Планета Ка-Пэкс, стр. 33

– Он ее не обидит.

– Откуда вам это известно?

– Он мне это пообещал.

– Хм. А что еще он вам сказал?

– Сказал, что хочет лететь со мной на КА-ПЭКС.

– А вы что?

– Сказал, что не могу взять его с собой.

– И как он на это реагировал?

– Он был разочарован, пока я не сказал ему, что еще вернусь и тогда заберу его.

– И это его устроило?

– Он сказал, что подождет, пусть только ему разрешат оставить у себя котенка.

– Но…

– Не волнуйтесь, он его не обидит. И вообще, он не причинит вам больше никаких неприятностей.

– Почему вы с такой уверенностью это утверждаете?

– Да потому, что он считает так: если он причинит котенку зло, я за ним не вернусь. На самом деле я бы все равно за ним вернулся, но он этого не знает.

– Вернулись бы? Но почему?

– Потому что я ему обещал. Между прочим, – добавил прот, вышагивая рядом со мной, – вам придется найти еще несколько пушистых существ для других отделений.

А вот каким было последнее задание Хауи. Без всякого предупреждения, мгновенно отозваться на просьбу прота и сделать все, что он ни попросит.

Дня два Хауи носился со скоростью тахиона из библиотеки в свою комнату и обратно в библиотеку – тот самый прежний Хауи. Он не спал сорок восемь часов. Читал Сервантеса, Шопенгауэра, Библию. Но вдруг, пролетая мимо окна комнаты отдыха, в которое он в свое время увидел «синюю птицу», Хауи замер и тут же уселся на тот самый памятный подоконник. И принялся сначала хмыкать, а потом гоготать. Вскоре уже смеялось все отделение, возможно, кроме Бэсс, а потом и вся больница, включая персонал. До всех дошла абсурдность задания прота – готовность ко всему, что только не случится.

– Какая нелепость пытаться подготовить себя ко всему в жизни, – сказал мне Хауи, когда позднее мы стояли вместе на лужайке. – Что случается, то случается, и с этим уже ничего не поделаешь.

Прот в это время стоял возле стены и внимательно изучал подсолнух. Интересно, подумал я, что он видит в нем такого, чего мы не видим?

– Так что же теперь будет с твоим заданием? – спросил я Хауи.

– Que sera, sera, [36] – просвистел он и, откинув голову, подставил лицо теплым лучам солнца. – Пойду, пожалуй, подремлю.

Я предложил Хауи подумать о возможности его перевода в первое отделение.

– Подожду, пока Эрни будет готов.

Но проблема была в том, что Эрни не хотел никуда уходить. На последнем собрании персонала я предложил перевести Эрни в первое отделение. С момента «излечения» следы его разрушительной фобии совершенно исчезли: ни защитной маски, ни жалоб на еду, ни ночных связываний, ни спанья на полу. Он практически проводил все свое время с другими пациентами, особенно с Бэсс и Марией. Он уже научился распознавать всевозможные «я» последней, запоминал их имена и характеры и терпеливо ждал появления настоящей Марии, а когда та появлялась, прилагал все старания, чтобы она подольше не исчезала, ненавязчиво поддерживая ее увлечение шитьем и макраме. Стало совершенно очевидным, что у Эрни талант помогать другим, и я стал уговаривать его пойти получить профессию в сфере медицины или социальной помощи. На что он мне ответил: «Но ведь здесь еще столько всего надо сделать».

Примерно в это же время Чак организовал конкурс на лучшее эссе, победитель которого получал право лететь с протом семнадцатого августа. По плану все работы должны были быть представлены к десятому августа, за неделю до «отбытия» прота, – дата, приближавшаяся с неумолимой быстротой. Прот явно согласился прочесть все эссе к семнадцатому числу. Кое-кто из персонала заметил, что пациенты второго отделения в последние две недели совсем притихли, каждый из них отсаживался в сторонку, долго и напряженно о чем-то думал, а потом, склонясь над листом бумаги, что-то записывал. Единственные, кто не собирался лететь на КА-ПЭКС, были Эрни и Бэсс. Эрни – потому, что у него и здесь было полно работы, а Бэсс – потому, что считала себя недостойной бесплатного путешествия. И конечно, Рассел, назвавший этот конкурс «дьявольской затеей».

БЕСЕДА ТРИНАДЦАТАЯ

С тех пор как моя дочь Эбби в пятнадцать лет сбежала в Техас с гитаристом, она стала вегетарианкой. Эбби ни за что не станет носить меха и уже многие годы не признает использование животных в медицинских исследованиях. Много раз я пытался объяснить ей, какую пользу это приносит человечеству, но она и слышать меня не хочет. Ее стандартный ответ был всегда таков: «Объясни это мертвым собакам». Но в последние годы мы этой темы вообще не касаемся.

Как-то раз Эбби дала мне магнитофонную запись песни китов. В начале нашей тринадцатой беседы, пока прот вгрызался в арбуз, я запустил эту запись. Он вдруг замер и склонил голову набок – в точности как наша Ромашка, когда мы ей дали послушать эту пленку. К концу пленки прот улыбался шире, чем когда-либо. Изо рта его торчал кусок арбузной корки.

– Вы что-нибудь из этого поняли? – спросил я.

– Конечно.

– Что это было? Это их способ общения?

– А вы что думаете, это были кишечные газы?

– И вы можете мне сказать, о чем они говорили?

– Конечно.

– Ну?

– Они передавали друг другу различные сложные навигационные данные, сведения о температуре и солености воды, о типах морских существ, пригодных для питания, и их месторасположении, и много всякого другого, включая поэзию и искусство. И это было очень образно и эмоционально, а по-вашему, наверное, «сентиментально» и малозначительно.

– А вы могли бы мне все это перевести дословно?

– Мог бы, но не буду.

– Почему же?

– Потому что вы используете это против них.

Меня несколько рассердило, что на меня лично взвалили ответственность за истребление китов на земном шаре, но я не нашелся что на это ответить.

– И еще там было послание всем другим существам этой ПЛАНЕТЫ. – Прот умолк и, искоса взглянув на меня, откусил от фрукта очередной кусок.

– Ну? Так вы мне скажете, что это было за послание? Или будете и это держать в секрете?

– Они говорят: «Давайте будем друзьями». – Прот доел дыню, сосчитал: – Раз-два-три-четыре-пять», – и в мгновение ока отключился.

– Вам удобно? – спросил я его, сообразив, что он уже сам себя загипнотизировал.

– Превосходно, мой уважаемый господин.

– Хорошо. – Я глубоко вздохнул. – А теперь я назову определенную дату и хочу, чтобы вы вспомнили, где вы были и что вы делали в тот день. Это понятно?

– Yawohl. [37]

– Отлично. – Я весь напрягся. – Дата – семнадцатое августа 1985 года.

Ни шока, никаких других эмоций.

– Да. – Вот и все, что он сказал.

– Где вы сейчас?

– На КА-ПЭКСе. Собираю себе на обед кропины.

– Кропины?

– Кропины – это такие грибы. Вроде ваших трюфелей. Большие такие трюфели. Пальчики оближешь. Вы любите трюфели?

И хотя я сам затеял этот разговор, я никак не мог понять, зачем он в такую минуту задает эти пустые вопросы.

– Я никогда не ел трюфелей. Но давайте продолжим, хорошо? Что еще происходит? Какие-нибудь вызовы с Земли?

– Представьте себе, прямо сейчас получил вызов, и тут же отправляюсь.

– А что вы почувствовали, когда пришел вызов?

– Я ему нужен. Я почувствовал, что я ему нужен.

– Сколько времени у вас займет добраться до Земли?

– Нисколько. Видите ли, при скорости тахиона время идет вспять, таким образом…

– Спасибо. Вы уже мне все объяснили про полеты со светом.

– Странно, я совершенно этого не помню. Но тогда вы должны знать, что такой полет не занимает ровно никакого времени.

– Да, да. Я просто забыл. Итак, вы теперь на Земле?

– Да. В заире.

– В Заире?

– В эту минуту он обращен в сторону КА-ПЭКСа.

– А теперь вы направляетесь…

– А теперь я с ним.

– С вашим другом?