Золотая молния, стр. 38

Сердце у Рейнджера сжалось.

— Что ж, сынок, сам видишь, как обстоят дела.

— Не вижу! Мне только кажется, что впереди меня грозовое облако. Вот и все, что я вижу. Ничего, кроме черной тучи.

Левша вздохнул.

— Попробуй взглянуть на дело иначе. Например, с ее стороны. Предположим, ты ей тоже очень нравишься и она забудет, что именно ты преследовал ее с волками по холмам, забудет все это, но как она будет относиться к человеку, убившему ее родственника Чета Лайонза?

— Она будет переживать из-за этого? — удивился Оливер. Его губы кривились, глаза потускнели от боли и страха.

— Переживать? Да она захочет увидеть тебя повешенным! Вот чего она захочет! — Левша резко обернулся к Оливеру. — Сынок, тебе придется перестать преследовать Лайонза, тогда ты сможешь заполучить девушку. Возможно, тебе повезет!

У Кроссона вырвался сдавленный стон, но юноша медленно покачал головой:

— Я дал клятву. Не могу ее отменить. Я дал клятву более высокую, чем небо, и более глубокую, чем ад. Я должен выполнить ее!

Глава 34

После ухода Левши и девушки Менневаль и Честер Лайонз продолжали некоторое время сидеть за угловым столиком и смотреть друг на друга. Затем Менневаль чуть улыбнулся и коротко кивнул:

— Ты все тот же, Чет.

— Не изменился? — с любопытством спросил Лайонз.

— Да. Выглядишь как тогда.

— Но уже не тот.

— Объясни!

— Не знаю, стоит ли распространяться об этом? Сегодня ты здесь, Менневаль, а завтра тебя и след простыл. Почему тебе хочется разузнать обо мне?

— Ради нашего прошлого. И ради будущего тоже. Молодой Кроссон идет по твоему следу. А я интересуюсь парнем.

— Ты?

— Ну да.

— Что он для тебя?

— Я знал его отца, когда тот был школьным учителем в холмах. И знал мальчика, когда тот был ребенком. Я много думаю о Кроссонах. Вот и все. — Менневаль помолчал несколько секунд и добавил: — Но я могу догадаться, почему ты считаешь, что изменился.

— Скажи!

— Ты всегда был одним из тех парней, которые думают, будто ведут себя совершенно правильно. Сегодня ты плохой, но завтра ты добела отмоешь свои грязные руки. Верно?

Менневаль улыбнулся, однако Лайонз остался серьезным.

— Вот тут ты ошибаешься! Я всегда хотел жить честно. А теперь сделал это.

— И сколько назначили за твою голову? — поинтересовался Менневаль.

— За мою голову ничего не назначили. Все кончено. Меня разыскивали не за убийство. Совсем за другие вещи… За многие другие вещи. Но я работаю. У меня есть связи в разных местах. Я поднакопил денег. Думаю, вскоре смогу спуститься вниз, предстать перед судом и очистить мое имя в глазах закона.

— Ты всегда был оптимистом! — усмехнулся Менневаль.

— Возможно, я дурак, хотя так не думаю, — отозвался Лайонз. — Я собрал приличную сумму.

— Приличную сумму? — удивился Менневаль.

Лайонз нахмурился.

— Знаю, что ты имеешь в виду. Грязные деньги. Но я скажу тебе, приятель, что давно потратил грязные деньги. Они ушли так же, как и пришли. Сейчас я говорю о сбережениях, заработанных честным трудом. Я нашел выход богатой жилы в горах. Разработал ее собственными руками. Вынул оттуда триста фунтов песка, самородки, много самородков. Триста фунтов красного золота. Вот что изменило меня. И еще девушка.

— Как могли тебя изменить шальные деньги?

— Можешь считать меня дураком, если угодно, но я подумал, если Господь дает такой шанс никчемному бандиту вроде меня, то, вероятно, Он хочет, чтобы я изменился.

— Ну конечно! — засмеялся Менневаль.

— Почему ты здесь, Менневаль? — спокойно спросил Лайонз. — Чтобы затеять со мной драку?

— Я здесь для того, чтобы спасти твою жизнь, — невозмутимо ответил Менневаль.

Лайонз вскочил, даже оглянулся через плечо, будто опасность украдкой уже приблизилась к нему.

— Нет, его здесь нет! — успокоил Менневаль. — Но вскоре он сюда придет. Так ты живешь честно, Чет? Хочешь уплатить половину своих денег хитрому адвокату, чтобы тот очистил твою репутацию?

— Хочу попытаться сделать это. Думаю, получится. Уже два года, как за мной ничего нет. Люди много жаловались на меня, обвиняя во всех смертных грехах, но теперь я чист. Кое-кто из парней прибился ко мне, надеясь, что я поведу их. Но они сами себя вели. У меня было имя, я являлся номинальным лидером, ожидая того времени, когда я смогу уехать отсюда, а теперь, похоже, это время пришло. Я должен уехать. Девочка хочет, чтобы я поступил именно так.

— Ты, конечно, говоришь о прекрасной Нэнси?

— Да, о Нэнси. И более чем прекрасной. То, что ты видел, — это ведь лишь поверхностное. У Нэнси самая добрая душа, когда-либо принадлежавшая женщине.

— Но все-таки женщине! — привычно хмыкнул Менневаль.

Губы Лайонза дернулись, лоб избороздили морщины, но когда он взглянул в лицо собеседника, что-то заставило его остановиться. Лайонз будто ощутил дуновение холодного ветра. Он вздрогнул и опустил глаза.

— Я сказал тебе, что собираюсь делать, — продолжил Лайонз. — Не знаю, почему я так распустил язык. Думаю, тебе глубоко наплевать на все это.

В этот момент с улицы донесся дикий гвалт. Шум был таким сильным, раздавались такие крики, индейские вопли и взрывы отдаленного смеха, что все, кто завтракал в гостинице, немедленно выскочили на улицу, даже те, кто не успел съесть ни кусочка. Лишь Менневаль и Лайонз не обратили ни малейшего внимания на происходящее. Мужчины продолжали смотреть в лицо друг другу через разделявший их узкий стол.

— Что ж, попробую объяснить тебе, что меня волнует, — сказал Менневаль. — Для начала точно, как пророк, предскажу тебе, что с тобой произойдет. Молодой Кроссон собирается выследить и поймать тебя. Возможно, найдет именно в этом городе и убьет без промедления.

Лайонз приподнял голову:

— Он странный молодой человек. У меня есть доказательства его странностей. Может быть, ты знаешь его лучше.

— Да, знаю, — коротко подтвердил Менневаль.

— Понимаю, что он опасен, но сумею за себя постоять. Я убежал от него вчера вечером, но поступил так только из-за девочки. А больше не отступлю перед ним ни на шаг, до конца моих дней, как никогда не отступал прежде. — Лайонз вспыхнул. — Да, верно! Однажды отступил перед тобой. Но теперь я сильнее, чем был тогда!

— Позволь кое-что сказать тебе, — угрюмо перебил Менневаль. — Будь я сражающейся машиной, как в те дни, я не имел бы ничего против этого парня. У него есть хитрость и ловкость. Он силен. Более того, обладает волей. Он мог бы перепрыгнуть горы, мог бы переплыть океаны. У него есть сила проделать все это!

Лайонз пожал плечами, но продолжал внимательно слушать.

— Если ты останешься здесь, можешь считать себя мертвецом. Да, здесь ты окружен людьми. Но он найдет способ добраться до тебя, и через две секунды ты будешь лежать мертвым, вместе со всеми твоими тремя сотнями фунтов красного золота и всем прочим. — Менневаль указал на пол, и его жест был настолько выразителен, что собеседник инстинктивно взглянул вниз, слегка изменившись в лице, словно увидел самого себя безжизненно вытянувшимся там, с остекленевшими глазами и широко раскинутыми безвольными руками.

Лайонз решительно сглотнул слюну.

— Думай как хочешь, а я думаю иначе. И никогда не покрою себя позором, не стану убегать ни от одного человека, даже если увижу подписанный мой смертный приговор.

Менневаль наклонился через стол.

— Ты это сделаешь! — мягко, но настойчиво произнес он.

— Никогда!

— Послушай меня, Лайонз. Честно говоря, мне наплевать на тебя. Меня интересуют Кроссоны. И у меня есть на то причина. Между мной и старым Питером Кроссоном произошло кое-что, о чем весь прочий мир не способен догадаться. Можешь умереть и сгнить в земле, мне — плевать! Но я хочу, чтобы руки мальчика остались чистыми. Вот почему прошу, чтобы ты уехал отсюда, и уехал немедленно. Тебе понятно?

Лайонз передернул плечами, медленно покачал головой. Но его заинтриговали огонь в глазах Менневаля, смесь властности и мольбы в его голосе. Он хорошо знал этого человека, достаточно хорошо, чтобы поклясться, что никогда прежде Менневаль не снисходил до просьбы. Между тем гроза Арктики продолжал говорить: