Дурной глаз, стр. 21
— Разумеется, я возьму тебя с собой.
Клементина грустно качает головой.
— Ну, ну, будь рассудительным. Все не так просто.
Реми приходит в возбуждение. В библиотеке он находит атлас и рассматривает Атлантический океан, а за ним — громадный континент, испещренный сетью автомобильных и железных дорог, которые напоминают его кровеносные сосуды. Сутки до Нью-Йорка. Сутки до Сан-Франциско. Это по-максимуму… Мечта, вот она, у него в руках. Конец кошмарам. Там, на той стороне света, он станет другим человеком. «Я этого хочу!»Нужно только захотеть… Он даже не замечает, как Клементина выходит из комнаты. Он курит. Мечтает. Он снова начинает жить. Там у дяди были свои корреспонденты, служащие, люди, в совершенстве знающие дело. Достаточно вложить капитал. Осталось только немного подучиться. Ах, если бы только Раймонда…
Он бросает атлас в кресло и несется в коридор. Если ему чего-то хочется, он неспособен себя сдержать. Он стучит в дверь.
— Раймонда, это я.
Она ему открывает, и он с первого взгляда замечает, что она плакала. Но ему сейчас нет дела до ее маленьких неприятностей.
— Раймонда, у меня только что появилась великолепная идея.
— Чуть позже, — говорит она. — Я немного устала.
— Нет. Прямо сейчас… Это не долго. Вы знаете… насчет мамы?.. Я в курсе дела. Я только что вернулся из клиники. Глупо было от меня это скрывать.
— Отец вам это?..
— Да нет. Я сам… Я все же способен проявить инициативу… и как раз…
Он приближается к Раймонде, сжимает ей руки.
— Раймонда, послушайте меня внимательно… и перестаньте воспринимать меня как ребенка… Я получаю наследство от дяди… Я могу потребовать, чтобы меня освободили от опеки отца, я где-то это читал, к тому же, я наведу справки.
Он останавливается, потому что теперь его парализует застенчивость.
— Ну и что? — говорит Раймонда.
— А то, что я собираюсь туда уехать… В Калифорнию.
— Вы?
— Совершенно верно. Я… Если я останусь, случится новое несчастье… В то время, как там…
Она смотрит на него с беспокойством, и он раздраженно откидывает назад челку.
— Там я окончательно поправлюсь.
— Вы представляете себе, что вы будете делать один в незнакомой стране?
— Но я буду не один… Вы поедете со мной.
Он краснеет, выпускает ее руки, чтобы она не почувствовала его волнения. Именно теперь он должен казаться сильным, уверенным в себе.
— Раймонда… дядя, в Мен-Алене… вам предложил… Помните?.. Я прошу вас о том же. Я еще в вас нуждаюсь.
Он сует руки в карманы, кругами ходит по комнате, проход мимо дивана, бьет ногой по пуфу.
— Короче, Раймонда, я вас люблю. Это не признание, сейчас не подходящий момент… Я констатирую факт. Но, в конечном итоге, в этом факте нет ничего шокирующего. Я вас люблю, вот и все. Я решил уехать, порвать со своим жалким прошлым… Вы мне поможете стать мужчиной… Вы должны помогать мне до конца.
— Надеюсь, вы не говорите серьезно, Реми?
— Клянусь, что у меня нет желания шутить. Начиная с сегодняшнего утра все будет не так, как прежде; вы должны это понять.
— Но… ваш отец?
— Мой отец!… Что-то, но только не мой отъезд помешает ему дрыхнуть в кровати… И потом… я смогу ему там быть полезным… Ну? Да или нет?
Не отрывая от него глаз, она медленно садится на краешке стула. На этот раз она убеждена, что он не шутит.
— Нет, — шепчет она, — нет… Это невозможно. Не нужно, Реми… Вы не должны думать обо мне.
— Но как вы хотите, чтобы я этого не делал? — кричит он. — Много лет вы постоянно находитесь рядом со мной. Все самые счастливые минуты моей жизни связаны с вами. В этом доме вы были единственным живым существом, единственным человеком, который умеет по-настоящему смеяться, кого искренне любят.
Слева направо она продолжает упрямо мотать головой.
— Вы отказываетесь?.. Скажите же наконец!… Вы меня боитесь?.. Это так?.. Но вы же отлично знаете, что я вас не буду ненавидеть.
И внезапно одна мысль останавливает Реми. Он раздумывает, потом опускается на колени перед Раймондой.
— Ну, будьте со мной откровенны! Вы уверены, что не можете уехать?
— Да.
— Вы кого-то любите?
Жестом опытного мужчины он поднимает ей подбородок. Его взгляд прикипает к этому замкнутому лицу, которое отказывается ему отвечать.
— Выходит, это правда. Вы любите.
Его зрачки сокращаются. Он встает.
— Я должен был об этом догадаться, — говорит он. — Но есть кое-что, Раймонда, чего я не понимаю. Вы никогда не выходите в город… Даже по вечерам….. Итак, где же прячется ваш любимый?
Внезапно его пронзает догадка.
— Он обитает здесь… Кто это? Это все же не Адриен?
Наполовину вытянув перед собой руку, словно желая защититься от удара, она плачет. Но Реми не решается говорить, не решается пошевелиться. Значит злая судьба приготовила ему еще одну мрачную бездну, и ему сейчас предстоит туда ступить. Во рту появляется привкус желчи.
— Отец?
Рука Раймонды падает. У него больше нет необходимости говорить. Сколько лет продолжается эта связь? Без сомнения, с того момента, когда Раймонда вошла в дом. Вот почему братья ссорились между собой, почему дядя так грубо обходился с молодой женщиной, почему, что-то смутно подозревая, Клементина молчала, подавляя свою злобу.
— Извините меня, — бормочет он.
Он отступает до двери. Но у него еще не хватает сил окончательно уйти. В последний раз он смотрит на Раймонду. Он на нее не сердится. Она просто жертва. Как и он.
— Прощайте, Раймонда.
Он захлопывает дверь. Колени у него дрожат. Он спускается в столовую. Ему хочется выпить чего-то покрепче, как в тот день, когда он вышел с кладбища. Но спиртное его не согревает. Его переполняет бессильная ярость, и в то же время ему холодно. Он боится того, что сейчас должно произойти. Он этого не хочет, но это как исходящее из него проклятие. Он направляется на кухню, где Клементина мелет кофе.
— Когда вернется отец, — говорит он, — предупреди его, что мне нужно с ним поговорить.
Глава 8
— Я от вас не скрываю, что он меня немного беспокоит, — сказал доктор.
— Эта чрезмерная экзальтация!… Это упорное нежелание вас видеть… Странный мальчик!… Скажите, в последнее время он что-нибудь читал насчет дурного глаза? Кто ему мог вбить в голову эту мысль?
— Он просто еще ребенок, — произнес Вобер.
— Я не совсем с вами согласен. Он сильно изменился, возмужал. Вот, почему это наваждение может стать опасным.
— Чего вы боитесь?
— Точно не знаю. Но я считаю, что за ним нужен настоящий надзор…
Когда он будет в состоянии выходить, не раздумывайте. Проконсультируйтесь с психиатром. Специалист наверняка найдет источник его психического расстройства… По-моему, когда-то ваш сын испытал сильный шок; без сомнения, он что-то увидел, от чего он упал в обморок… Все идет отсюда.
— Ну и ну, — проворчал Вобер. — Дурной глаз, это что-то новое… Нет, скажите лучше, доктор, что Реми меня просто не любит, что он меня никогда не любил, и он пользуется любой возможностью, чтобы отравить мне существование. Он знает, что в данный момент у меня масса затруднений, и вы видите, как на протяжении восьми дней он специально меня изводит… Как будто я могу согласиться на это абсурдное путешествие…
— Однако, возможно, это было бы лучшее решение. Извините за прямоту, но этот дом для него ничего не значит. С ним остается связано слишком много болезненных воспоминаний, которые, похоже, его мучают. Я почти убежден, что резкая и полная смена образа жизни избавит его от комплексов. Но это при условии, что кто-то будет его сопровождать… Послушайте, а его воспитательница, мадемуазель Луан, разве она не смогла бы?..
— Абсолютно исключено, — сухо оборвал Вобер.
Доктор открыл дверь прихожей.
— В любом случае, — продолжал он, — вам следует принять решение. Невозможно оставлять вашего сына в том состоянии, в котором он сейчас находится. И если он вас заставляет страдать, то, поверьте, он тоже страдает. У меня в самом деле такое впечатление, что перед нами классический случай. Еще пол-года назад я бы не был столь категоричен. Но излечение от паралича доказывает, что все его беды и даже его проблемы с памятью имеют психическое происхождение. Это очевидно! Следовательно, поскольку вы возражаете против того, чтобы он уехал, сделайте то, что я вам сказал. Несколько сеансов — и специалист заставит его признаться себе в том, что он сам от себя скрывает. Правда! Нет ничего лучше. Этот мальчик нуждается в правде.