Ангелы на кончике иглы, стр. 112
65. МАШИНКА
Светлозерская вернулась из редакции около десяти. Возле приоткрытого окна Инна остановилась, опустила длинную молнию, сняла платье, лифчик и вздохнула. Она знала, что с улицы все видно, но это ее не тревожило. Весенний воздух приятно защекотал в ноздрях. Инна блаженно потянулась, глянула себе под мышки и надумала сразу побрить волосы, пока не забыла. Она взяла бритву, когда раздался звонок.
Прикрывая рукой груди, она отворила – на пороге стоял Ивлев.
– Славочка? Заходи! Извини, я не совсем одета.
– Я вижу, – Слава поставил портфель у двери. – Так даже красивее… Ты прости, Инка, что я так поздно. Давай рукопись!
– Так я же не кончила!
– Сколько успела, неважно. И… давай свою машинку.
– Зачем?
– А я привез новую, лучше твоей…
– То есть?!
– Не будь глупенькой, Светлозерская. За мной следят. Хочешь, чтобы тебя попутали?
– Меня? А меня за что?
– За то, что мне печатала, дуреха!
Она присвистнула.
– Да ты проходи, Славочка. Снимай плащ…
Хозяйка возилась на кухне, в комнату не заходила, слышала, что к Инне кто-то пришел.
– Что это? – спросил Ивлев.
По руке у нее текла тонюсенькая струйка крови.
– Чепуха! Я бритвой порезалась. Хочешь слизать?
Ивлев взял ее за плечи, поцеловал, собрав языком кровь.
– Спасибо, – сказала она. – Ты безопасной бритвой – умеешь? Тогда побрей мне подмышки.
Она подняла обе руки и поворачивалась, пока он это делал.
– Мужчина – совсем другое дело. Он все умеет. А трусики мои тебе нравятся?
– Очень!
– Это итальянские. Правда, состарились, но лучше наших-то! Вот эти завязочки спереди развязываются.
– Закройся, Инка!
– Пожалуйста, – она не обиделась. – Тебе же лучше хотела. Я все равно Надьке уже сказала, что мы с тобой спали…
– Зачем, глупая?
– А у меня примета: если совру, что с кем-нибудь спала, после обязательно лягу. Ложь сбывается! Примета такая, понимаешь?
– Понятно! – он положил бритву. – А хозяйка – она как?
– А она, когда ко мне мужчина приходит, на кухне сидит. Я ведь ей за это плачу.
– За что?
– За каждого мужчину. Так что она довольна, если больше приходят. Скупая, сволочь: подслушивает, сколько кусков бумаги в уборной отрываешь.
Поставив зеркало на стол напротив него, Инна начала навертывать прядки волос на бигуди. Голову она покрыла цветастой косынкой.
– Жарища-то! Ты на меня не смотри… В бигудях я некрасивая. Я вообще, Славочка, старею, и мне пора делать карьеру, как всем.
– Зачем?
– Затем, что такие, как ты, уже просто сидят со мной.
– Это я старый, Инка. Простой советский импотент. Всех по мне не меряй…
– Считаешь, у меня красота еще осталась?
– Все на месте, Светлозерская. За тебя я не беспокоюсь.
– Ягубов сегодня тоже сказал, что у меня все в порядке. Правда, он имел в виду анкету. Сказал, даст мне рекомендацию в КПСС.
– Ну?
– Я же сказала – делаю карьеру. Он обещал сделать меня завмашбюро.
– Ого!
– Конечно, он даст мне рекомендацию, чтобы я как член партии молчала, что он хочет со мной переспать. Но мне-то не все ли равно?
– Зря, Светлозерская…
– Зря? А вы все?
– Я вступал, когда верил. А сейчас вступают только дураки и карьеристы.
– Правильно! Я как раз и то, и другое. Если вступлю, меня, может, в турпоездку выпустят. В Италию. Очень хочу в Италию.
– Что там делать?
– Да то же, что и здесь, только открыто. Уж мужики там не хуже наших, это точно. Никто из хороших людей мне не поможет, а Ягубов – поможет. Глупо не использовать, пока он меня хочет.
Вячеслав встал.
– Хороший ты человек, Светлозерская, искренний. Давай рукопись, чтобы тебя не попутали. А то из-за меня вся твоя карьера погорит…
Вытащив из тумбочки папку, Инна держала ее в руках, отдавать медлила.
– Слав! – тихо спросила она. – А ты правда из-за меня приехал? Ну, чтобы я не погорела?
Она подошла к нему вплотную.
– Унизь меня. И посильней. Похабно, как хочешь. Ну, оскорби, скажи, я шлюха, или ножом меня порежь, или зубы выбей. Не бойся, я кричать не стану, терпеливая. Ну!…
Он смотрел ей в глаза. Глаза были сухие, бешеные.
– Что с тобой? – растерялся он.
– Я сука, Славочка.
– Почему?!
– А потому! Все, что ты просил печатать в четырех экземплярах, я печатала пять.
– Зачем?
– Пятый у меня просил почитать один мой клиент. Он мне за пятый столько платил, сколько ты за четыре. А мне деньги всегда нужны, ты же знаешь… Я думала, он просто почитать… Скотина! Придет, я ему… откушу! Не бойся их, Славик! Ничего не сделают! Ну, не расстраивайся! Сейчас я тебя развеселю.
Сняв с гвоздя гитару, Светлозерская провела пальцем по струнам, подстроила, откашлялась.
– Выпить хочешь?
Он отрицательно покачал головой. Инна взяла с подоконника бутылку водки, вылила остаток в стакан, выпила, облизав губы, подождала, пока водка проникла в организм.
– Вот послушай, Славик:
66. ШМОН
На скамье для старух, напротив подъезда, сидел молодой человек в синей спортивной куртке, поглядывая на дверь. Выйдя из дому спозаранку, Вячеслав Сергеевич не обратил бы на него внимания, если б человек не поднялся чересчур поспешно. Шаги в подворотне становились гулкими, и Слава понял, что у него хвост. Значит, не отстали, и вчерашнее – только звено в цепочке.
В толпе, ожидающей троллейбуса, Ивлев попытался пробраться в гущу, поближе к краю тротуара. Когда подошел троллейбус, Вячеслав двинулся напролом к задней двери, но протиснулся мимо нее и сзади троллейбуса перебежал на другую сторону улицы. Он остановил первую попавшуюся машину, едущую в противоположном направлении. Это был пикап с надписью «Торты, пирожные».
– Тут недалеко, три квартала. Плачу трешку. Довези!
Оглянувшись, он увидел, что следопытов у него на хвосте двое, и они бодро перебегают дорогу следом за ним. За поворотом он попросил остановиться, бросил на сиденье три рубля и нырнул во двор школы. Он обогнул здание. Позади школы в заборе была выломана дыра, он знал ее. Через дыру Слава вышел на соседнюю улицу, и здесь ему повезло: он сразу остановил такси. Хвост отпал. Ивлев вылез в центре, возле ГУМа, где всегда было людно, и позвонил Раппопорту.
– Вы когда, Рап, собираетесь в редакцию?
– Нужны ключи, Славочка?
– Нет, хотел бы встретиться.
– Что-нибудь уже случилось?
– Так… Кое-что…
– Я готов, старина! Только позвольте мне добриться и выпить чашечку чаю.
– Конечно, Яков Маркыч. Жду вас у входа в метро «Измайловский парк».
– Разве вам это удобно?
– Все равно делать нечего, подъеду.
Ждать Ивлеву не пришлось. Яков Маркович в шляпе и чересчур широком плаще, шаркая по асфальту, медленно пересекал улицу.
– Неужели есть на свете катаклизмы, которые могут заставить человека добровольно недоспать?
Раппопорт протянул коряжистую волосатую руку. Стараясь избегать эмоций, Ивлев перечислил факты. Яков Маркович не перебивал, только посапывал, глядя в сторону. Лишь в одном месте поднял брови и переспросил:
– Инна? Если б я услышал это не от вас, Ивлев, не поверил бы. Видно, я недостаточно отсидел…
– Что делать, Рап?
– Видите? И теперь вы у меня спрашиваете что делать! Я что, Чернышевский? А вы спрашивали, когда начинали? И тем не менее я предупреждал! Да вы поступили хуже Светлозерской!
– Я?!
– Конечно! О таких, как Инна, наш друг Закаморный сказал бы словами Евангелия от Марка: «Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят». А вы-то ведали! Или вы учили французский, чтобы переводить положительных французских коммунистов?