Золотая молния, стр. 2

Внезапно зазвучал целый хор низких умиротворяющих голосов:

— Выпей, Левша! Тебе станет лучше.

Билл выпил и закрыл глаза, чувствуя, как огонь проникает в желудок.

— Как это случилось?

— Ну, он просто устал. Немного приболел, больше ничего. Просто устал и махнул на все рукой.

— Ему никогда не везло, — сказал Левша. — Я ни разу не видел, чтобы удача улыбнулась старине доку. Правда, он никогда не сдавался, не сходил со следа, не бросал кирку — ничего подобного. Всегда продолжал сражаться.

— Ну, Билл, в этих местах человеку однажды приходится махнуть на все рукой.

— Да, верно, — подтвердил почтальон.

Он снова выпил. Потом все увидели, как его борода приподнялась, — это Рейнджер изо всех сил сжал зубы.

— Ну, — подал голос Проныра, — плохой ветер никому не приносит добра. У старого Харнесса не было ни детей, ни родственников. Он любил повторять, что сам себе отец, сын, кузен, кузина, тетя и дядя. Ты был самым близким ему человеком, старина. Возьми себе этот мешок!

— Я? — переспросил Левша и поднял седую голову, уставившись в пространство. — Никогда не возьму отсюда даже унции!

Глава 2

Это заявление заставило всех повернуться к Рейнджеру, хотя никто не удивился. Когда люди достаточно долго живут на Севере, они привыкают не обращать внимания на странности других. Любые странности принимаются как нечто само собой разумеющееся. Если кто-то считает исключение правилом, то ему совершенно нормальный человек начинает казаться уродом.

И вот все посмотрели на Левшу, но никто ничего не сказал. Его просто рассматривали, чуть кивая, словно ожидая, что сейчас произойдет нечто интересное.

Лишь один человек пошевелился — мужчина среднего роста, довольно стройный, насколько можно было судить о его фигуре под тяжелым пальто. Поднятый воротник закрывал нижнюю часть его лица. Этот человек встал со стула в дальнем конце комнаты, отложил газету, которую читал, и, подойдя к концу стойки бара, облокотился на нее так, чтобы иметь возможность видеть длинную полированную поверхность стойки и взглянуть прямо в лицо почтальона. Он казался заинтересованным, хотя падающая на лицо тень от капюшона не позволяла увидеть выражение его глаз.

— Если не хочешь к ним прикасаться, — обратился Проныра к Левше, — то хотя бы расскажи нам о них. Это плата за убийство?

Рейнджер пристально посмотрел на бармена.

— На них кровь дока, — угрюмо произнес он. — Они испачканы кровью дока.

— Значит, ты их не возьмешь?

— Нет.

— Тогда как с ними поступишь? Отдашь правительству?

— Черт побери правительство! — заявил кто-то. — Что оно делает для нас? Что правительство хоть раз сделало для старика Харнесса?

Рейнджер чуть повернул голову и взглянул на говорящего.

— Полагаю, правительство немало сделало для всех нас. Правительство как деревья. Вы не можете видеть, как они растут день за днем, но они, черт побери, все время растут, пока вы спите. Но вот что внутри? — При этом он ткнул указательным пальцем в мешок. Песок был упакован настолько плотно, что на ткани не осталось даже вмятины.

— Вы имеете в виду мешок или правительство? — поинтересовался Проныра.

— Я пытаюсь понять, как, по мнению дока, я должен поступить с этим песком.

Рейнджер опустил голову и прищурился, будто внимательно прислушиваясь к какому-то далекому голосу.

— Док был хорошим человеком, — задумчиво произнес кто-то.

— Он один был такой, — поддержал другой. — Скольким людям, потерявшим все, он помог? Тысяче, не меньше! Вот куда всегда уходили его деньги. Рулетка мало чем могла поживиться у Харнесса. И карты тоже, и выпивка. Он никогда не хотел много. Два или три раза вроде даже накопил достаточно, чтобы бросить эти места и отправиться на юг разводить коров. Хотел купить землю и работать на ней. Всегда об этом мечтал.

— Теперь никогда не увидит ни коров, купленных на этот песок, ни пастбища, где они могли бы пастись, — проговорил Проныра.

— Никогда, — подтвердил Рейнджер. — Два раза он имел почти столько, сколько надо. А когда потребовал, чтобы Чучело Миллер отдал ему половину песка, намытого в первый год, я не думал, что Миллер поступит по справедливости. Но Чучело сыграл честно. Он передал мне песок, чтобы я отвез его Харнессу. А док умер, когда у него наконец появился шанс отправиться на юг, а не на небеса… Один Господь знает, почему все так получилось. Док всегда упускал свой шанс. И никогда не мог сказать «нет» человеку, просившему его о Поддержке, каким бы бродягой тот ни был. Думаю, у этих денег была бы такая же участь. Просто не могу себе представить, на что бы еще док их потратил.

— Вероятно, ты прав, — поддержал его один из мужчин.

— Ладно, я принял решение, — объявил Билл. — Оставлю этот мешок в Серкл-Сити. Пусть песок попадет к тем, кому он больше всего нужен.

— И кому же доверишь такое дело?

— Не знаю. Проныре здесь все известны, пусть он назовет честного человека.

Глаза Проныры жадно сверкнули.

— Ну, не знаю, — протянул он. — Надо подумать. Я обо всем позабочусь, сынок!

Левша внимательно на него посмотрел и сделал глоток, прежде чем произнес:

— Проныра, ты тверд как скала. Под небесами не найдется человека, способного тебя испугать. Не сомневаюсь. Но как я могу доверить тебе мешок, если ты уже собрался запустить в него свои жадные руки?

Оскорбление не заставило хозяина салуна ни вспыхнуть, ни побледнеть. Джо просто улыбнулся.

— Я боюсь Менневаля, — сообщил он.

— Что? Его? — воскликнул Рейнджер. — Да, полагаю, ты боишься Менневаля. Полагаю, тут все его боятся. А если Менневаль заявится в Серкл-Сити и проверит, что ты сделал с деньгами?

— Менневаль больше никогда не появится в Серкл-Сити, — возразил кто-то.

— Во всяком случае, до тех пор, пока у нас при себе оружие, — добавил другой.

— Как он может жить там совсем один?

— Он не один. У него есть собаки.

— И в каждой собаке сидит маленький демон.

— Я хотел бы отдать тебе эти деньги, — объяснил Рейнджер Проныре. — Ты мог бы сделать с их помощью много хорошего, угощая парней выпивкой, когда они чувствуют себя одинокими и несчастными, давая им поесть, когда они голодны, независимо от того, честны они или нет. Но я хотел бы, чтобы кто-нибудь за тебя поручился и периодически проверял. Я не собираюсь клеветать на тебя или оскорблять тебя, Проныра. Кстати, твои напитки вполне честны!

Джо, казалось, не обратил внимания на слова Левши. На самом деле он имел настолько дурную славу и совершил в своей жизни столько преступлений, начиная с мелких краж и кончая убийством при ограблении банка, что слова почтальона задели его куда меньше, чем можно было предположить. Кроме того, как мог Проныра сорвать гнев на Левше — человеке чуть старше средних лет, любимце Севера, о котором хорошо было известно, что он даже не носит при себе оружия. Вот почему Джо просто улыбнулся.

— Думаю, тебе придется долго ждать, пока здесь появится Менневаль, — предположил он.

— Нет, ни секунды! — раздался голос с дальнего конца стойки.

Все головы повернулись к стоящему там мужчине средних лет. Тот чуть сдвинул назад капюшон, и изумленные старатели увидели чисто выбритое, худое коричневое лицо, почти такое же коричневое, как у индейца, но не такое красновато-обветренное, знакомое всем путешествующим по снегам Аляски, а цвета настоящего красного дерева. На этом темном фоне ярко сияли голубые глаза. Однако в лице было нечто большее, чем контраст красок.

Конечно, все в салуне узнали этого мужчину. Но никто не выкрикнул имени, по комнате пронесся лишь легкий шепот:

— Менневаль!

Проныра окаменел. Он слегка повернулся к Менневалю и невидимой тому правой рукой очень медленно и осторожно взял с полки под стойкой кольт.

— Я ручаюсь за этот мешок золота, — произнес Менневаль. — Ручаюсь, что Проныра будет расходовать его честно и только на достойных людей и никогда не положит даже унции в свой бездонный карман. Да и зачем ему это делать, если большая часть денег все равно попадет именно в его бар? — Его голос чуть изменился. — Проныра, положи револьвер, не будь идиотом!