В ловушке, стр. 17

Юлия поставила пятки на край стула и обхватила колени руками. Ее взгляд был устремлен куда-то мимо Йона.

– Вот так. Мы просто жили рядом, – продолжал он. – Она занималась своим садовым питомником, а я своими уроками. Так все как-то и шло, не знаю уж как. Даже ездили вместе в отпуск, как минимум два раза в год.

– Вы спали друг с другом?

– Иногда. Все реже и реже. Чтобы быть точным: последний раз это случилось в январе. В начале января. То есть задолго до того, как я встретил тебя. – Про Эвелин, Кристину, Сюзанну, Веру и прочих он ей не расскажет. Если, конечно, она не спросит, потому что лгать он не станет. – Задолго до того, как я влюбился в тебя, – добавил он.

Она по-прежнему на него не глядела.

– Звучит неубедительно, – сказала она. – Я имею в виду слово «влюбился». Оно не вызывает доверия. Рано или поздно влюбленность проходит. Вот как у вас.

Йон отчаянно замотал головой.

– То, что я испытываю к тебе… это… ну… что-то совсем другое, чем мои тогдашние чувства к Шарлотте. Сейчас это полнее. Больше. Шире. Глубже. Ну, словом, мне трудно описать мое состояние. До сих пор я жил и не знал, что так бывает. Пока не встретил тебя. Я никогда еще не испытывал такого волнения, подъема. У меня словно выросли крылья.

Она сидела неподвижно. Он наблюдал, как медленно вздымается и опускается ее грудь под теплой рубашкой.

– Римляне именовали это fatum, – сообщил он, помолчав. – «Судьба», но в более глубоком смысле. Сверхъестественная сила, сопротивляться которой бесполезно. Своего рода проклятие богов, от которого никуда не деться. Словом, рок.

– Я знаю, о чем ты.

В ее голосе прозвучала такая безнадежная грусть, что он готов был вскочить и обнять ее, утешить. Но знал, что пока этого делать нельзя.

– Для тебя ситуация ужасная, – продолжал он. – Вероятно, ты больше не захочешь меня видеть. То есть, конечно, в «Буше»-то мы будем встречаться, как коллеги. – Он подождал ее ответа, но она молчала. Он испугался. – Юлия?

Она вздрогнула.

– Я не знаю. В данный момент я абсолютно ничего не знаю. – Где-то в комнатах зазвонил ее мобильный телефон.

– Подойди, – сказал он.

– Я включила автоответчик, – ответила она, подтянула колени к груди и положила на них лоб. Дождалась, когда затихли звонки, затем подняла голову. – Сейчас я ничего не могу тебе сказать, Йон. Мне просто нужно время. Да и тебе. Ведь не прошло и четырех дней, как она умерла.

– Разумеется. Ты права. – Он выждал еще несколько минут, но Юлия молчала. – Ладно, тогда я поеду. Ты устала.

Она лишь молча кивнула.

Он замешкался у входной двери, не зная, как попрощаться.

– Спокойной ночи.

Приподнявшись на цыпочках, она поцеловала его в левую щеку, а к правой прижала ладонь. Теперь ее пальцы были теплыми. Йон растрогался; когда спускался по лестнице, нежность переполняла его душу.

Возвращаясь на Бансграбен, он размышлял, правильно ли держал себя. Не стоило ли ему заявить о своей любви более определенно, чтобы избавить Юлию от сомнений и страха? А что она ответила, когда он заговорил про fatum? «Я знаю, о чем ты». Она поняла его. Ее тоже пронзила роковая любовь к нему. Только не нужно ее торопить.

11

В четверг утром Йона встретили в учительской с подчеркнутой теплотой. Мейер-англичанин похлопал его по плечу, Керстин Шмидт-Вейденфельд принесла кружку кофе. Вильде пригласил его к себе домой в ближайшее воскресенье, но Йон отказался с дружеской улыбкой, мол, он сам ждет гостя. В своем ящике он обнаружил траурную карточку от ученического совета гимназии – в ней выражались соболезнования от имени всех учащихся. Йон представил себе, как долго, бесконечно долго ребята спорили по поводу каждой фразы. Надо не забыть и поблагодарить их при первой же возможности.

Юлия появилась около восьми. Запыхавшаяся, с красным лицом. Ее «гольф» опять не завелся, тут же сообщила она Коху. Проходя мимо, улыбнулась Йону. Он лишь кивнул в ответ, хотя с удовольствием поговорил бы с ней; но в присутствии Коха нужно держать ухо востро – тот обладает шестым чувством во всем, что касается личных отношений.

Уроки пролетели на изумление быстро. Йон редко видел своих учеников такими спокойными и сосредоточенными. Впрочем, замечая его взгляд, они смущенно отводили глаза. Только Тимо Фосс встретил его взгляд, как всегда, спокойно.

После уроков Йон еще раз завернул в учительскую, в надежде встретить Юлию. Она стояла в коридоре и разговаривала с кем-то из учеников, еще издали он увидел ее красные сапожки.

– У вас найдется для меня минутка, фрау Швертфегер?

– Разумеется, – ответила она и обратилась к мальчику: – Давай поговорим об этом завтра. В принципе идея кажется мне удачной. – Она подождала, пока школьник отойдет подальше, после чего повернулась к Йону. – Как дела? Как прошел день?

– Сегодня все ученики кроткие как овечки. А у тебя как?

– Все нормально. Вот только сейчас меня ждет Пер Штрунц. Мы договорились с ним о встрече.

В конце коридора показался Ковальски в неряшливом тренировочном костюме серого цвета, на шее болтались секундомер и свисток. Лицо покраснело и блестело.

– Можно я позвоню тебе сегодня? Ты будешь дома?

– Я пока не знаю, сколько еще проторчу здесь, – ответила она. – Лучше я сама дам о себе знать. – Она скрылась в учительской, прежде чем Ковальски поравнялся с ними.

Йон напрасно пытался сбежать. С громким сопением физкультурник преследовал его до самой парковки, уговаривая принять участие в учительском междусобойчике. В начале своей работы в гимназии Йон сам был одним из тех, кто заложил традицию таких междусобойчиков, но в последние годы почти отказался от них; теперь в них, как правило, участвовали лишь Мейер-биолог, Вильде и, разумеется, Ковальски. На сей раз Йон сослался на траур по жене.

Вернувшись домой, он съел яблоко и выбросил мясную запеканку, которую навязала ему два дня назад Верена Глиссман. Потом сделал свой привычный круг по Ниндорфскому парку, принял душ и сел за письменный стол – готовиться к урокам.

Без двадцати пять явился Роберт; Йон как раз закончил работу.

– Рано ты сегодня, – сказал он.

– Я взял такси. – Роберт стянул с себя плащ. Его костюм выглядел так, будто он в нем выспался. – Дорога заняла меньше времени, чем я ожидал. Ни одной пробки.

– Что, твой «бенц» барахлит?

– Стучит на втором такте. На следующей неделе отгоню его в мастерскую. Как у тебя дела? – Он обвел взглядом прихожую, задержав его у подножия лестницы.

– Какие у меня могут быть дела? – вздохнул Йон. – Выпьешь кофе?

Роберт прошел за ним на кухню.

– У тебя не найдется какого-нибудь соку? Чего-нибудь витаминного? Вчера я поздновато вернулся домой. Впрочем, ты тоже. – Он наклонился над раковиной и промыл глаза водой.

– С чего ты взял? – Йон открыл холодильник, где всегда стояла бутылка с концентрированным витамином С для Эмины.

– Потому что тебя не было дома, – ответил Роберт. – Я проезжал мимо около девяти.

Услышав, что открылась дверца холодильника, в кухню вошел Колумбус и потерся о ноги Йона.

– Ты что, звонил в дверь? – попробовал отшутиться Йон.

Роберт бросил на него быстрый взгляд:

– Да. Звонил. Мадам Глиссман сообщила, что ты отбыл час назад, начистив перышки. Весь из себя.

– Что она называет «весь из себя»? – Вот ведь чертова сплетница! Прячется день и ночь за своими гардинами и шпионит! Надо как можно скорей переезжать отсюда. – Я немножко поколесил по окрестностям, – сказал он. – На душе было тоскливо. – Он приготовил стакан витаминного напитка и протянул его Роберту.

– Где же ты был?

– Всюду и нигде конкретно. Просто ездил по улицам.

– Так долго? В последний раз я звонил тебе в половине двенадцатого.

Йон почувствовал, как в нем закипает злость.

– Ты что, не веришь? Что означают эти твои расспросы?

Роберт залпом осушил полстакана. И только потом ответил:

– Просто я удивился. Ведь ты сказал, что хочешь домой. Чтобы побыть одному.