Лицо особого назначения, стр. 44

Кто знает, не погонись они за девушкой, и Джинни, возможно бы, остыла, простила дурака. Но, увидев ее с этим мамочкиным сынком, Брюс сделал суровое лицо. Его догнал Дик, а следом тащились человек десять из их кодлы. Не то чтобы Брюс был любителем подраться, но второй раз выступить в роли посмешища он не мог.

— Эй ты, отойди от моей девчонки! Николай сделал попытку отстраниться, но белокурая девушка вцепилась ему в руку, заявив кавалеру:

— Отвали, имбицил! С кем хочу, с тем и гуляю! Рядом с Брюсом встал удачливый картежник. Загорелые, с длинными волосами и руками, накачанными благодаря ежедневным заплывам, парни стояли напротив Николая. Тот же неуловимым движением освободился от Джинни и шагнул навстречу противникам. Ему даже не понадобилось делать что-то особенное. Просто два коротких, незаметных для глаз удара. И оба парня повалились на песок, а тоненькая, словно тростинка, девчушка, захлопала в ладоши от радости:

— Понял, урод? А за проигрыш можешь рассчитаться своей задницей!

После этого Джинни привела пай-мальчика в свою палатку, выкинула шмотки Брюса и отблагодарила Николая так, как может отблагодарить только женщина.

ГЛАВА 27

— Герр хочет войти внутрь или останется на улице?

Официант говорил, разумеется, по-немецки, но смысл был понятен и так.

Кафе оказалось уютным и относительно недорогим. На улице, среди кленов, создающих некое подобие миниатюрного парка, за чугунной оградой стояло несколько столиков. Два были свободны. Идти в помещение не хотелось, и он остался под открытым небом. Смирнов-Егоров заказал себе шницель с жареной картошкой и салат из свежих овощей со сметаной.. Когда обслуживший его парень отошел, Алексей Сергеевич принялся неторопливо поглощать пищу, погрузившись в собственные мысли. Во Франкфурте он жил уже неделю и наслаждался одиночеством. Если для кого-то незнание языка составляло проблему, то он посчитал это за великое благо. Ощущение было такое, будто внезапно оглох. Особенно этому способствовал западноевропейский менталитет, заставляющий людей быть в обществе гораздо сдержанней, чем дома. Егоров поймал себя на мысли, что думает о Москве как о доме, и невольно улыбнулся. А ведь это и в самом деле был его дом. Только сейчас, вынужденно покинув пределы России и окунувшись с головой в здешние реалии, он понял, что, попади он сюда изначально, и пятьдесят лет чувствовал бы себя не в своей тарелке. Да, здесь высокий уровень жизни, но ведь там, откуда он прибыл, полвека назад жили не хуже. Но, и на, если можно так выразиться, исторической родине, и здесь, в Западной Европе, было скучно. Размеренная законопослушность невольно заставляла чувствовать себя в клетке. И при внешне либеральной политике здешние жители были связаны незримыми узами похлеще настоящего заключенного.

Зато в. России в ответ на очередной новый указ складывалась очередная фига в кармане — и туг же появлялся свежий анекдот, популярно истолковывающий, что к чему. И все продолжало идти как и раньше, как и должно быть. А Запад выступал в роли отдушины, куда переправлялось наворованное и где лелеялись мечты об эмиграции. Как только — так сразу. Недаром многие диссиденты, уехавшие, казалось, навсегда, обрубившие корни, так и не смогли прижиться и либо вернулись назад, либо стали жить на два дома. Ругали дурацкие законы, сетовали на непомерные налоги и мздоимство чиновников, но все же делали бизнес именно дома. Где хорошо — там и родина, а разве стали бы люди возвращаться туда, где все так плохо?

Короче, несмотря на всю свою крутизну, Алексей Сергеевич подхватил болезнь, которой рано или поздно болеют все эмигранты, — ностальгию. Просто многие занятые вопросом как выжить откладывали это дело на потом. Он же в хлебе насущном не нуждался, а потому входил в группу повышенного риска. Тот факт, что ему пришлось бежать от ФСБ, только усилило симптомы.

Ковыряя вилкой шницель и лениво прихлебывая пиво, Егоров по привычке «прощупывал» окружающих. Все «нормальные» люди. Откуда же тогда смутное беспокойство, уже минут пять брезжившее на краю сознания? Егоров допил пиво и уже было поднял руку, призывая официанта, как вдруг понял: он понимал, о чем говорят за соседним столиком! Да, немецким Алексей Сергеевич не владел, но ведь не исключена возможность столкнуться здесь с выходцем из России. Да плюс ко всему английский, бывший у него в багаже.

И все же это был самообман. Ни русские, ни англичане или американцы не заставили бы его сердце забиться так часто. Ибо в нескольких метрах от него звучала ИМПЕРСКАЯ речь. Совсем другая фонетика, обилие согласных и свойственные только миру, откуда он прибыл, идиомы.

— Когда возвращаемся на корабль?

— Послезавтра. Ты же знаешь, крейсер сейчас на противоположном конце их Солнечной системы. Чтобы зря не дразнить гусей, все группы должны стартовать одновременно. Не такие уж они и варвары, и здешняя ПВО может доставить нам много хлопот.

Егоров медленно повернул голову, кинув взгляд на соседей. Парень и девушка. Довольно молодые. Во всяком случае, глядя на них, никогда бы не подумал о секретной миссии. В таком возрасте у людей совершенно другие заботы. И этот разговор о других. Значит, они здесь не одни. Но, как? Пятьдесят лет назад о межзвездных полетах не могло быть и речи. Да, они освоили околопланетное пространство и даже летали к двум другим планетам. Если можно так выразиться, колонизовали два спутника, разместив там производства, на которых работали заключенные. Но, и только. Те, кто дал ему возможность отправиться сюда, не были идиотами. И во время непродолжительного действия луча были сфотографированы здешние созвездия. Астрономы, проанализировав расположение звезд, так и не смогли дать ответ, ГДЕ находится этот мир, ставший ему вторым домом. Эти же говорят о корабле. Он бы еще понял, если бы они пришли через Портал. Но, ведь недаром таким, как он, предоставлялась возможность «уйти». Они выступали в роли лабораторных крыс, так как первые «мягкотелые», шагнувшие в круг света, умирали на месте. Их тела были слишком нежными для перехода.

Пара инопланетян покинула столик и пошла к выходу. Егоров поспешно придавил кружкой купюру и поспешил за ними. Юноша и девушка, увлеченные беседой, не замечали слежки, обсуждая, возьмет или не возьмет на лапу некий чиновник, располагающий ключами к базе данных, в которой могут храниться оборонные секреты. Они сетовали на наличие множества государств, таящихся друг от друга и осложняющих работу. Молодые люди вошли в метро, и Егоров, купив газету и сделав вид, что читает, устроился на соседнем сиденье.

— Вас ист дас? — обратился к нему какой-то пожилой господин. И добавил еще что-то неудобоваримое для слуха.

Непонимающий Егоров досадливо поморщился. Но, старичок не отставал, грозя привлечь к нему внимание.

И Алексей Сергеевич легонько «потянул». Несильно, так, чтобы оглушить, заставить отцепиться назойливого пенсионера. К счастью, парочка была поглощена собой и не смотрела по сторонам.

Проехав семь или восемь остановок, они вышли из метро в каком-то спокойном и явно фешенебельном районе, расположенном, судя по домам, в одном из пригородов. И спокойно зашагали по тротуару вдоль усаженной деревьями улицы, скорее похожей на бульвар. По обеим сторонам которой располагались красивые особняки, словно сошедшие с рекламных проспектов строительных фирм. Вдалеке виднелся парк с невысокой оградой, выложенной из натурального камня. В глубине, за деревьями, находился пруд, сверкавший водной гладью в лучах яркого солнца. Несмотря на хорошую погоду, а скорее потому, что была середина рабочей недели, в парке в это время не было ни души. И только по одной из дорожек, расположенных радиально и сходящихся у воды, неторопливо бежал довольно полный пожилой мужчина в адидасовском спортивном костюме. Они миновали парк и, пройдя еще метров двести, оказались на точно такой же улице. Не "оглядываясь, люди, привлекшие внимание Егорова, вошли во дворик одного из домов и поднялись по ступенькам. Затем открыли дверь своим ключом и скрылись внутри.