Английская болезнь, стр. 23
— Мы облажались, — говорил кто-то. — Они будут смеяться над нами, когда вернутся в Лондон.
— Уроды, — сказал еще кто-то. — Зачем надо было заряжать, когда мы шли вверх по лестнице?
— Мы могли погнать их.
— Мы должны были погнать их.
— Видели, они ждали нас?, — спросил еще кто-то, вспомнив момент, когда Билл Гардинер стоял, скрестив на груди руки. — Они лее ждали, что мы прыгнем. Но у нас не было такой возможности. Никого же не было рядом.
— Заграницей такого не случается. Там мы можем показать себя на уровне.
— В Италии такого не случилось.
— В Люксембурге такого не случилось.
— В Испании мы в сорок рыл погнали пятьсот ублюдков.
— Чего, бля, мы тормозили-то? Что случилось?
Мелкие стычки еще возникали — перед стадионом до начала матча; перед стадионом после окончания матча. После игры полицейские запихнули суппортеров «ВестДэма» в поезд, который следовал от Олд Траффорд к вокзалу Пиккадилли. Сэмми, заранее этого ожидавший, отобрал с собой сотню «бойцов» на одну из остановок по пути. Он шел вниз по лестнице, его отряд — за ним, скандируя «Манчестер, эй-эй-эй, Манчестер, эй-эй-эй». Когда подъехал поезд, Сэмми подбежал к нему и руками раздвинул двери. Полиции внутри было немного, всего два или три человека в глубине, они не могли выйти.
— Погнали!, — крикнул Сэмми, ожидая, что суппортеры бросятся сверху ему на помощь. — Погнали! Мы нашли их!
— Но никто не погнал. Сэмми обернулся, разозленный, что рядом с ним никого нет.
— Чего вы ждете-то?
Двери закрылись, поезд уехал.
Момент был упущен. Для меня это событие было важно по одной причине: когда Сэмми оглядывал, кто идет с ним, он внимательно смотрел на каждого. Увидев меня, Сэмми весь аж скривился. Но потом он посмотрел на меня еще раз и ничего не сказал. Я был рад.
Интересно, понимал ли я, куда я иду?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БЬЮРИ СЭЙНТ-ЭДМУНДС
Первое пати Национального Фронта, на котором мне довелось побывать, проходило в Бьюри Сэйнт-Эдмундс, не по сезону теплым вечером в середине апреля. Бьюри Сэйнт-Эдмундс — небольшой ухоженный городок в Восточной Англии. Он славится своей георгианской архитектурой и вообще достопримечательностями. Я заранее решил, что после пати останусь в нем на ночь. Однако около полуночи выяснилось, что мои планы и планы окружающих меня людей — вовсе не одно и то же. Около полуночи я стоял, прижатый к фонарному столбу на рыночной площади, и смотрел в глаза милому молодому человеку по имени Дуги. Дуги был примерно моего роста; схватив меня за ворот моей рубашки, он держал меня таким образом, что я стоял практически на цыпочках; каждый раз, когда Дуги произносил фразу, которую он считал особенно важной, он приподнимал меня еще выше и плотнее прижимал к столбу, отчего я довольно ощутимо стукался о столб головой.
«Ты ведь любишь Национальный Фронт, так ведь?», спрашивал Дуги, сопровождая вопрос поднятием меня вверх, толчком назад и ударом моей головы о столб.
«Да, Дуги», отвечал я, «я очень люблю Национальный Фронт».
«А самое главное», говорил Дуги, «что ты очень любишь всех нас». Пауза. «Так ведь?»
Подъем. Толчок. Удар.
Да, Дуги, я очень люблю Национальный Фронт.
Мне все больше и больше нравилась татуировка на лбу Дуги — маленькая, но с любовью сделанная голубая свастика.
И (подъем) ты напишешь о нас правильные (бум!) вещи, да? Удар.
Дуги начинал мне надоедать.
Суббота обещала чудесный вечер, вечеринка друзей, приуроченная к открытию местного отделения Национального Фронта и заодно к празднованию двадцать первого дня рождения его нового члена. Пати организовывал Нил, новоиспеченный местный лидер. Это было его первое пати, и для контроля из Лондона прибыли члены центрального отделения движения. Существовал определенный сценарий, по которому должны проходить подобные вещи, и Нил тщательно старался все делать согласно этому сценарию. Пати представляло своего рода партийный оргазм. Для лидера самым главным было не позволить своим парням возбудиться слишком рано. Конечно, лидер хочет, чтобы парни возбудились — но только в самом конце, перед закрытием. Допускалось даже, чтобы некоторые из посетителей вели бы себя слегка агрессивно — но, опять-таки, в самом конце. Чуть раньше, и может приехать полиция. С местной полицией, как мне объяснили, заключено нечто вроде нейтралитета: приезжать сюда им тоже не очень хочется.
Но Дуги начал возбуждаться слишком рано. Больше того, он стал не просто слегка агрессивным, а очень агрессивным. Дуги стал настоящей проблемой. И сейчас эта проблема держала меня за горло.
И была еще одна связанная с Дуги проблема: он был родственником Нила, лидера нового отделения. Дуги был его братом.
С Нилом и Дуги я познакомился на игре против «Кэмбридж Юнайтед». Оба они болели за «Челси», а матч этот был всего вторым в истории случаем, когда «Челси» играло в Кэмбридже. В первом случае беспорядки были такой силы, что хотели — «Челси», как говорится, «сделали „Кэмбридж“ — запретить вообще приезжать в город другим футбольным суппортерам, а местную команду распустить.
На втором матче также ожидались беспорядки, и я отправился на трибуну «Челси». По пути туда мне попался парень, вставший прямо посреди улицы, оперевшись руками о капот проезжавшей мимо машины. По горлу его струилась кровь — видимо, из раны, нанесенной бутылкой с отбитым горлышком. У Ньюмаркет-роуд я стал свидетелем еще нескольких драк. Из деревянной изгороди выдрали все доски. Повсюду слонялись группы из шести-семи парней, и когда вдруг появлялась новая, на нее обязательно кто-нибудь нападал.
Я пошел на трибуну для приезжих суппортеров, где заметил скинхеда — высокого и мускулистого, в плотно облегающей белой майке и внушительными бицепсами. Его звали, как я узнал позднее, Клифф — и имя это, наполненное уверенной в себе мощью, удивительно ему шло. Пора расцвета движения скинхедов давно прошла, и даже здесь Клифф казался некоей ностальгической аномалией, но он излучал такие фибры агрессии — подтяжки, тяжелые черные ботинки, набитые двухпенсовыми монетами с заточенными краями (для бросания в суппортеров «Кэмбридж Юнайтед») карманы — что я сразу понял, что лучшего персонажа для своей работы мне не найти.
Когда матч закончился, я пошел за ним следом. Он стал собирать деньги на обратный билет, и я предложил ему какую-то мелочь и заодно представился.
«Почему именно я?», спросил он.
Я не знал, что ответить. И тут он показал на маленький значок, прикрепленный к подтяжкам. «Поэтому?», спросил он. «Вот из-за чего ты выбрал меня?»
И тогда я действительно разглядел этот маленький значок, на котором виднелись две буквы: НФ.
Клифф был барабанщиком в рок-группе (Слышал ли я про вайт-пауэр музыку? Я не слышал про вайт-пауэр музыку) и безработным каменщиком. С ним приехали несколько друзей, которые стояли неподалеку и которых я тоже не заметил. Один из них как раз и был Дуги. Он не улыбался и ничего не говорил. Он пялился. Издалека казалось, что на голове его вовсе нет кожи, один лишь голый череп. А второй был брат Дуги, Нил.
Нил решил, что мне стоит приехать на пати в Бьюри, которое он в скором времени организует. Я смогу там познакомиться с парнями.
Я спросил у Нила его телефон.
Он не дает свой телефон. Он спросил у меня мой. Он должен знать мой номер — и адрес, если можно — прежде чем сообщить мне какую-нибудь дальнейшую информацию. Какие-то люди это проверят.
И кто-то выйдет со мной на связь.
И уже через неделю со мной вышли на связь. Я получил по почте большой коричневый конверт. На нем не было ни обратного адреса, ни каких-либо пометок, по которым я мог бы догадаться о содержимом, только почтовый штамп: «Кройдон».
Внутри я обнаружил три номера «Бульдог» с вызывающей красно-черной обложкой. «Бульдог» — название демонстрировало связь с наиболее мачистским атрибутом британской культуры — был изданием Молодежного Национального Фронта. Согласно лозунгу в самом низу первой страницы, это было «издание, которое хотят запретить».