Гарольд, последний король Англосаксонский, стр. 70

Эта речь окончательно успокоила танов.

Совещание скоро кончилось, и Альред пошел за Гарольдом. Братья горячо молились, и старик умилился, увидев их смирение в ту минуту, когда над их домом уже почти сияла английская корона. По приглашению Альреда они вышли к собранию. Гарольд выслушал решение, что совещание окончилось в его пользу, и спокойно ответил:

– Да будет ваша воля! Если вы уверены, что я в качестве короля принесу больше пользы родине, чем оставаясь подданным, то я согласен принять на себя эту тяжелую обязанность. Так как вы теперь знаете мою тайну, то прошу вас навсегда остаться моими советниками; одному мне не под силу нести всю ответственность, и я постоянно буду слушаться вас.

Таны протянули Гарольду руки и согласились остаться его советниками.

– Теперь необходимо прекратить раздоры, происходящие в нашем государстве, – сказал старый тан, – надо примирить с нами Мерсию и Нортумбрию, чтобы вместе быть готовыми встретить нормандца, если он вздумает пожаловать к нам. Ты, Гарольд, поступил умно, отказавшись от вмешательства в дело Тости, и мы надеемся, что ты предоставишь нам восстановить мир и согласие между нашими храбрецами.

– И ты будешь согласен с нашим решением, каким бы оно ни было? – спросил Альред задумчиво.

– Буду согласен, если оно послужит на пользу Англии, – искренно ответил граф.

Альред загадочно улыбнулся.

Хакон всеми силами старался действовать на вождей в пользу Гарольда. Его слушались не только как чрезвычайно глубокомысленного человека, имевшего способность проникать в суть дела, но и как внука старшего сына Годвина. Выросший при нормандском дворе, он рано научился всем тонкостям политики и применял теперь свои знания на практике. Он был уверен, что проживет недолго, что слава, которой должно было закончиться его короткое земное поприще, будет зависеть исключительно от возвышения Гарольда, и потому он, честолюбивый от природы, употреблял все свое влияние для того, чтобы Гарольду был предоставлен престол. Гарольд был единственной привязанностью его мрачной и безотрадной жизни; потому что Хакон жил, чувствовал и мыслил только для одного него.

Хакон было олицетворением человеческой предусмотрительности, которая присутствовала во всех его действиях. Он устранял все препятствия, встречавшиеся на пути Гарольда: то совещаясь с друзьями, то переговариваясь с Эдвином и Моркаром или с больным королем. Особенно много внимания уделял он одной особе, сердце которой билось сильнее, когда он делился с ней своими планами.

На другой день после посвящения танов Гарольд получил письмо от Альдиты. Она жила со своей дочерью в одном из оксфордских храмов, куда и приглашала его придти. Граф принял приглашение, обрадовавшись случаю отвлечься от своих бесчисленных забот.

Альдита сняла уже траур по Гриффиту и в своем роскошном наряде казалась Гарольду прекраснее и моложе прежнего. У ног ее сидела дочь, которая была потом в числе предков Стюартов, так как она вышла замуж за Фленса, с которым нас знакомит Шекспир в одном из своих гениальных творений. Рядом с ней сидел Хакон.

Как ни горда была Альдита, но при виде Гарольда волнение охватило ее. Она даже заговорила с ним о том, что выстрадала в супружестве с Гриффитом, заметив, что жалела о нем только как о короле, потерявшем жизнь при таких ужасных обстоятельствах, а не как о муже. Она слегка коснулась известной распри Тости с ее братьями и тонко намекнула, что они добиваются теперь благосклонности Гарольда.

В это время Эдвин и Моркар, как будто случайно вошли в комнату и раскланялись с графом. Они ни один словом не упомянули о собрании в Витане, где должен был решиться вопрос, останутся ли они в своих графствах или будут осуждены на изгнание.

Гарольду они очень понравились, и он принял в них особенное участие, когда вспомнил трогательную сцену, происходившую между ним и их дедом Леофриком у трупа Годвина. Он не мог не сознаться, глядя на их молодые, красивые лица и статные фигуры и слыша их здравые суждения, что нортумбрийцы и мерсийцы умели избирать себе достойных предводителей. Но когда беседа прекратилась, Гарольд простился со всеми, и братья пошли проводить его.

– Что же вы не хотите протянуть Гарольду руку? – спросил у них Хакон, причем губы его нервно подергивались, и как он ни старался, не мог улыбнуться.

– Почему не хотим, – ответил Эдвин, младший из братьев, обладавший весьма поэтичной натурой, – почему не ценить достоинства соперника, если граф согласится принять руки людей, которые надеются, что их не доведут до того, чтобы поднять знамя против Англии!

Гарольд протянул им руки, что было в то время равносильно прямому уверению в дружбе.

– Хакон, ты напрасно заставил меня протянуть руку Эдвину и Моркару, – сказал Гарольд, когда они шли уже дальше, – ты забыл мое отношение к ним?

– Нет, но дело-то заранее уже решено в их пользу, – ответил Хакон, – а тебе необходимо вступить с ними в союз.

Гарольд не ответил: тон юноши задел его, но потом он подумал, что Хакон мог бы быть теперь на его месте, если бы проступки его отца не закрыли ему всех путей к возвышению.

Вечером того же дня к Гарольду явился гонец из римской виллы. Он передал графу два письма, из которых одно было от Хильды, другое от Эдит.

«Тебе снова угрожает опасность в образе добра, – писала первая. – Берегись зла, являющегося под маской дружбы!»

Письмо Эдит дышало беспредельной любовью к нему и заставило его забыть о предостережении валы. Мысль о том, что он скоро достигнет власти, которая даст ему возможность соединиться с возлюбленной, вытеснила заботы, и сон графа в ту ночь был наполнен заманчивыми и светлыми видениями.

На другой день происходило открытие Витана. Заседание оказалось менее бурными, чем можно было ожидать, потому что большинство членов приняло решение заранее, а факты против Тости, были многочисленны. Даже король, на которого Тости особенно надеялся, восстал против него благодаря стараниям Альреда и Хакона.

Враждебные партии обязались письменно не применять к Тости крайних мер, а только отнять у него графское звание, не подвергая изгнанию; Эдвину же и Моркару отдали Мерсию и Нортумбрию.

После объявления этого решения, которое было встречено всеобщим одобрением, Тости выехал со своей дружиной из Оксфорда. Он заехал к Гюде за своей высокомерной женой и после долгих совещаний с матерью отправился во Фландрию.

ГЛАВА 5

Было далеко за полночь. Гурт с Гарольдом вели оживленную беседу, когда к ним вошел Альред. Гарольд, взглянув на него, понял, что старик пришел по делу.

– Гарольд, – начал Альред, – настал час доказать, что ты действительно намерен принести своей родине любую жертву, которая от тебя потребуется, и готов слушаться советов тех, которые видят в тебе надежду государства.

– Продолжай, Альред, – проговорил Гарольд, побледневший при этом торжественном вступлении, – я даже готов, если угодно советникам, остаться только подданным и способствовать избранию достойнейшего короля.

– Ты не понял меня, Гарольд, я не требую, чтобы ты отказывался от короны, но прошу, чтобы ты совершенно смирился духом. Витан передал сыновьям Альгара Мерсию и Нортумбрию. Мерсия имеет своего эрла и свои законы; Нортумбрия имеет особого правителя и управляется датскими законами... Для того, чтобы предупредить войну, надо во что бы то ни стало отнять у этих графств возможность нам противиться. Только подобным образом мы можем сломить силу наших внешних врагов. Что будет, если Мерсия и Нортумбрия откажутся признать тебя королем? Ведь они заключили союз с Карадоком сыном Гриффита. Представь себе, что валлийцы спрыгнут со своих гор, шотландцы выползут из своих болот, а нам нужно будет собрать всю свою силу против нормандцев. Как тогда быть? Малькольм Шотландский – союзник Тости; подданные же его симпатизируют Моркару. Мне кажется, что всего этого достаточно, чтобы поставить в затруднение короля, даже помимо опасности, угрожающей со стороны Нормандии.