ОСС 117. Совершенно секретно, стр. 13
– Как?.. Ну... Как все... Он был похож на рабочего в воскресном костюме... Помню, у него была кепка... коричневая, кажется; и еще котомка на плече.
– Он остановил тебя посреди дороги?
– Да. Как раз рядом с камнем, в самом лесу. Я еще подумал что он идет с лесосеки. Там недалеко их несколько.
– Что он тебе сказал?
– Ну... Попросил билет до Адатиума, заплатил и сел на свободное место.
Владимир открыл ящик, достал оттуда фотографию, присланную из Адатиума его коллегой Григорьевым, и протянул ее шоферу.
– Ты знаешь этого человека?
– Это... Это не тот, о ком мы говорили!
– Я знаю, – нетерпеливо сказал Владимир. – Ты его видел?
– Л а. Я его часто возил. Это милиционер из Адатиума, верно?
– Да. Когда ты его видел в последний раз?
Шофер задумался, потом его тупое лицо вдруг выразило радость.
– О! Как раз в тот день, когда посадил того типа у пятого камня. Подождите! Да, тот тип сел как раз рядом с милиционером, который, правда, был не в форме!
Комиссар почувствовал, как у него по спине пробежала дрожь.
– Значит, он сел рядом с милиционером? Они разговаривали?
– Этого я не знаю, товарищ комиссар. Я ведь за рулем, мне надо следить за дорогой, так?
– Разумеется. В Адатиуме они сошли с автобуса. А ушли они вместе?
Шофер поджал губы и с сомнением покачал головой. Механизм его памяти, казалось, немного заржавел и не сразу заводился. Наконец, он вспомнил.
– Я не видел, как они выходили, товарищ комиссар. Я был на крыше, снимал багаж пассажиров. Потом я хотел подмести в салоне и увидел, как высокий вышел из закусочной и пошел в сторону Александровского шоссе. Сразу после него милиционер тоже вышел из закусочной и пошел в ту же сторону, что и высокий.
– Далеко позади него?
– Метрах в пятидесяти. Где-то так. Было темно...
Владимир взял фотографию, которую ему протягивал собеседник, и убрал ее в ящик.
– Ладно, – сказал он. – Ты мне больше не нужен. Можешь идти. И никому ни слова, а не то...
По лицу шофера пробежала тень страха. Он вышел, пятясь и обещая держать язык за зубами. Владимир снял трубку внутреннего телефона и приказал:
– Через четверть часа мне нужна машина. Без шофера. Я поведу сам... Направление? Запишите: Адатиум и Александровск.
Он вышел в коридор и по пути обратился к одному из секретарей:
– Прекратите допросы Такары. Держите его в одиночке до моего возвращения. Я уезжаю на двадцать четыре часа.
8
Уже второй раз после наступления темноты Юбер проходил по оживленной набережной Максима Горького. Он шел решительным шагом, как человек, имеющий определенное дело и знающий, как его выполнить. Таким образом ни один милиционер, обеспечивавший безопасность порта, не обратил на него внимания.
Он сделал свой выбор. Длинная и тяжелая самоходная баржа, погрузка которой закончилась, имела покрытую брезентом спасательную шлюпку, куда было сравнительно легко забраться с причала.
Набережную освещали фонари, но их было недостаточно, и каждое судно, готовившееся к отплытию, освещалось еще и прожекторами, установленными на верхушках кранов. Когда погрузка заканчивалась, прожектора выключались и баржа оказывалась в тени.
На набережной перед выбранной Юбером баржой лежали две огромные стопки кирпичей, разделенные узким проходом. Убедившись, что в тени крана его никто не может заметить, он скользнул в этот проход, сжался на своей котомке, положенной там час назад, и стал наблюдать за баржой.
Он проследил за отходом многих судов и знал, что на борту барж только два члена экипажа: капитан, стоявший за штурвалом и прокладывавший курс, и помощник, видимо, занимавшийся дизельным мотором.
Из кабины вышел человек в фуражке, державший в руке бумагу, наклонился над люком и крикнул, чтобы помощник включил мотор и дал ему прогреться, пока он сам сходит завизировать документы в управление порта. Он спрыгнул на причал и пошел к административному зданию, расположенному в двухстах метрах дальше.
Юбер не шевелился и ждал. Через минуту громко застучал включенный дизель. Тогда он встал, взвалил котомку на плечо, неторопливо прошел короткое расстояние, отделявшее его от баржи, и поднялся на борт.
Никакой реакции. Если кто и видел его, то не нашел в его действиях ничего подозрительного. Он тихо дошел до спасательной шлюпки, к счастью, расположенной в очень темной зоне. Не было никакой опасности, что его услышит помощник, оглушенный грохотом дизеля.
Котомка исчезла под брезентом первой, за ней последовал Юбер. Шлюпка была большой, и в ней можно было вытянуться во весь рост. Юбер очень осторожно опустил брезент, устроился поудобнее, положил голову на котомку и довольно улыбнулся.
Потом он подумал о Лин Манновой и горько пожалел, что не взял ее на сене, когда она была готова отдаться... Он еще мечтал о ней, когда заметил, что шум мотора стал громче и судно тронулось с места.
Начался последний этап пути в Погоби.
Лин Май нова проснулась, как от толчка, и прижала руку к безумно заколотившемуся сердцу. Кто-то звонил в дверь. Она включила лампу в изголовье и посмотрела на часы: два десять. Кто мог прийти к ней среди ночи?
Она отбросила одеяло и встала. Квартира, как и весь дом, хорошо отапливалась; она спала голой и заметила это только у двери в прихожую. Она вернулась, набросила синий халат и спросила через дверь:
– Кто там?
– Владимир.
У нее перехватило дыхание.
– Но, Владимир; – заметила она, – я не могу впустить тебя сейчас. Это неприлично... Я спала и...
– Дело очень серьезное, Лин Маннова. Открой мне немедленно...
Она вздрогнула. Он никогда не называл ее по фамилии. Что случилось? Как бы то ни было, лучше выслушать, что он скажет. Лин не имела привычки отступать перед опасностью и открыла дверь.
– Входи, Владимир. Что случилось?
Чекист вошел со злым лицом и направился прямо в комнату. Она прошла следом, кокетливо запахивая пеньюар на голом теле.
– Садись. Снимай пальто. Хочешь выпить? Немного водки? Кажется, в бутылке кое-что осталось...
Владимир снял пальто, бросил его на кровать и задернул шторы на окне.
– Не беспокойся, оно закрыто ставнями.
К ней полностью вернулись хладнокровие и способность к борьбе. Он повернулся к ней лицом, и Лин даже сумела улыбнуться.
– На твоем месте я бы не смеялся! Это очень серьезно! Ты рискуешь головой!
По всей видимости, он сумел узнать что-то, чего она не смогла предусмотреть. Лин гордо и холодно сказала ему:
– Объясни, прошу тебя.
Владимир подошел к ней и взял за плечи. Его глаза метали молнии, на скулах играли жевлаки.
– Слушай, Маннова, я все знаю. Такара доставил к берегу иностранного шпиона. Этот шпион разделся и добрался вплавь до берега возле твоего дома. Ты его приняла, купила у Китайца новую одежду для него... Как видишь, я всю знаю. Этот шпион сел в автобус на Адатиум у пятого камня. Один милиционер обратил на него внимание и стал следить...
Он замолчал, задохнувшись. Пораженная, она делала невероятные усилия, чтобы не выдать себя, и у нее свело мускулы шеи. Лин быстро открыла рот и шумно вдохнула воздух. Ее сотрясла сильная дрожь. "Я пропала", – подумала она, и от ее застывшего лица отхлынула кровь...
Владимир расхохотался горьким смехом.
– Ты боишься! – закричал он. – Боишься! Самое время!
Он стал грубо трясти ее, осыпая ругательствами. Его глаза были налиты кровью, по подбородку текла тонкая струйка пены. Он сделал ей больно, и именно боль вернула женщине потерянное хладнокровие. Лин высвободилась резким движением и бросила ему ледяным тоном, полным презрения:
– Посмотри на себя, Владимир. Посмотрись в зеркало!
На секунду он замер, потом медленно выдохнул, сделал несколько шагов по комнате и вернулся к ней, внешне успокоившись.
– В Адатиуме, – продолжил он, – тот шпион должен был встретиться с тобой на ферме, где ты ночевала. Милиционер проследил за ним до моста через реку...