Когда бессилен закон, стр. 69

Казалось, наша семья никогда не выкарабкается на свет. За сотню лет, с самого рабства, никто из нас, кроме Аманды, и двух шагов из этого рабства не сделал. А теперь как будто кто-то сказал: «Нет, вы зашли слишком далеко. Я превращу эту девчонку в ничто!» Сначала — изнасилование, а потом она умирает в канаве, и никто не разбирается с этим делом, потому что ей пришлось свидетельствовать против вашего сына. Но она никогда...

Я сидел рядом с ним перед письменным столом. Мы оба склонили головы, словно на богослужении. Я мог говорить очень тихо, и он все равно меня слышал.

— Менди сказала неправду, когда свидетельствовала против моего сына.

Он посмотрел на меня так, что мне показалось, будто одна из его лапищ вот-вот сожмется в кулак и он ударит меня по лицу.

— Она никогда... — начал он.

— Она сделала это. Но только потому, что ее заставили. Ей нельзя было отказаться.

Грегори Стиллуэлл пристально смотрел на меня. Он забыл о различии между нами. Он смотрел так, словно правда была запрятана где-то в глубине моих глаз и он мог вытащить ее оттуда своим взглядом. Я рассказал ему о маленьком франтоватом человеке, который разговаривал со мною под мостом, и о том деле, которое я закрыл. Я рассказал ему о том, как необходимо мне было поговорить с Менди, что и стало причиной ее смерти.

— Кто? — спросил он.

Похоже, он поверил всему. Только в своем рассказе я не назвал ему имени человека, чье дело было мною закрыто.

— Я назову его, если вы пообещаете, что ничего не предпримите в связи с этим. Чтобы добраться до него, мне понадобится ваша помощь. Если вы займетесь им сами, то ничего не добьетесь — он слишком хорошо защищен. И вы можете лишить меня возможности до него добраться.

Ему нелегко было дать мне такое обещание. Он еще некоторое время смотрел на меня, затем отвернулся, глядя в угол.

— Аманда не имела к этому никакого отношения, — пробормотал он. — Просто случилось так, что она оказалась в том месте, и как только он получил от нее, что хотел, он выбросил ее, будто бумажную куклу. И подстроил все так, будто она какая-нибудь последняя наркоманка, хотя именно это она и ненавидела больше всего на свете.

— Вероятно, вам будет очень нелегко, зная все, ничего не предпринимать. Может быть, мне лучше не называть имя?

— Самое горькое я уже знаю, — сказал он. — Если даже мне будет известно его имя, хуже теперь не станет. Но что вы собираетесь сделать с этим человеком?

— Мой сын все еще находится в тюрьме. Чтобы освободить его, я обязан доказать, что тот человек действительно это сделал. Так что я имею самый веский мотив.

Он кивнул.

— И вы докажете, что он убил Аманду только потому, что это было частью его плана?

Я пожал плечами. Я не пытался его обманывать.

— Если этот человек такой дурной, как вы говорите, то он не остановился бы перед убийством какой-то чернокожей девчонки. И еще он наверняка должен знать, что вы постараетесь до него добраться.

Он оценивающе посмотрел на меня.

— Может быть, вы лучше скажете мне это имя, потому что свой шанс вы упустили?

Ему трудно было отказать в логике.

— Дайте обещание, — потребовал я.

— Я обещаю.

— Его зовут Клайд Малиш. Мне нужно, чтобы ваша семья узнала то, чего никто другой знать не может.

— Так этот Клайд Малиш добрался до Аманды?

— Да.

— Я могу сказать это прямо сейчас. Ее дети. Больше ничто не могло бы заставить Аманду соврать. Она не боялась ничего, кроме этого. Ее пугала единственная вещь на свете: что ее дети пойдут по дорожке своего папаши. А ее парень, Пол, как раз уже в том возрасте, когда Аманде приходилось беспокоиться, с кем он водит дружбу.

— Я думал о детях. Но, может быть, вы сумеете выяснить, кто разговаривал с нею?

Он кивнул.

— Я сделаю все, что смогу. Я бы с радостью чем-то помог вам ради Аманды. И если ваш план не сработает...

Мы поднялись. Я сказал:

— Я еще до вашего прихода знал, каким человеком была Аманда. Нанятый мной следователь проследил ее жизнь со школьной скамьи до ее последнего дня и не нашел ничего дурного. Я постараюсь привлечь Клайда Малиша к ответственности за то, что он сделал с нею, даже если к моему сыну это не будет иметь никакого отношения.

Он долго смотрел на меня, пока, набравшись сил, не сказал:

— Я верю вам. Мне совсем не важно, что вам приходится делать это в первую очередь ради вашего сына.

В дверях мы попрощались за руку. Его ручища была весьма мощной, но он не стал превращать рукопожатие в соревнование.

— Я рад, что пришел, — сказал он и удалился.

Я почувствовал, что напряжение понемногу отпускает. Когда бессилен закон, если ничего нельзя сделать именем закона — к тому же для закона было несколько поздновато, — преступника все равно ждет заслуженное возмездие.

И все-таки это не решало моей проблемы: как доказать то, что случилось на самом деле. Никакого ключа к решению не было. Проходили дни, и ни одна из ниточек, которые я вытягивал, не приносила результатов. Пришел сентябрь с незаметно минувшим Днем независимости. У меня не было ни уик-эндов, ни рабочих дней. Откровенно сникнув, я просиживал дни за своим рабочим столом. Перестал навещать Дэвида. Я не мог поехать к нему, не имея хоть какой-то надежды, которую мог бы ему дать, а у меня ее не было.

Глава 12

Я вернулся к изучению толстенного досье в центральном архиве: досье на Клайда Малиша. Наш специальный отдел завел этот архив для особенно сложных и запутанных дел. Там хранились выданные по нашему запросу протоколы банковских операций, свидетельские заявления, полученные нами копии сделок и контрактов. Это была огромная куча бумаг, по большей части ни о чем не говоривших. Там можно было собрать своего рода «дело» на любого преуспевающего или разорившегося бизнесмена, если в том возникала необходимость. Я уже готов был отказаться от этой затеи, но когда ни одно из других расследований ничего не дало, я снова зарылся в эти бумаги.

Банковские записи являли Малиша как бизнесмена с большим ежемесячным доходом, однако вовсе не огромным — не таким, каким он был в действительности. Досье явно указывало на то, что большая часть прибыли укрывалась. К примеру, многие из тех, кто постоянно находились в доме Малиша, выдавали себя за его друзей, работавших где-то вне дома и по случайным контрактам. Мы же пришли к выводу, что Малиш попросту хорошо платил им наличными.

Интуитивно я решил поискать, нет ли в деле записей о том, какие гонорары Малиш выплачивал своему адвокату, Майрону Сталю. Сумма, которую человек получает за выполнение юридической работы, как правило, указывает и на то, какая ее часть является противозаконной. Нам пришлось заключить, что Малиш стремился создать впечатление, будто все это лишь деловые расходы. Год назад он выплатил Сталю пятьдесят пять тысяч долларов. Так выходило по документам. Я предположил, что неофициально Сталь получил сумму по меньшей мере вдвое превышавшую эту. Пятьдесят пять тысяч — это примерно тот гонорар, который выплачивали своим консультантам крупные юридические фирмы. Мои главные обвинители, к примеру, получали почти столько же.

Когда-то Малиш по дешевке скупил недвижимость, которая теперь, как выяснилось, приносила ему весьма солидные доходы. Деловые контракты обеспечивали его долю в распределении прибылей. И он не собирался попадаться, как Ал Капоне [7]: Малиш исправно платил все налоги.

Занимаясь этими подсчетами, я пришел к ошеломляющему открытию. Цифры имеют свою собственную ужасную симметрию, которая исключает какие бы то ни было человеческие соображения. Мне показалось вполне резонным, что человек предпочитает охранять эту структуру. Каким способом — не имело значения. Цифры безразличны к преступлению или боли. В подобных уравнениях тюремное заключение Дэвида, смерть Менди Джексон — всего лишь стрелки на общей блок-схеме. Я легко представил себе, как человек, видя перед собой лишь цифры, мог отдавать приказы, которые должны были привести к определенным результатам.