Быль беспредела, или Синдром Николая II, стр. 22

— Интересное кино, — пробормотал Куманин, — и что же дальше?

— Я много с ним занималась, — продолжала Надя, — скорее из любопытства. Меня заинтриговала его тайна. Прежде всего я попыталась что-нибудь выяснить о его родителях, где он жил, с кем жил и чем занимался до своего появления на автобусной остановке. И ничего мне выяснить не удалось. Дети в таком возрасте скрывать не умеют. Значит, у него случилась какая-то странная потеря памяти. И в тоже время головка у него отличная. Он читает наизусть стихи Пушкина, Гейне. По-немецки! Ты представляешь! И вот я возвращаюсь из отпуска, а мальчика нет.

— Ты звонила в Вологду? — поинтересовался Куманин.

— Конечно, — ответила Надя, — они сказали, что документы на мальчика к ним прибыли, но самого его нет. По их сведениям, он по дороге заболел воспалением легких и госпитализирован в Переславль-Залесский. Я поехала туда. Два часа ждала автобуса в Загорске, обыскала все больницы города — их всего три, никто там ничего и не слышал об этом мальчике. Я обратилась снова к директрисе, а она мне говорит: «Надежда Николаевна, займитесь своим прямым долгом. Наш интернат переполнен, и мы обязаны его разгружать, особенно от детей со странностями. Ребенок, как вам хорошо известно, страдал острой потерей памяти, не помнил даже собственных родителей. Он требует специального медицинского наблюдения, и мы отослали его в специнтернат в Вологду. Ведь он найден на территории Ярославской, а не Московской области. У нас есть положение заниматься только детьми Москвы, в крайнем случае областными». Я поняла, что мне ничего не добиться. И тут вспомнила о тебе…

— Сережа, — попросила Надя, — ваше ведомство всесильно. Найди мне этого мальчика. Ну, хотя бы поговори с нашей Алевтиной. Она перепугается и, может быть, скажет тебе правду.

— Интересно, — помрачнел Куманин. — Как ты себе это представляешь? На каком основании я буду ее допрашивать?

— Хочешь, — предложила Надя, — я напишу тебе заявление?

— Напиши участковому, — разозлился Сергей. — Нам категорически запрещена какая-либо самодеятельность. К тому же она бывший райкомовский инструктор, так меня и испугалась. Она тут же позвонит моему руководству, и что я скажу? Что выполнял просьбу, как Дон Кихот, своей дамы сердца?

— Фу, какой ты трусишка, — расстроилась Надежда. — Чем выше поднимаешься, тем больше боишься всего. Ну, не ходи к Алевтине. Выясни, где мальчик. К вам же стекается информация. Что тебе стоит?

— Ладно, попробую, — с явной неохотой в голосе сказал Сергей. — Как фамилия мальчика?

— Алеша Лисицын, — ответила Надя, — он так назвался в распределителе.

Куманин вздрогнул:

— Как ты сказала?

Надя с удивлением поглядела на него:

— Лисицын, Алеша Лисицын. По медицинским показателям около пяти с половиной лет. Волосы светлорусые, глаза, как васильки, синие-синие. Что с тобой? Ты уже что-нибудь о нем слышал?

Куманин провел рукой по лицу:

— Нет, нет. Ничего не слышал. Просто ассоциация одна… У тебя есть его фотография? В учетной карточке?

— Учетную карточку отослали в Вологду, — ответила Надя, — но фотография его у меня есть, и со всей группой и отдельно. Я его очень любила и сама снялась с ним. На цвет. Мы иногда приглашаем фотографа, чтобы запечатлеть наших питомцев.

— Она у тебя дома или на работе? — уточнил Куманин.

— Кто? Фотография? — переспросила Надя. — Дома есть и на работе.

— Хорошо, — сказал Куманин. — Завтра во второй половине дня я подъеду к тебе в интернат, попробуем разобраться. Ты, видимо, поклялась сделать все, чтобы меня таки выгнали из КГБ.

— Наоборот, — воскликнула Надя. — Я очень рада, что среди моих знакомых оказался офицер КГБ. Иначе что бы я делала?

Она вдруг посмотрела на часы и заспешила домой. У Куманина был искус предложить ей остаться, но он пересилил себя. Это выглядело бы как аванс за работу, которую он еще и не начинал. Он подвез Надю до метро и вернулся домой. Невольно всплывали слова генерала Климова, сказанные им кому-то в телефон, перед тем, как выгнать Куманина из кабинета: «Где я вам возьму педиатра?». Значит, Климов на какой-то только ему известной точке держит зачем-то некоего ребенка. Кому же еще нужен педиатр? Причем в этой «точке» трудно найти этого педиатра, хотя, возможно, «точка», где он содержится секретная, но зачем ребенка, да еще больного, держать на подобной «точке»?

Почему, как только Надя назвала фамилию мальчика, он сразу вспомнил этот странный телефонный разговор в кабинете генерала Климова? Неужели действительно есть связь между этими событиями? И зачем Климову этот ребенок? Глупости какие-то! Он, наверно, просто заработался.

Тем не менее, Куманин лег спать уже с твердой решимостью разобраться в этом деле. Может быть, только затем, чтобы снова увидеть блеск Надиных глаз, как тогда, во время их последнего разговора в машине? Но тут его как обожгло: «Алеша Лисицын? Старший оперуполномоченный Александр Лисицын расстрелян в феврале 1941 года. Идиотство какое-то! Мало ли Лисицыных в России?» Неожиданно вся эта история взволновала его.

Так и не ответив ни на один из заданных вопросов, Куманин крепко заснул.

Глава 3

«Сов. Секретно

20 декабря 1932г.

тов. Лисицыну

Товарищ Лисицын, направляю вам копию допроса арестованной в городе Тобольске гражданки Межанс Паулины Касперовны, проведенного уральскими товарищами из 8 отделения ОПТУ. Пришлите свои соображения по существу показаний, ознакомив с ними ваши источники.

Поздравляю с праздником ВЧК-ОГПУ. Ваше ходатайство вскоре будет решено положительно.

Зам. председателя ОПТУ Г. Ягода».

Приложение:

Из протокола допроса гражданки Межанс Паулины Касперовны. 31 октября 1933 года.

«В тот момент, когда в Тобольске находилась царская семья и была охрана во главе с полковником Кобылинским Евгением Степановичем, мне известно, что у царской семьи было очень много ценностей, не оставленных в Ленинграде (так написано в документе), а вывезенных в Тобольск. Как вскоре сменилась охрана, полковник Кобылинский очень способствовал царской семьи во всех ее делах, в частности, пропускал к ним монашек монастыря. Я хорошо помню Ужинцеву Марфу, которая приносила молоко, яйца и другие продукты и имела связь с фрейлиной Гендриковой. Посещала один раз царскую семью игуменья Ивановского монастыря, и был постоянно вхож священник Тобольской Благовещенской церкви Васильев Алексей, отчества не знаю, который справлял церковные обряды и вел службу. Он был очень любим всей царской семьей, был их духовником. Последний им обещал, что скоро будет переворот и снова будет монархия. Он говорил, что вместе со своими сыновьями все это устроит. Кроме того, большим доверием пользовался Кирпичников Александр Петрович. Я помню, в конце 1917г. — начале 1918г. царская семья начала беспокоится о своих ценностях. Было поручено царицей Александрой Федоровной и царем Николаем Александровичем вынести и спрятать диадемы (т.е. короны царской семьи, как Александры Федоровны, так и ее дочерей) и ряд других бриллиантовых вещей и украшений. Я хорошо видела корону Александры Федоровны, она была брильянтовая. Часть этих драгоценностей из арестного помещения через Кирпичникова А. выносилась последним и вхожим священником Васильевым. Другая часть золота и брильянтов была поручена полковнику Кобылинскому, который выносил из арестного помещения» Кирпичников Александр Петрович обо всем этом очень хорошо был осведомлен, и он знает, где эти ценности находятся и хранятся сейчас. При мне Кирпичников Александр Петрович выносил с каким-то бельем шпагу в золотой оправе, ручка которой из червонного золота, и дочери царя надели ему на шею жемчуга, которые он также вынес из арестного помещения, а куда девал, я не знаю. В то время фрейлина Гендрикова мне говорила, что они должны отправить в монастырь игуменье на хранение. Впоследствии я узнала, что царская шпага пряталась в Тобольске последним. Сперва она где-то в грунте хранилась, а затем была спрятана под крыльцо Благовещенской церкви, о чем священник Васильев мне лично при нахождении белых в Тобольске рассказывал. Фрейлина Гендрикова мне говорила, что полковнику Кобылинскому передана шкатулка, в которой хранились царские брильянты».