Планета Ка-Пэкс, стр. 13

В этом деле был еще один аспект, который я не упомянул на собрании: похоже, что присутствие прота оказывало положительное влияние на других пациентов его отделения. Эрни, например, стал реже измерять температуру, а Хауи стал немного спокойнее. Мне рассказали, что как-то раз вечером он даже сел перед телевизором и прослушал концерт нью-йоркской филармонии. Да и некоторые другие пациенты теперь проявляли больше интереса к окружающему их миру.

Одной из таких пациентов была двадцатисемилетняя женщина – назовем ее Бэсс. С тех пор как эту бездомную, истощенную женщину привезли в больницу, я ни разу – ни единого раза! – не видел, чтобы она улыбнулась. С самого ее детства семья Бэсс обращалась с ней как с рабыней. Она делала все: убирала, готовила, стирала. На Рождество если ей и дарили подарки, то это была кухонная утварь или что-нибудь еще, нужное в хозяйстве, вроде гладильной доски. И потому, когда многоквартирный дом, где они жили, сгорел дотла, Бэсс считала, что это она должна была погибнуть в огне, а вовсе не ее братья и сестры. Вскоре после пожара ее привезли к нам в больницу совершенно замерзшей, так как она отказывалась идти в городской приют, предоставляемый бездомным.

С самого начала стоило большого труда уговорить Бэсс что-нибудь поесть. Но она, в отличие от Эрни, который боялся умереть, или Хауи, которому всегда было некогда, считала, что просто недостойна того, чтобы есть: «Какое право я имею есть, когда в мире столько голодающих?» В самый солнечный день Бэсс была уверена, что идет дождь. Что бы вокруг ни случалось, все напоминало ей о какой-либо трагедии, о каком-нибудь страшном несчастье из ее прошлого. Ни электрошоковая терапия, ни всевозможные нейролептические препараты не помогали. Бэсс была самым грустным человеком из всех, кого я знал.

Но вот во время одного из моих, теперь уже нечастых, обходов я увидел Бэсс: она сидела, обхватив руками колени, и сосредоточенно слушала все, о чем говорил прот. Она не улыбалась, но и не плакала.

А семидесятилетняя миссис Арчер, бывшая жена одного из виднейших американских магнатов, в присутствии прота совсем перестала ворчать.

Известной во втором отделении под именем Герцогиня, миссис Арчер приносят еду в отдельную палату и подают ее на тончайшем фарфоре. С рождения приученная жить в роскоши, она без конца жалуется на плохое обслуживание и на дурные манеры всех и каждого. Просто поразительно, но Герцогиня, которая, узнав, что муж ее бросил из-за молоденькой женщины, пробежала нагишом целую милю по Пятой авеню, в присутствии моего нового пациента была как шелковая.

Единственным, кто, казалось, недолюбливал прота, был Рассел, решивший, что прота заслал разведчиком на Землю сам дьявол.

– Изыди, сатана! – выкрикивал он то и дело, ни к кому лично не обращаясь. И хотя многие пациенты по-прежнему стекались к Расселу за советом и сочувствием, «свита» его таяла с каждым днем, тогда как число поклонников прота ежедневно росло.

Короче говоря, суть в том, что присутствие прота оказывало благотворное влияние на многих наших давнишних пациентов, и это ставило нас перед занятной дилеммой: если нам удастся поставить проту правильный диагноз и вылечить его, не пойдет ли это во вред его товарищам по несчастью?

БЕСЕДА ПЯТАЯ

Перед моей следующей встречей с протом я попросил принести из кладовой два старых торшера и вставить в них пятнадцативаттные лампы ночного света в надежде на то, что более мягкий свет побудит прота снять темные очки и я тогда смогу увидеть его глаза. Так оно и случилось, и, хотя теперь в моем кабинете было недостаточно светло, чтобы ясно видеть его целиком, мне – пока он вытаскивал из корзинки плод папайи и предлагал мне от него откусить – наконец удалось разглядеть его, цвета обсидиана, сиявшие, как у ночных животных, глаза.

Пока прот жевал, я как бы невзначай сказал ему дату своего рождения и спросил, на какой день недели оно приходится. Прот пожал плечами и продолжал громко чавкать. Я попросил его извлечь квадратный корень из числа 98 596, на что прот ответил: «Математика не мой конек». Тогда я попросил его сделать то, что он уже однажды делал, а именно нарисовать картину звездного неба, видимую с КА-ПЭКСа, только не со стороны Земли, а с противоположной. Когда он закончил свой рисунок, я сравнил его с тем, который Стив прислал мне по факсу неделю назад. В рисунке прота звезд было меньше, чем в компьютерном, но в общем и целом он с ним совпадал.

Я не стал терять время и спрашивать, откуда ему известно, как выглядит ночное небо с КА-ПЭКСа. Наверняка он бы фыркнул и выдал что-нибудь насчет того, что «я ведь там вырос». Вместо этого я включил магнитофон и дал ему возможность говорить о чем заблагорассудится. Я хотел поточнее выяснить, насколько ему удалось развить свою бредовую идею и что полезного из нее можно почерпнуть – если, конечно, есть что – о его прошлом и о Вселенной вообще.

– Расскажите мне о планете КА-ПЭКС, – попросил я. При этих словах прот просиял. И, не переставая жевать карамболу [14], многозначительное присутствие которого в корзинке не прошло для него незамеченным, спросил:

– А что вы хотите о ней узнать?

– Все. Опишите, скажем, типичный день в типичном году.

– А, – кивнул прот, – типичный день.

Эта идея, судя по всему, не показалась ему отталкивающей. Он прожевал фрукт, и в тусклом свете я увидел, как он сложил вместе кончики пальцев и закатил глаза. Несколько секунд он собирался с мыслями, а может быть, проектировал их на свой внутренний экран или уж не знаю, что он там с ними делал.

– Итак, начнем с того, что у нас нет «дней» в вашем понимании этого слова. У нас большую часть времени сумеречный свет, вроде того, что сейчас в этой комнате. – Последнюю фразу он произнес с уже знакомой кривой усмешкой. – К тому же КА-ПЭКСиане не спят так долго, как вы, и не спят в определенные часы, а лишь тогда, когда у них в этом возникает необходимость.

К тому времени я уже получил доклад персонала о том, как и сколько прот спит. Большую часть ночи он бодрствовал: читал, писал или совершенно явно размышлял, а днем, в неурочные часы, дремал.

– И наконец, КА-ПЭКС не вращается вокруг оси все время в одну и ту же сторону, как ЗЕМЛЯ, а всякий раз, завершив свой цикл, равный вашему двадцати одному году, начинает вращаться в противоположную сторону. Таким образом, длина «дня» варьирует от примерно одной вашей недели до нескольких месяцев, в течение которых КА-ПЭКС замедляет свой ход и начинает вращаться в противоположную сторону.

При этих словах я сделал себе пометку о том, что забыл упомянуть Стиву: траектория движения КА-ПЭКСа вокруг или между их солнц, представленная протом, не совпадала с траекторией в форме восьмерки доктора Флинна.

– Между прочим, – продолжал прот, и глаза его на мгновение открылись, – у нас есть и календари, и часы, только мы очень редко ими пользуемся. С другой стороны, наши часы не надо ни заводить, ни чинить – они, по вашему определению, вечные. Но вернемся к вашему вопросу. Скажем, я только что пробудился после короткого сна. Что я стану делать? Если я голоден, я что-нибудь поем. Вымоченное зерно, например, или фрукты.

Я спросил прота, что он подразумевает под «вымоченным» зерном, и попросил описать какие-нибудь их фрукты.

Глаза его снова открылись, и он выпрямился, словно в радостном предвкушении возможности рассказать во всех подробностях о своем «мире».

– Вымоченное зерно – это вымоченное зерно, – сказал он. – Вымачиваешь зерно до тех пор, пока оно не размягчается, вроде как ваш рис или овсянка. На ЗЕМЛЕ вы предпочитаете их варить. А мы их просто вымачиваем, обычно в фруктовых соках. На нашей ПЛАНЕТЕ есть двадцать один вид употребляемого в пищу зерна, но, в отличие от вас, мы не едим ни одно из них само по себе. Мы их смешиваем, чтобы получить нужный аминокислотный баланс. Моя любимая комбинация – драк, тон и адро. У нее ореховый привкус, похожий на ваши орехи кешью.