Любовник богини, стр. 61
3
Богиня алчет жертв
Теперь он отпустил ее. Стоял, прижав ко лбу ладонь, странно, потусторонне ощущая, какой горячий лоб и какая ледяная рука. «Это потому, что я держал оружие», – объяснил сам себе и кивнул, словно согласился.
– Когда? – спросил чуть слышно, и Тамилла тихо всхлипнула:
– Утром. Но богиня бросилась в ров еще до полуночи.
– До полуночи? Да… ночью я шел через джунгли. Меня здесь не было.
Перевел дыхание. Спросил, с изумлением слыша свой дикий, неузнаваемый голос:
– Почему? Почему она…
Тамилла, сложив ладони в намасте, отрешенно смотрела на стену, а в глазах копились, копились слезы:
– Господин мой, магараджа, обесчестил ее, потом она… пошла. Я хотела ее задержать, правда, клянусь дыханием Брамы! Она оказалась сильнее…
– Что же ты никого не звала? Почему не кричала о помощи?
– Кричала. Воины магараджи видели, как мы боролись, господин мой тоже видел, но не отдал приказа остановить ее. Он… смеялся.
– Cмеялся?! – Все, что удалось исторгнуть из горла, это короткое рыдание. – Будь он проклят!.. Почему?
– Он не верил, что богиня бросится в ров. Смеялся: мол, все равно твой любовник узнает, что ты изменила ему с другим.
– Любовник богини? – переспросил Василий, не слыша своего голоса, так вдруг больно, сильно забилась кровь в ушах. И сквозь это биение пробился резкий голос, исполненный страдания и злобы, изумления и ужаса… будто крик павлина:
«Tебе предначертано стать любовником богини!»
– Что это значит? – пробормотал он, притягивая к себе Тамиллу и пытаясь заглянуть во влажную глубину ее черных очей. – Что все это значит?!
– Tы сам должен знать. – Она опустила ресницы. – Ты, конечно, вспомнил ее… поэтому тебя и влекло к ней.
– Ошибаешься! – Он опустил руку. – Я забыл, я забыл все. И только теперь кое-что оживает в моей памяти, но я по-прежнему не понимаю, что все это означает.
– Богиня… – Тамилла повела рукою вокруг лба, совершая охранительный знак. – Это богиня тхагери, черная Кали, которой поклоняется магараджа.
Так… Василий был прав, что заподозрил владыку Такура! Поздно, однако же, его озарило, безнадежно поздно!
– Раз в год Кали нужен праздник очищения от крови, пролитой в ее честь. Тогда тхаги похищают красавицу со светлыми глазами и волосами, украшают белыми цветами – знаком чистоты и смерти – и соединяют с Шивой, который должен явиться в образе светлоглазого и светлолицего мужчины.
– Почему? Почему так важно именно это: светлые волосы и глаза? – перебил Василий.
– Я не знаю, – попятилась Тамилла. – Это древний обряд. Может быть, он принадлежит тем, кто пришел в эти земли с севера… о, я не знаю, клянусь!
– Ты участвовала в этих обрядах?
Она взглянула, как испуганное дитя:
– Да. Я думала, ты меня узнаешь.
Он смотрел на эти чеканные черты и вспоминал… нет, ему лишь казалось, будто он вспоминает их. Но тело дрожью полузабытого волнения вдруг отозвалось на память о дерзких, распутных пальцах, приласкавших его в водоеме, о жадном рте, который был в то же время ее приманчиво разверстыми недрами…
Он провел рукой вокруг лица, словно отряхивал паутину, которая обвилась вокруг него в тот день, когда чья-то рука легла ему на плечо в рыбацкой деревушке да так и реяла вокруг по сей день – неотвязная, необъяснимая.
– Диковинно, – пробормотал он. – Значит, магараджа поклоняется Кали – и он же погубил ту, которая была ее земным олицетворением. Как это может быть?
– Только одну ночь она была богиней, – пояснила Тамилла. – Совокупление с Шивой свершилось, Кали очищена от крови и алчет новых жертв. И первой жертвой должна была сделаться та, которая посмела надеть на себя личину богини.
– Посмела?! – Василий попытался рассмеяться, но услышал какое-то хриплое карканье – и оставил эти бесплодные попытки. – А что, ее кто-то спросил? Может быть, ты хочешь сказать, будто моя жена знала заранее, какую роль ей предстоит сыграть?
– Нет, о нет! – Она быстро положила ладонь на его плечо. – Нет, о нет! Клянусь, твоя богиня – просто невинная жертва. Ты верно угадал: магараджа очень боялся, что вы увидите друг друга – и вспомните ту ночь. Он велел отправить тебя в Ванарессу – о, не иначе демоны помутили его разум! – В голосе вдруг зазвенела ярость. – Но оказалось, что ты входишь в дом к его другу-инглишу! Ну да, за тобой следили, конечно, следили. Магараджа понял, что ты можешь оказаться в его дворце вместе с инглишем, – и встревожился. Можно было убить тебя, но обряд не велит убивать любовника богини раньше, чем ее. Магараджа решил сделать все, чтобы ты не смотрел на богиню глазами любви. Ему показалось, что ты, подобно инглишам, ненавидишь тех, кто истязает рабов. Поэтому он велел мне… ну, ты знаешь.
– Знаю, да, знаю! И эта клевета, будто она требовала убийства садовника! Но почему… нет, я не понимаю!
Он схватился за голову. Мысли сплелись в какой-то огненный клубок, из которого каждое мгновение выскальзывал обрывок раскаленной нити, впивался в мозг, причинял острую боль. Кровь билась в висках, застилала глаза.
– Подожди, я хочу понять! Почему все происходило так… так долго, так нелепо? Почему магараджа не прикончил Вареньку сразу, как только был исполнен обряд?!
Тамилла поглядела на него с суеверным ужасом:
– Как же ты не понимаешь? Человек не может убить богиню своими руками!
– Ну разумеется! А дохлая кобра в кустах отравленных роз? Это не убийство?
Тамилла резко выдохнула, потом заговорила так же испуганно:
– Человек может помогать богине умереть. Яд, цветок – это невинно, вполне невинно.
– О да! – сказал Василий. – О да! Вполне!
– Невинно в глазах всевидящих богов. Знаешь, как говорят? Кто, усевшись вдвоем, советуется – обо всем знает Варуна, ибо он третий при двоих и второй при мыслях одинокого. Поэтому, как ни хотелось магарадже прикончить богиню вместе со всеми вами с помощью своих тхагов-душителей, он был принужден заточить ее в Башню Молчания. Там она умерла бы или убила бы себя сама. Как… как прошлой полночью.
– Как прошлой полночью… – бессмысленно повторил Василий. – Значит, это самоубийство было угодно Кали?
– Да, да! – с жаром согласилась Тамилла. – Богиня будет довольна, что ее земное воплощение сольется с нею.
– А Нараян? – тихо спросил Василий.
Глаза Тамиллы сделались огромными.
– Нараян? Я не знаю…
– Если ты скажешь, что не знаешь Нараяна, я не поверю! – Василий с новым раздражением стиснул ее кисть, мимолетно удивившись тому, какая сильная, упругая у нее рука. – Ты была там, в водоеме… на острове! И он едва не ударил тебя за то, что я тогда… ты помнишь?
Она медленно опустила ресницы:
– Помню ли я? О… это мое несчастье! Мне жаль Нараяна! Он жертва своего сердца, потому что он так же полюбил богиню, как я…
И вдруг обвилась всем телом вокруг Василия, припала жадным ртом к его губам, а руки продолжили то, что она успешно завершила в темном водоеме, но чего не удалось ей сделать в одном из покоев этого дворца. Ну, волшебный, многообещающий третий раз…
Она вела ладонями по его телу, и Василию казалось, что перед ним великолепная арфистка, которая прекрасно знает, как заставить все струны мужского существа запеть любовную страстную песнь. Арфистка, да… Он был в одном салоне в Париже, они были там вместе с Реджинальдом, и дама в сиреневом туалете, с высоко подобранными белыми волосами, играла в честь победителей дивные мелодии. Однако у Василия весь день чудовищно болела голова после ночи с Эжени… вдобавок там присутствовала не одна Эжени, а еще две какие-то красотулечки – или три?.. Словом, было не до музыкальных пассажей, он только с преувеличенным дурацким вниманием следил за длинными мелькающими пальчиками, которые перебирали струны так проворно, как пряха – прядет, кружевница – плетет, сборщица чая – скручивает листочки, а человек, ненароком севший в муравейник, обирает с себя жалящих воинственных насекомых. И вот перебор пальцев сделался таким стремительным, что за ним просто невозможно было уследить… у Василия кругом пошла голова, а к горлу подкатил комок, и какое-то мгновение он холодел от ужаса, что его сейчас вывернет на бесценный обюссонский ковер, словно беременную институтку…