Этим займется ОСС 117, стр. 16

Он вышел в конце улицы Лосиновской и пересек сквер, где играли дети. В ста метрах он нашел площадь Дзержинского и Русаковскую улицу.

"Голиаф" жил в доме 28 на Русаковской. Он был тем человеком, который согласно "Детальным инструкциям" должен был вывезти Юбера из России.

Дело провалилось, и теперь Юберу оставалось лишь уйти. Он сделал все, что мог; не его вина, что все так получилось. Хорошо еще, что ему удалось бежать самому.

"Голиаф" был сапожником. Он был одним из членов маленькой еврейской общины, жившей в Сталинабаде, и тоже, как и шпеты, не смешивавшейся с коренным населением.

Юбер, не останавливаясь, прошел мимо лавочки. Сапожник был один и подбивал подметку. Юбер прошел еще метров сто, вошел в подъезд дома, где подождал несколько секунд, потом вернулся назад.

На улице не было ничего подозрительного. Он с самым естественным видом вошел в лавочку. Сапожник поднял голову, чтобы посмотреть поверх очков в металлической оправе.

– Что вы хотите?

– Могли бы вы мне сказать, где живет Голиаф? – спросил Юбер по-русски.

Сапожник насторожился. У него было морщинистое, как увядшее яблоко, лицо, темная кожа и крупный нос. Форма Юбера сбивала его с толку.

– Я знаю многих Голиафов, – ответил он подозрительно.

– Мне нужен сын Ребекки.

Сапожник быстро поднялся. Он был маленьким и немного сутулился.

– Быстро проходите туда, – сказал он. – Я присоединюсь к вам...

Юбер шагнул в дверь, находившуюся в глубине лавочки, а Голиаф подошел к витрине, чтобы посмотреть на улицу.

Юбер оказался в бедно обставленной кухне-столовой. Он взял стул и сел: силы его были на исходе. Пришел маленький человечек:

– Что я могу для вас сделать?

– Переправить меня в Афганистан.

Сапожник пристально посмотрел на форму, потом на опухшее лицо Юбера.

– У вас были неприятности?

– Этой ночью меня арестовали и измордовали в здании МВД. Я смог убежать из медчасти, позаимствовав эту форму.

– Они обнаружили ваше бегство?

– Почти сразу, нет никаких сомнений. В данный момент они должны идти по моим следам.

"Голиаф" поморщился.

– Это очень неприятно.

У входной двери зазвонил колокольчик. Юбер быстро отодвинулся, чтобы его не заметили из лавочки, когда сапожник открывал дверь в нее.

"Голиаф" отсутствовал минут пять. Когда он вернулся, его лицо выглядело очень озабоченным.

– Люди уже знают, что был побег из здания МВД. Повсюду расставлены посты.

– Это нормально.

Маленький человечек снял очки, чтобы протереть стекла, и этот жест напомнил Юберу мистера Смита.

– Вас надо будет спрятать на несколько дней. Было бы безумием покидать город в таких условиях. У вас нет ни одного шанса прорваться. Способ, которым вы убежали, заденет их за живое, и я могу вам гарантировать, что они приложат все усилия, чтобы схватить вас.

Юбер об этом догадывался, но перспектива прятаться, оставаясь в этом городе еще некоторое время, совершенно ему не нравилась.

– Действительно нет никакого способа действовать по-другому?

– Хотите попытаться в одиночку? – отозвался маленький человечек. – Направление на юг вам известно, это туда. Но на меня не рассчитывайте.

– Хорошо, – сдался Юбер, – я сделаю все так, как вы считаете нужным.

"Голиаф" показал на дверь в глубине комнаты.

– Заходите туда. Это моя спальня. Там вы и спрячетесь.

Юбер нахмурил брови.

– Этого будет достаточно?

– Лучшего я вам предложить не могу, к сожалению. Я рискую так же, как и вы.

– Простите.

– Снимите эту форму. Я достану вам другую одежду. Теперь идите в ту комнату. Мы поговорим более серьезно сегодня вечером. Мое слишком долгое отсутствие в лавочке может привлечь внимание.

Он вернулся в мастерскую, а Юбер прошел в соседнюю комнату. Ставни были закрыты, в комнате царил полумрак и стоял неприятный запах. Юбер с сожалением вспомнил о безупречной чистоплотности шпетов.

Он снял форму, оказавшую ему такую большую услугу, бросился на кровать и почти сразу заснул.

9

Был вечер воскресенья. К этому времени Юбер прятался у маленького еврея-сапожника уже больше тридцати часов, и с него было больше, чем достаточно.

Его первой мыслью после побега было как можно скорее добраться до Афганистана, чтобы затем вернуться в Вашингтон. Ему казалось, что дело провалилось, и поправить уже ничего нельзя.

Выспавшись, он посмотрел на вещи уже иначе. Монтелеоне стал причиной его ареста, но рассказал он не все. А молчал он потому, что боялся за самого себя. Юбер думал, что, шантажируя его, угрожая сунуть по горло в дерьмо, сможет заставить его раскаяться в своей вине.

Юбер размышлял над этим целый день. Милиция с остервенением ищет его, пускай. Были жуткие облавы у шпетов, подтверждавшие, что его по-прежнему принимали за немца; но они не могли обыскать в городе каждый дом, остановить каждого прохожего. Это было невозможно...

И уж, конечно, у них не могло возникнуть мысли, что у беглеца хватит смелости вернуться туда, где его арестовали – вернуться к Монтелеоне.

Хорошенько все взвесив, Юбер счел, что может действовать.

– Сегодня вечером мне надо выйти, – объявил он "Голиафу".

Тот посмотрел на него изумленным взглядом.

– Вы сумасшедший.

– Нет, не думаю.

Не раскрывая цели вылазки, он изложил свою точку зрения и сумел убедить собеседника, что он не очень рискует, при условии, что будет избегать общественного транспорта, такси и не станет выходить из города.

– Мне нужно оружие, – сказал он в заключение. – Я не хочу, чтобы меня арестовали снова. И еще часы.

"Голиаф" немного подумал.

– Я думаю, – ответил он, – что вы всегда действуете по собственному разумению. Значит, надо вам помогать. Я достану вам оружие, но вы дадите мне слово не возвращаться сюда, если у вас будет малейшая неприятность. У меня нет никаких причин рисковать в операции, смысла которой я не понимаю.

– Даю вам слово.

Еще вчера "Голиаф" достал Юберу поношенную одежду, похожую на ту, что носят обычные люди. Он ушел в лавочку, витрина которой была закрыта по причине воскресенья, и вернулся через несколько минут с револьвером "маузер", выпущенным до 1914 года.

– Вы стащили его в музее? – спросил Юбер, смеясь.

– Его очень аккуратно хранили, и работает он хорошо. Барабан полный, но других патронов у меня нет; вам придется довольствоваться этими в случае стычки.

– Спасибо, – сказал Юбер, взяв оружие.

Оно было тяжелым и очень хорошо ложилось в руку. Юбер осмотрел его, потом сунул за пояс. "Голиаф" дал ему часы.

– Скажите, – спросил Юбер, – в этой стране у прислуги в воскресенье действительно выходной?

– Да, это абсолютное правило.

– Без исключений?

– На исключения посмотрели бы очень плохо.

Он думал о Марии, домработнице Монтелеоне, он не имел никакого желания встречаться с ней. На этот раз он намеревался воспользоваться восьмичасовой сменой охраны, поскольку темнело в семь.

"Голиаф" объяснил ему кратчайшую и самую спокойную дорогу от Русаковской до улицы Чита. По словам сапожника, дорога заняла бы меньше двадцати минут. Юбер чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы проделать такой путь. Чтобы не привлекать к себе внимания, он снял с лица повязку. Раны нормально заживали.

В семь часов десять минут он вылез через окно в узкий и темный двор и вышел на улицу.

В этот час улицы города были очень оживлены – люди возвращались с воскресной прогулки. Юбер считал, что это очень хорошо. Чем плотнее толпа, тем меньше для него риск быть замеченным.

Ему понадобилось чуть больше двадцати минут, чтобы дойти до улицы Чита. Когда он заметил милиционера, дежурившего перед виллой ученого, его сердце бешено заколотилось.

Какое-то мгновение ему хотелось отказаться от своего замысла, отступить, но он взял себя в руки. "Ты пойдешь!" – приказал он себе.