цвет кожи тут ни при чем. В армии не смотрят, черный ты или белый. Служи честно — и получишь то, что заслужил.

Тут он вспомнил о двух годах, проведенных в академии, о свирепых экзаменах и содрогнулся. Основы механики, введение в баллистику, а потом — экзамены по специальности.

Чертов устав, психология и прочее, и прочее… Все это он втискивал в свой мозг, и временами ему казалось, что в голове у него ничего нет, кроме каких-то кусочков и обрывков, которые он уже никогда больше не сможет увязать в одно целое. Мало того что учиться было трудно — угнетали также мысли о системе распределения выпускников.

Джонни, нахмурившись, уставился на стену перед собой. Большинство курсантов принадлежали к семьям потомственных военных, уходящих в армию корнями. Похоже, что войска превращаются в закрытую касту. Сыновья уходят на службу вслед за отцами и братьями, и человеку без связей все труднее становится поступить в академию.

В воспаленном его мозгу смешались действительные и мнимые обиды. А фантазия, подогретая героином, подстегивала рассчитаться с судьбой за «неудавшуюся жизнь».

Взять, например, этого мудака Трентильи. У него все служат — два старших брата, дядя, кузен. И он никогда и никому не дает об этом забыть… И назначение он получит на теплое местечко, где-нибудь во Флориде или на Гавайях. В то время как таких, как он, ждет

Аляска…

Снова раздались выстрелы, и безумец потянулся к ящику с гранатами. «Ненавижу», — мелькнула мысль. За спиной послышался шорох, и Джонни обернулся. На пороге комнаты стоял незнакомый белый парень и спокойно смотрел на него:

— Пойдем со мной.

Джонни поднял автомат и выпустил очередь почти в упор. Он ясно видел, как брызгали фонтанчики крови в местах, куда попали пули. Но, незваный гость продолжал идти вперед. Вот он уже совсем рядом, хватает руку, держащую автомат, и Джонни становится хорошо, как не было никогда в жизни. Даже ненавистная академия не казалась больше такой уж гадкой…

Едва тело упало на пол, как в комнату ворвалась полиция.

— Руки на стену! Расставить ноги!

Николай пожал плечами и выполнил команду. Он ни в чем не виноват, а воевать со стражами порядка не входило в его намерения.

— Здесь больше никого, сэр!

— Смит и Конни, остаетесь сохранять оружие, А этого

Рэмбо в машину.

На грубо заведенных за спину руках сомкнулись наручники, и юношу снова вытолкали под дождь.

— Одну минутку, офицер!

Казалось, парни с телевидения готовы запрыгнуть арестованному на голову.

— Что вы можете сказать о происшедшем?

Но, полицейский безмолвствовал, а человек в наручниках, одетый в окровавленную рубаху, только улыбался. Он покорно позволил затолкать себя в машину, и та на бешеной скорости рванула с места.

— Мы ведем свой репортаж с одной из улиц Нового Орлеана. Только что здесь разыгралась кровавая драма. Имеются человеческие жертвы. Нашему оператору удалось заснять арест одного из подозреваемых. Второго же только что пронесли в карету «скорой помощи». Но, видимо, она ему уже не понадобится.

Ведущий трещал со скоростью пулемета. Еще бы, в эти минуты он делал себе ИМЯ.

— Николаев, Николай Петрович. — Сидевший перед ним детектив держал в руке паспорт. Быстро же они обернулись. Хотя для полиции не составило труда выяснить, где он остановился. — С какой целью вы прибыли в страну?

Николай пожал плечами. Версия о гладиаторских боях не выдерживала никакой критики, и, как назло, ничего не придумывалось.

— Так и будем молчать?

Он разжал губы и как бы нехотя произнес:

— В чем конкретно меня обвиняют?

— Вас пока не обвиняют. Просто задержали до выяснения обстоятельств. Согласитесь, рядовым событие, вольным или невольным участником которого вы стали, назвать никак нельзя.

— Тогда я предпочел бы не отвечать на все эти дурацкие вопросы. А приехал я в качестве туриста. У вас прекрасная страна, и я надеюсь увезти много интересных впечатлений.

Детектив хлопнул паспортом по руке и вышел из комнаты для допросов.

— Фак ю, романтик хренов!

За двадцать лет службы в полиции такое с ним приключилось впервые. Нет, конечно, обычные американцы готовы сотрудничать. И в том, что касается настучать, проблем не было. Но, чтоб лезть под пули — это ни-ни. Да еще эти кадры, облетевшие всю страну. —Случайный прохожий проник за полицейское оцепление и был изрешечен пулями. Попробуй теперь докажи железобетонным жопам на верху, что ты не Кэмэл. Вот он сидит перед ним — живехонек. Наглая русская морда. И ведь через два дня придется отпускать. Формально-то парень чист. На оружии нет его отпечатков. Сошедший с ума псих скончался от передозировки. А то, что в момент ареста подозреваемый держал за горло мертвое тело, любой адвокат объяснит как самозащиту, а то еще припишет оказание медицинской помощи и повернет дело так, что арест помешал спасти наркоману жизнь.

ГЛАВА 37

— Вот, совсем другое дело! — с энтузиазмом воскликнула Ленка. — Загорела, похорошела. И, я надеюсь, выбросила из головы всю эту чушь.

— Поменяла шило на мыло, — пошутила Юлька.

Они сидели в их квартирке с видом на океан и не торопясь беседовали. Мистер Смит не возражал против Юлькиной отлучки, клиенты тоже особо не роптали, так что все вроде бы тьфу-тьфу-тьфу. За неделю одиночества Пестрова успела немного соскучиться. И теперь просто наслаждалась Юлькиным обществом. Та действительно выглядела прекрасно. И появилось в ней что-то такое… Какая-то спокойная уверенность.

— Так что, начинаем трудовые будни?

— А может, ну их? Вообще, сколько у нас денег?

— Сейчас где-то около двух миллионов. Но, еще предстоит уплатить налоги, да вычти долю господина Смирнова,

— И после всей арифметики?..

— По пятьсот тысяч на брата, то есть на сестру. Тьфу ты, совсем запуталась.