Операция «Отче наш», стр. 20

Билл рассматривал каждого члена группы так, словно речь шла об аукционе племенного скота. Задержал взгляд на мне, и я глядел, не моргая, в ответ, немало озадаченный происходящим.

После меня такому же испытанию подвергся Георг, за ним – Мартин Графф, Петер Хольм, Палле Хансен, Чиннмарк, братья Таннберг и все остальные, один за другим. Царила мучительная тишина. Кто-то перебирал ногами, кто-то прокашливался. Наконец Билл Маккэй заговорил:

– Это черт знает что.

Начальная реплика не сулила ничего хорошего.

– Я созвал вас, чтобы вы раз навсегда уяснили себе одну вещь. Прочно уяснили. Вам категорически запрещено информировать печать о том, чем мы тут заняты!.. Если понадобится сообщить что-то средствам массовой информации, это сделаю я. Я и никто другой.

Он сделал паузу и опять испытующе посмотрел на нас. Начиная с меня. Я рассердился.

– Нельзя ли узнать, в чем дело? – спросил я. Билл не ответил, но по его знаку Анетта извлекла из большого кожаного портфеля толстую пачку газет.

– Положи их на этот стол, – сказал Билл.

Анетта Кассель плавно – точно легкий ветерок погладил золотистую ниву – подошла к столу около черной доски и опустила на него свою ношу. Ян Таннберг воздержался от громкого выражения чувств, но про себя-то наверно присвистнул.

– Кто-то из вас слаб на язык… – сказал Билл. – Но запомните: чтобы я больше не видел таких статей… Кто впредь без моего ведома выскажется для печати, того я лично выброшу за борт за маяком «Отче Наш». Понятно?

Куда уж понятнее.

Старший из двух адвокатов, Томас Марк, снял очки и покачивал их, держа за дужку. Прокашлявшись, заговорил громко, модулируя так, будто держал речь в большом конференц-зале городской ратуши.

– Наш клиент не одобряет такого рода гласность. Акционерное общество «Викинг Кеми» относится к числу предприятий, которые…

Он не успел закончить свою мысль. Билл посчитал его защитительную речь малоинтересной и перебил адвоката:

– Ладно, Томас, – того, что попало в печать, уже не вернешь… – Он снова обратился к нам: – Но берегитесь, если кто из вас не то что произнесет, подумает на эту тему в присутствии газетчиков… Вопросы есть?

Нам было не до вопросов, и совещание закончилось.

Взяв по газете, мы с Георгом вышли в тень за гостиницей. С юга доносились первые глухие раскаты грома.

Найти статью, которую подразумевал Билл Маккэй, не составляло труда. Крупный заголовок сам бросался в глаза.

Сильный раскат грома послужил своего рода виньеткой в конце статьи. Мы сложили газеты и помолчали, размышляя над прочитанным.

– Н-да, вот так-то, – произнес Георг.

– Надо же, как близко к сердцу они это приняли… – сказал я.

– Адвокаты есть адвокаты, осторожность превыше всего.

Гроза бушевала где-то поблизости. Похоже было, что молнии берут на прицел крепостную башню. На гравийную дорожку возле нас упали тяжелые дождевые капли.

– Как ты думаешь, кто проговорился? – спросил Георг.

– Никто.

– Никто?

– По-моему, это липа. Журналист что-то пронюхал, а чтобы придать материалу больше достоверности и веса, приписывает кому-то из нас. Пресловутый анонимный источник…

– Что ж, когда вспомнишь все дурацкие репортажи с гонок…

Мы рассмеялись. Репортажи, в которых истина и ложь, как говорится, танцевали польку друг с другом, встречались нам не раз.

– А я-то думал, что газеты не способны лгать… – сказал Георг с деланным простодушием. – Думал, что газета – зеркало истины.

– Скажи-ка, Георг… у тебя не было никаких неприятностей после того, как ты согласился участвовать в этом проекте?

– Неприятностей?.. Что ты подразумеваешь?..

– Ну… Какую-нибудь пакость. Георг удивленно посмотрел на меня.

– Нет. А у тебя?

– Еще бы – вот приходится работать вместе с тобой, – ухмыльнулся я.

Георг расхохотался и ударил меня кулаком в плечо.

– Да уж, наверно, хуже не придумаешь. Я оставил эту тему.

Дождь прибавил, и мы помчались бегом в мастерскую.

8

Тренировки делали свое дело. Я видел это по своим товарищам, видел по себе. Мы начали смахивать лицом на индийских факиров. Щеки все туже обтягивали скулы. Последние килограммы жира обращались в пот и замещались мышцами. Нас можно было принять за спортсменов высокого класса, и самочувствие соответствовало внешности. Не скажу, чтобы меня это огорчало.

Непрестанная муштра на «Конни» тоже наложила свою печать. Соленые брызги и солнце выдубили кожу лица, руки совсем загрубели. Губы трескались от поцелуев волн, уподобляясь мятым помидорам. Носы лупились от едкой смеси морской воды и солнечных лучей. Каждое утро из рук в руки передавались баночки с цинковой мазью, толстый слой густого снадобья хоть как-то защищал покрытые болячками губы и носы.

С белыми, как у клоуна, губами мы на «Конни» выходили преодолевать всевозможные капризы погоды.

На Билла солнце и соленая вода никак не действовали. Соль белила инеем его брови, расписывала обветренное лицо, а он знай себе негромко, монотонно отдавал одну команду за другой. Не ведая усталости. Выплюнет разжеванную спичку – принимается за следующую.

– Поворот.

– Поворот.

– Ставить спинакер.

– Убрать спинакер.

– Выбрать фал.

– Перекинуть гик.

– Перекинуть…

После очередного выхода в море он уединялся и прилежно писал что-то в своем блокноте.

– Не иначе, сочиняет автобиографический роман, – заключил Ян Таннберг как-то вечером за чашкой кофе. – Под названием «Когда дьявол отправился в море».

За другим столиком Мартин Графф беседовал с Артуром Стефенсом. Когда рослый американец, пожелав нам спокойной ночи, вышел на террасу, Мартин пересел к нам. Проводив собеседника взглядом, заговорил:

– Потрясающий мужик этот Стефенс. Он рассказывал о своей службе на флоте в войну. Два раза нарывался на торпеду – один раз у берегов Исландии, другой в Тихом океане. А описывает так, будто речь идет о пустяках, вроде туристского аттракциона на круизном судне.

Будь Артур Стефенс лет на тридцать моложе, наверно захотел бы плавать вместе с нами на «Конни». И уж он не подкачал бы.

Новые паруса для умеренных ветров хорошо себя показали. Мы сконструировали грот с большим «пузом» внизу, предусмотрели также высокий горб у задней шкаторины.

– Похоже, это «пузо» прибавляет яхте ход на толчее, – заключил Билл.

– Так и задумано, – сказал я. – Глядишь, окажется, что наш комплект для умеренных ветров будет работать лучше, чем паруса Теда Худа. В следующем году, когда у нас будут две яхты.

– По «Конни» видно, что с этими парусами ей лучше идется, – подвел черту Билл, не желая забегать вперед.

Дальше мы с Георгом взялись за конструирование двух спинакеров для легких ветров, один – для полного, другой – для крутого бакштага. Половину ночи проводили у чертежной доски, не снимая кофейник с плиты на маленькой кухоньке. Каждый набросок обсуждали часами, и моя «Библия», черная записная книжка со всевозможными данными о парусах, грозила вот-вот рассыпаться. Большинство набросков кончало свой путь в корзине.