Стимпанк, стр. 55
Однако именно это утро принесло из города невероятную новость, вновь пробудившую в ней властное любопытство к сумасшедшей экспедиции, которую готовили Остин и остальные и которая теперь вынуждала ее вновь посетить Амхерст, хотя она повернулась к нему спиной много лет назад.
– Да, Винни, – сказала Эмили, встала, сняла с крючка свою Мериносовую Шаль и закуталась в нее. – Я готова сопровождать тебя в город. То есть мне кажется, я смогу это сделать, если обопрусь о твою сильную руку.
Винни словно бы растрогалась, и ее ворчливость умерилась.
– Ну, Эм, ничего легче ты у меня попросить не могла бы. Я знаю, тебе это тяжело, но, думаю, очень полезно.
– Ты моя Нянюшка и Исповедник, Винни, и потому я доверюсь твоим словам.
Рука об руку сестры вышли из парадной двери «Имения», прошествовали по уходящей вниз кирпичной дорожке, пересекли периметр невысоких живых изгородей, миновал и деревянную калитку и повернули на восток по пыльному немощеному тротуару Главной улицы.
Эмили вспомнились веселые сладостные прогулки, в которые когда-то отправлялись ее близкие и друзья до того, как они все настолько постарели и ожесточились. Почему нельзя вечно оставаться юными духом?
Идти до города было близко – Амхерст не отличался обширностью, – но Эмили на каждом шагу видела что-то, ее изумлявшее. Простая сельская жизнь – играющие дети, женщины, занятые домашними обязанностями, экипажи и лошади, собаки и лоточники… Все было для нее чудесным, как Сами Небеса.
С болью она снова услышала предостережение Уолта: порывая связи с обычной общей жизнью, она доведет свою утонченность до того, что перестанет существовать.
Проходя по Северной Приятной улице, обе сестры ностальгически посмотрели на дом, где провели часть своего детства. Из его окон Эмили тогда часто следила, как похоронные процессии движутся извилистым путем к кладбищу, – ее первая осознанная зачарованность Смертью. Об этих печальных и скудных годах, когда Сквайр из-за финансовых затруднений был вынужден временно покинуть «Усадьбу», она тем не менее сохранила несколько счастливых воспоминаний.
Эмили подумала о том, насколько ее жизнь могла бы сложиться по-другому, если бы семья осталась жить ближе к городу, не обрела бы такого благосостояния, не засела бы в своем замке, в «Усадьбе». Быть может, она бы вышла замуж? Или даже уехала отсюда? Теперь это казалось таким неосуществимым…
Впереди открылся Выгон. Эмили заметила, что почти все пешеходы нынче утром направляются в сторону этого пустыря, и заключила, что слухи, которые поманили ее туда, действительно соответствуют истине.
Как и предсказала Винни, возобновление знакомства с городом и правда оказывало на нее бодрящее воздействие. Ласковые майские ветерки все так же веселили ее. Эмили не могла встретить Весну равнодушно. Она ощутила былое желание, торопливость с томительной примесью…
– Прибавь шагу, Винни!
– Не так быстро, Бабочка. Благовоспитанные девицы не бегают на людях.
– Я не благовоспитанная девица, я Королева! А Королевы вольны делать, что им угодно!
Увлекая за собой сестру, Эмили поспешила к собирающейся толпе.
Выгон представлял собой прямоугольное пространство площадью два-три акра, обрамленное и местами усеянное деревьями в яркой майской зелени. Несколько из шести церквей Амхерста выходили на прошнурованный тропками пустырь, как и слегка трущобные, выкрашенные желтой краской строения, известные, в частности, под названием Братский Ряд. Холмистая местность, окружавшая Амхерст, держала в сложенных ладонях места для зрителей – естественный амфитеатр. Окутанные дымкой горы, долины, завершенные ниже.
А теперь, как ясно разглядела Эмили, Выгон щеголял новинкой.
На середине травянистой площадки, закрепленная в своей колыбели на колесах толстыми швартовами, в семидесяти пяти, если не более, милях от ближайшего порта стояла двухмачтовая шхуна, выглядевшая столь же нелепо, как панталоны на туземце Сэндвичевых островов.
Окруженная шумными зрителями шхуна напоминала сбившийся с курса барк, застрявший в косяках плоти.
Подходя ближе, Эмили разглядела подтянутую фигуру профессора Уильяма Крукса, стоящего на палубе. Он наклонялся над землемерным инструментом. Поглядев по направлению трубки, Эмили увидела в некотором отдалении Эндрю Джексона Дэвиса со свинцовым отвесом в руке.
Восемь взмыленных першеронов – без сомнения, те, которые доставили шхуну сюда по дорогам из Восточного Бостона, – были все еще припряжены к колесному днищу. Перед ними с кнутом в руке стоял Генри Саттон, а рядом его подсобник Остин Дикинсон.
Ни Уолта, ни мадам Селяви вокруг не наблюдалось, и Эмили подавила дурную мысль.
– Надо передвинуть ее еще на пятнадцать ярдов дальше, Ген! – крикнул ученый, перекрывая восклицания и шуточки толпы.
Юный Саттон щелкнул кнутом и с помощью Остина погнал упряжку вперед.
– Но-о-о! Поднажмите, молодцы!
Шхуна медленно покатила по траве. В надлежащий момент Крукс резко махнул рукой вниз, сигналя отпрячь першеронов, и Саттон быстро это осуществил, выбив деревянную чеку, скреплявшую постромки. По инерции корабль продвинулся еще немного и остановился.
– Идеально! – крикнул Крукс. – Перо в шляпу ньютоновским законам!
Крукс отошел от своего инструмента, повернулся и обратился к толпе в своей царственной английской манере:
– Леди и джентльмены Амхерста, вам выпала честь стать сегодня свидетелями зари новой эры – эры, в которой регулярное сообщение между царством живых и царством мертвых положит начало Золотому Веку научного богословия. Более жизнь не будет затеняться смертью. А вместо – процветающая коммерция между двумя царствами позволит всем и каждому жить без тревог и страхов, зная, что наши души переживут свои земные оболочки.
Грубый мужской голос в толпе отозвался с насмешкой:
– Может, вы и ваши призраки сумеете разгадать Берделлское убийство!
Упоминание скандала, заполнявшего нью-йоркские газеты года два назад, вызвало бурю смеха. Крукс благодушно его переждал. А когда смех затих, он закончил очень просто:
– Вы увидите очень много и вскоре. Это я вам обещаю. А тогда судите сами.
Затем Крукс повернулся, спустился по веревочной лестнице и присоединился к трем своим товарищам, которые подкладывали клинья под колеса шхуны. Толпа, убедившись, что пока новых развлечений ждать нечего, начала расходиться.
Винни обернулась к Эмили. Лицо младшей сестры пошло пятнами.
– Ах, Эмили, мне никогда в жизни не было так стыдно! Посмотри на Остина, якшающегося с этими шарлатанами! Как теперь я смогу прельстить мужа?! Не говоря уж о том, как взорвется папа, когда возвратится! Черт знает, как все это обернется!
Эмили еще ни разу в жизни не слышала, чтобы ее сестра употребляла черные слова. Это ее приятно взволновало. Речь Крукса вызвала в ней некую чудесную экзальтацию. Всю жизнь Эмили втайне считала себя бунтовщицей и даже искательницей острых ощущений, хотя у нее эти ощущения оставались исключительно мысленными. «Как я люблю опасность!» – написала она в дневнике своей девичьей юности. И теперь, глядя на этот сказочный, невероятный корабль, стоящий тут подобно пощечине по самодовольной консервативной физиономии Амхерста, она словно почувствовала, что ее настоящая жизнь только-только начинается.
Где был Уолт, чтобы разделить с ней это восторженное волнение и подбодрить ее?
Дергая Эмили за руку, Винни взмолилась:
– Пожалуйста, пожалуйста, вернемся домой… Эмили высвободила руку.
– Можешь сбежать домой, если хочешь, Винни. Но я намерена увидеть, что они затевают.
Винни как будто была шокирована.
– Но, Эмили…
И в этот момент слух Эмили восхитил знакомый звучный тенор:
– Я думаю, лишь моряки вдали от суши способны истинно понять мои стихи.
7
«Належда, оперенная»
Повсюду вокруг Эмили шепчущие Листья, как Женщины, обменивались Новостями Под Секретом.
А так как Эмили тоже была женщиной, она понимала их речи.